Т-34 — амазонский рубеж - Игорь Подгурский

Водители пили по очереди, передавая друг другу флягу. Пили, как водится, «За победу!», «За удачу!». Фляга пошла по второму кругу. От коньяка отказался лишь один человек, зануда унтер-офицер, сославшись на больную печень. Он незаметно передвинул кобуру с боку на живот и расстегнул на ней ремешок накладного клапана. Во всяком случае, ему хотелось думать, что незаметно.

«Так, что-то почуял, крыса тыловая. Решил с нами потягаться?» — едко подумал Генрих, не сводя глаз со строптивца. Он все время мысленно отсчитывал время. Выходило, что истекает четвертая минута с тех пор, как первый водитель отхлебнул «особенного» коньячка.

Унтер почувствовал на себе пристальный взгляд. Он смущенно произнес:

— Я отойду на минуточку… приспичило. Вы меня не ищите.

Фраза получилась неестественной.

— А чего тебя искать? — насмешливо поинтересовался эсэсовец.

На вопрос последовала неадекватная реакция. Унтер, выпучив глаза, схватился за пистолет. Генрих краем глаза увидел, как водитель с тонкой шеей без звука рухнул на землю. Яд начал действовать, выбрав самого слабого.

— Вот ты стоишь, — продолжил Гроссер, глядя глаза в глаза унтеру, и короткой очередью перечеркнул грудь старшего из водителей. — А вот ты лежишь! — Штурманн мгновенно развернул корпус и перенес автоматный огонь на остальных.

Он нажал на спусковой крючок. МП-44 послушно загрохотал, выбрасывая цилиндрики стреляных гильз. На компенсаторе ствола заплясали злые огоньки. Несколько секунд, и огневой контакт закончен. Люди лежали в неестественных позах кукол, изломанных злым ребенком.

— Все-все, не раскисай, — бросил Генрих брату, не сводя глаз с перебитых водителей и не опуская ствол автомата. Вдруг кто-то уцелел? Так и есть, один попытался приподняться на руках. Короткая очередь в три патрона из «штурмгевера» поставила последнюю точку в бойне. — Я уже все за нас сделал. — Слова «за нас» он произнес с нажимом. Старший брат всегда в ответе за обоих, даже если старшинство измеряется двумястами сорока секундами.

Он вскинул левую руку, сняв ее с цевья, заранее прерывая возможные оправдания или возражения.

Смерть человека в погонах показывает, чего он стоит. Восемь трупов в коротких мундирах были хорошими водителями. Выше всех похвал, но вот бойцами оказались никудышными. Каждому свое.

Генрих снял с пояса запасную флягу с водой и несколько раз тщательно прополоскал рот. Прислушался к ощущениям внутри себя. Вроде все в порядке. Пока.

— Что за… — Август вцепился мертвой хваткой в ремень своего МП-44, но так и остался стоять. Неожиданно он громко спросил: — Неужели насилие можно использовать во благо?

— Вот такие мысли могут украсть у тебя драгоценные мгновения в настоящем бою, — прищурился брат. — Постарайся побыстрее избавиться от ненужной слабости в душе. Не можешь быстро принять решение, делай, как я. Никаких колебаний. — Близнец тягуче сплюнул на землю. В его голосе не было ни злости, ни осуждения. Простая констатация факта. — У нас карт-бланш от штурмбаннфюрера. Никаких инструкций, связывающих руки, да и ноги. Надо будет для дела кого-нибудь пнуть — пинай, а хочешь — топчи. А теперь я буду тебе интеллигентно объяснять, кто ты есть! Не умеешь командовать — подчиняйся.

Генрих поменял пустой магазин на новый и, передернув затвор, поставил автомат на предохранитель. Брат неподвижно стоял рядом, похожий на статую, раскрашенную художником в разные маскировочные цвета под местный ландшафт. Он не мог оторвать взгляда от тел, изломанных автоматными очередями в упор. Водители в кургузых мундирчиках застыли в нелепых позах. Показать бы эту картину тем, кто, закатив глаза к небу, в Министерстве пропаганды лопочет об эстетике смерти на поле боя. Или бойни? Хотя какая разница…

— Очнись! — Генрих ткнул брата кулаком в плечо. — Если что-то не хочется делать, то просто надо убедить себя ничего не делать, да? — Подначкой ему хотелось быстрее расшевелить брата.

— Ты что чувствовал, когда их убивал? — не отводя взгляда от трупов в форме люфтваффе, вопросом ответил брату Август.

— Мы как попали служить в «Аненэрбе», так я с тех пор уже ничего не чувствую. И тебе пора делать то же самое. Идет война, всех не пожалеешь. Все самое тяжелое еще впереди. Нутром чую.

Штурманн характерным жестом хотел поправить фуражку, но ребро ладони наткнулось на край каски, обтянутой тканью защитного цвета.

Трупы водителей лежали почти рядом друг с другом, один вообще завалился на товарища. Казалось, перед лицом смерти они попытались сбиться в кучу. Иллюзорная защита от пуль калибра 7,92 миллиметра, выпущенных в упор. Форма на глазах пропиталась кровью, расходясь темными пятнами от небольших входных и широких рваных выходных пулевых отверстий.

Генрих, размахнувшись, пнул полупустую флягу с остатками коньяка, отправив ее за край обрыва.

Он сказал брату со злостью в голосе:

— Что замер как истукан, берись за руки, я возьмусь за ноги.

Тот покривился, но сделал. Вдвоем перетаскали трупы к краю обрыва.

— Через пару дней у трупов раздует животы, они могут всплыть, — спохватился Август.

— Помню, занятия по спецподготовке трудно забыть! — Генрих вытащил кинжал из ножен на поясе с металлическим орлом, сжимающим круглый венок со свастикой в центре. Таким сподручнее колоть, а не резать. Это вам не штурмовой нож для рукопашного боя. Ничего не поделаешь. Что имеем, тем и «работаем». — Не учи ученого… белоручка хренов… маменькин любимчик.

Эсэсовец резкими, рвущими плоть ударами взрезал брюшины у убитых. Резал от себя, стараясь не испачкаться. Хотя одним пятном больше, одним меньше. На маскировочной форме незаметно.

— Никогда не видел такой концентрации дураков на один квадратный метр, — задумчиво сказал Генрих, воткнув кинжал несколько раз в землю, чтобы очистить от крови. Оставшись довольным проделанным, он вернул хищно блестевшее лезвие в ножны.

Тщательно вытерев об траву руки от крови, штурманн удовлетворенно оглядел искромсанные тела водителей. Он всегда считал, что любое дело надо делать хорошо. Все нужно доводить до конца:

— Теперь не всплывут. Сразу пойдут на дно.

На счет «раз-два-три» побросали тела в озеро. Последним с обрыва сбросили тело настырного унтера. Видно было, что он успел расстегнуть кобуру. Следом за хозяином полетел его пистолет. Близнецы молча стояли у края пропасти, уже без всякой опаски глядя вниз. Первое очарование страха перед бездной рассеялось, как туман на противоположном берегу. Словно это было в прошлой жизни. Как назло, начал накрапывать мелкий дождик. Нудный и противный. Небо затянуло низкими тучами, обещающими в скором времени пролиться ливнем, если не разродиться настоящей грозой.

Прежде чем избавиться от пилоток водил, в каждую вложили по увесистому камню, найденному тут же на обочине. Проверять степень их плавучести не было ни времени, ни возможности.

Вода равнодушно плеснула о скальный уступ. Волны разошлись концентрическими кругами на месте падения с высоты последнего тела. Озеро Топлицзе стало братской могилой для водителей и их машин. Но, скорее всего, не они первые стали диковинным украшением илистого дна. С поверхности не видно, что находится на глубине. Рыбы и темно-зеленые, под цвет дна, раки сразу начали обживать новые дома. В кузове одного из грузовиков, среди рассыпавшихся контейнеров, прорвавших брезентовый верх, быстро и уютно устроился, шевеля усами, сом внушительных размеров…

— У нас гости, — сказал Август.

— А? — непонимающе обернулся к нему брат.

Из-за поворота вышла группа мальчишек с высоким стариком во главе, одетым во все черное.

— Идите к нам! — повелительно крикнул-скомандовал штурманн, подкрепив требование властным взмахом руки.

Группа детей в молчании подошла к эсэсовцам. Мальчишки лет девяти-двенадцати с немым восторгом смотрели на двух статных высоких военных.

Дети были одеты в разномастные альпийские штормовки разной степени изношенности. Сразу видно, что экипировались они с армейских складов. Интенданты всех армий мира одинаковы — всегда стремятся избавиться от формы «второго срока годности». От чего не жалко отделаться. Начальнику склада все равно, кого объегорить и втюхать старье: лопоухий ли новобранец, стриженный под ноль, перед ним или сирота, уцелевший после ковровой бомбардировки В-17 из поднебесья. У тыловых крыс своя шкала ценностей.

Гроссер готов был побиться об заклад, что в книге учета «прихода и расхода» альпийки прошли как новые. А вот горные ботинки из толстой свиной кожи с высокой шнуровкой под колено были хоть и разношены, но без латок. Хотя, если подумать, в новой обуви не то что по горам не полазить, но просто несколько километров не пройти. Ступни сразу пойдут кровавыми пузырями мозолей. Потом или ползком, или босиком на цыпочках. Выбор скуден и небогат.