В плену желания - Джорджетт Хейер

– Я тоже так полагаю, – согласился Челлоу. – Его светлость не погиб. Скорее всего, милорд угодил в очередную историю. Ох! Не следовало бы мне позволять ему ехать одному, но милорд обвел меня вокруг пальца, мастер Кит. Я-то понадеялся, что его светлость не отправится искать приключения на свою голову сразу же после того, как дал себя захомутать… Нам ничего не остается, только ждать, пока он приедет, и тогда все станет на свои места. Другого выхода нет… Если вам сегодня надобно выезжать, то у меня есть превосходная пегая кобыла, которая подойдет как нельзя лучше. Коль желаете в экипаже, могу запрячь в бричку[19] пару замечательных лошадей с изумительно ровной поступью. На таких прокатиться по Гайд-парку – одно удовольствие. А еще могу предложить тильбюри[20] его светлости. На эти тильбюри сейчас большая мода в Лондоне.

Однако Киту пришлось огорчить старого конюха: как оказалось, в намерения хозяина отнюдь не входил выезд в Гайд-парк и прочие публичные места. Вежливо отклонив все предложения, молодой джентльмен поинтересовался, не известно ли Челлоу что-либо о таинственном дельце мистера Лактона.

– А-а-а… – презрительно протянул конюх. – Он пытался всучить его светлости коня, которого тот не хочет покупать. Такой кляче не место в наших конюшнях.

– Ну, если его светлость не хотел его приобретать, так почему сразу же не отказал мистеру Лактону?

– Вы же его знаете, сэр! Конь стóит не больше половины денег, которые за него просят. К сожалению, мистер Лактон не такой человек, которому можно легко отказать. У него мертвая хватка в подобных делах. Он помахал нам в Гайд-парке. Его светлость приказал остановиться. Тогда мистер Лактон принялся расхваливать своего тощего гнедого, на котором ездил на охоту в прошлом сезоне, и убеждать его светлость, будто бы эта кляча – то, без чего наши конюшни никак не обойдутся. Не говоря уж о том, что никто не захочет покупать лошадь, на которой ездил мистер Лактон, он к тому же запросил раза в два дороже, чем жеребец стоит. «Он превосходно берет препятствия», – сказал этот джентльмен милорду, а я подумал, что хотел бы взглянуть на подобный цирк, и незаметно толкнул милорда локтем. Тогда его светлость сказал мистеру Лактону, что подумает и на следующий день даст ему знать. После милорд заявил мне, что собирается написать мистеру Лактону письмо с отказом. Полагаю, у него просто вылетело из головы, ведь на следующий день мы поспешно выехали в Рейвенхерст… Так что нет повода тревожиться, мастер Кит.

– Да неужели? Мистер Лактон придет завтра за ответом. Думаю, я вынужден купить коня. За сколько его продают?

– Полагаю, не следует, мастер Кит. Он сказал его светлости, что лошадь стоит сто шестьдесят фунтов, но кляча, как по мне, тянет фунтов на восемьдесят, не больше.

– Я предложу ему сто, а если он будет против, тем лучше. Не смогу прямо отказать ему после того, как человек прождал почти две недели. Придется выписать ему вексель… Черт! У меня ведь нет такого права! Ладно… Челлоу! Съездите в банк и привезите деньги в банкнотах. Сейчас я выпишу вам чек… Лучше на двести фунтов. Мне и самому понадобятся средства. Будьте осторожны, глядите, чтобы вас не ограбили.

– Это не меня, а вас собираются ограбить, сэр, – с явным недовольством произнес Челлоу.

– Не меня, а брата. Я покупаю коня ему, так что оказываю тем самым услугу Эвелину, – сказал Кит.

Чуть позже мистер Фенкот, облачившись в модный костюм для прогулок по городу, отправился на Маунт-стрит. Сюртук из тончайшего темно-синего сукна Эвелин совсем недавно сшил под заказ у Уэстона и еще ни разу не надевал. Новенькие короткие штаны были связаны из тончайшей шерсти цвета голубиного крыла. Батистовая рубашка, согласно моде, была строгой, без кружевной гофрировки и застегивалась на три простенькие пуговицы. В жилете пышность сочеталась со скромностью, а тщательно вычищенный щеткой головной убор с высокой конусообразной тульей, сидевший на кудрях слегка набекрень, разительно отличался от низкой касторовой шляпы, которую Фимбер категорически забраковал. Только высокие гессенские сапоги на мистере Фенкоте были его собственные. Потратив десять минут на безуспешные попытки натянуть башмаки или сапоги Эвелина, Кит строго приказал Фимберу распаковать обувь из привезенного багажа. Тот, питая сильное предубеждение против венского камердинера Кита, с величайшим пристрастием оглядел гессенские ботфорты хозяина, но не нашел ни малейшего изъяна ни в фасоне, ни в идеальном глянце зеркального блеска поверхности. Накрахмаленные уголки воротничка рубашки были умеренной высоты, а галстук Кит повязал с математической точностью. Туалет мистера Фенкота дополняли перчатки из собачьей кожи, элегантная цепочка для карманных часов, тросточка из ротанга. При виде сына маменька воскликнула, что он одет выше всяческих похвал. Вооружившись таким образом, Кит отправился на свидание с мисс Стейвли.

На полдороге к Джон-стрит самоуверенность молодого человека поколебала встреча с незнакомцем, возмущенно осведомившимся, почему он его не замечает. Киту пришлось сослаться на свою невнимательность, мол, задумался… С кем не бывает? Он понятия не имел, что это за субъект, а тем более не представлял, к чему все эти полунамеки на какие-то светские скандалы, о фигурантах которых мистер Фенкот решительно ничего не знал. Разговор с франтоватым представителем лондонского высшего света потребовал от Кита недюжинного самообладания, а также изрядной изворотливости. Под конец незнакомец принялся настоятельно приглашать его присоединиться к их закадычной компании, которая вечером вознамерилась собраться в ресторане гостиницы Лиммера. Кит отказался, сославшись на то, что вечером непременно обязан сопровождать свою мать на светский прием. Расставшись с беззаботным джентльменом, он мысленно твердо пообещал себе, не теряя драгоценного времени, найти прибежище в Рейвенхерсте. Дальнейшее пребывание в столице показалось ему излишне утомительным и рисковало привести к неизбежному фиаско.

В особняке Стейвли его встретил дворецкий, который позволил себе заговорщически подмигнуть, ухитрившись при этом, как ни странно, не нарушить представлений о светских приличиях, а затем проводил молодого джентльмена в небольшую гостиную в задней части дома. Там его ожидала мисс Стейвли, со вкусом одетая в домашнее платье из муслина и жаконэ[21], с высоким, под горло, воротником, застегнутыми на запястьях рукавами и подолом, украшенным широкой вышитой тесьмой. Когда Кит церемонно склонился к ее ручке, дворецкий, наблюдавший за происходящим с видом растроганного родителя, издал громкий сентиментальный вздох и удалился, тихо притворив за собой двери. В манерах девушки чувствовалась определенная принужденность, однако вздох дворецкого зажег в ее глазах озорной огонек.

– Господи! Бедный Дарсли уверен, что он присутствует при романтическом свидании, – сорвалось с ее уст. – Не тревожьтесь! Дело в том, что он, впрочем, как и вся старшая прислуга, к несчастью, решил, что ему следует бороться за то, что они считают моими интересами.

– Почему к несчастью? – удивился молодой человек.

– Я была бы неблагодарным чудовищем, если бы мое сердце не тронула их преданность, но мне искренне хочется убедить слуг принять Альбинию в качестве моей преемницы на роль хозяйки дома. Вы вряд ли способны уразуметь, как неприятно все это для нас обеих. Слуги до сих пор обращаются ко мне за распоряжениями, а получив приказ от Альбинии, идут ко мне за подтверждением. Мне действительно жаль ее. Положение у моей мачехи незавидное.

– А ваше? Не считаете ли вы его также невыносимым? – поинтересовался мнимый граф.

– Да уж, – криво улыбнувшись, подтвердила Кресси. – Именно вследствие этого я и приняла ваше предложение, милорд. Вы об этом хорошо осведомлены.

– По крайней мере, вы со мной предельно откровенны, – сказал Кит.

Девушка улыбнулась.

– Мы оба уже пришли к выводу, что лишь предельная честность может сделать наш союз – если нашим планам вообще суждено воплотиться в жизнь – сносным для обеих сторон. Ваше желание получить независимость от воли вашего дяди мне вполне понятно. Я же ощущаю потребность поскорее съехать из этого дома, точнее, жить вне пределов любого из домов, принадлежащих моему отцу.

– Познакомившись с вашей мачехой… более основательно, – быстро исправил свою оговорку Кит, – я лучше стал понимать движущие вами мотивы… Я вам сочувствую.

– Вы неправильно меня поняли, – поспешно заявила девушка. – При данных обстоятельствах скорее следует посочувствовать Альбинии. Ей, должно быть, воистину тяжко жить в доме, которым годами управляла ее падчерица, которая не намного ее младше. А еще после смерти матери я стала для отца самым близким человеком. Такие духовные связи порвать непросто. Альбиния чувствует себя обязанной делить папу со мной.