Венец Гекаты - Наталья Александрова

Да, Раиса Павловна повидала многое, поэтому сейчас она даже не обратила внимания на бледную сутулую женщину в очках, просочившуюся в ее кабинет. Раиса разложила перед собой папки с многочисленными заявлениями граждан по поводу ремонта лестницы и уборки прилегающей территории и сделала вид, что внимательно их читает. Посетительница утомленно опустилась на шаткий стул и с подозрением взглянула на раскрытую форточку. Потом чихнула и высморкалась в мужской клетчатый платок.

Раиса пренебрежительно покосилась на болезненную посетительницу и проговорила несколько слов нарочно неразборчивым голосом. Это был специальный, давно выработанный ею прием, и делалось это для того, чтобы посетитель всполошился, начал суетливо переспрашивать, прислушиваться и в конечном итоге позабыл обо всех своих требованиях и притязаниях.

Бледная женщина, однако, ничего переспрашивать не стала, а разложила на краешке стола пухлый растрепанный блокнот и углубилась в свои записи.

Техник не выдержала первая.

— Дама, вы что, сюда работать пришли? — спросила она недовольно.

— Именно, — кротко согласилась женщина, — именно работать. Майор Ленская.

Через пятнадцать минут Ленская выяснила все, что ее интересовало, и ушла, присовокупив, что с техником обязательно в ближайшее время свяжутся ее коллеги из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Им, дескать, будет чем заняться — махинации с квартирами умерших одиноких людей, кражи ценных вещей и так далее.

Раиса Павловна посидела немного, стараясь унять колотящееся сердце. Теперь уже у нее был вид как после тяжелой продолжительной болезни. Положив под язык таблетку валидола, она трясущимися пальцами стала тыкать в кнопки телефона и, услыхав голос Пауцкого, прошептала в трубку несколько слов.

А майор Ленская в сопровождении двух верных помощников с рысьими глазами и быстрыми движениями, вооружившись ключами, снова отправилась на квартиру убитой старушки.

То, что они увидели в квартире, заставило всех троих заскрипеть зубами от ярости. Комната была полностью разорена. Большая часть мебели вывезена, и на паркете остались невыгоревшие следы. Хлопья пыли валялись на полу вперемешку с мятыми бумагами и старыми нотами. Оставшиеся шкафчики были распахнуты, очевидно, пошарила там жадная торопливая рука.

Разумеется, ни о каком осмотре помещения не могло быть и речи — посторонние наследили, как стадо слонов. Если и оставил преступник какие-то следочки, то они затерялись в этом кавардаке навсегда.

Но не зря майора Ленскую недоброжелатели за глаза называли чумой. Она прошлась по комнате, огорченно качая головой, и подошла к окну.

Наблюдательный сосед Толик не соврал: бархатная выгоревшая портьера была отдернута. А когда соседки вошли в первый раз, в комнате было полутемно. Майор Ленская сопоставила в уме эти факты, а также то, что скотчтерьер Кузя в тот момент буквально исходил лаем, и сообразила, что преступник прятался за портьерой, а потом спокойно вышел, пока соседка бегала звонить в милицию, а эта дурында Верка валялась в обмороке, как будто она — не обычная баба с рынка, а кисейная барышня из высшего света.

Провели следственный эксперимент: поставили одного коллегу за портьеру, а сами смотрели от двери — что видно. Оказалось, что в полутьме да еще в нервах соседки могли ничего не заметить. То есть преступник, определенно, прятался за портьерой, но для следствия это ничего не дает, поскольку совершенно необдуманно было бы надеяться, что он забыл там, к примеру, свою визитную карточку или квитанцию по квартплате с фамилией и адресом.

Майор Ленская осмотрела подоконник — так, на всякий случай. И даже провела рукой по давно не крашенной поверхности.

Подоконник был пыльный, как и все в этой квартире. И в углу, как раз там, где, судя по всему, прятался преступник, она нашла маленькое белое перышко. Совсем маленькое, скорее не перышко, а пушинку. На первый взгляд находка ничего собой не представляла — при том безобразии, что творилось в разоренной квартире, вполне вероятно, чтобы по воздуху летали пух и перья.

Но в том-то и дело, что перьев не было. Пыль — была, клочки бумаги — были, нитки, какие-то тряпочки — были, а перьев не было. У старухи вообще не было никаких подушек, как с удивлением констатировала Ленская: диван был с жесткой спинкой, сиденье набито, надо полагать, конским волосом, а поролоновый валик, что клали под голову, никак нельзя было посчитать подушкой. Очевидно, покойная старушка старалась сохранить прямую осанку, для чего, как известно, следует выбросить все пуховые подушки и спать вовсе без них.

Майор Ленская вздохнула и попыталась выпрямить свою сутулую не по годам спину. Впрочем, ей пришлось снова согнуться, осторожно прихватив пинцетом перышко и убирая его в бумажный конверт.

Больше в квартире было делать нечего.

Сразу после звонка Раисы Пауцкий вызвал в кабинет старшего продавца.

От вещей Амалии нужно было срочно избавляться, а то можно поиметь кучу неприятностей от милиции. Жаль, конечно, что не удастся найти на них хорошего покупателя, но тут уж не до жиру.

— Позвони Мелентьеву, — распорядился он. — Скажи, что для него есть хороший столик и пара кресел.

— Но Мелентьев не заплатит за них настоящую цену…

— Значит, отдадим за ненастоящую! — отрезал Казимир Болеславович. — Только пусть забирает немедленно, прямо сейчас! Он приедет, я его знаю… Теперь насчет того орехового туалетного столика… срочно развести его!

— Развести? — переспросил продавец.

— Ну да, развести! Ты что — не знаешь, что такое развод? Зеркало отделить от столика и выставить отдельно, столик включить в тот ампирный гарнитур… ну, вдовы академика Ямщикова… в таком виде их никто не узнает! Остался только клавесин…

Пауцкий понимал, что с клавесином будет труднее. Вещь слишком заметная, развести его невозможно, а покупатели на такие предметы попадаются редко.

Он набрал номер Вадика Полубесова.

Вадик был человек маленький, скользкий и жуликоватый.

Нельзя сказать, что сам Пауцкий отличался излишне высокими нравственными качествами, но в его характере все отрицательные стороны были как-то крупнее и значительнее. Так, крупный хищник выглядит куда импозантнее мелкой зубастой твари вроде крысы или хорька. Вадик зарабатывал мелкими гешефтами, ничем не брезговал и вел себя как настоящий санитар леса.

— Полубесов, у тебя есть покупатель на хороший старинный клавесин?

Даже по телефону Пауцкий услышал, как в голове у Вадика закрутились колесики и шестеренки. Он торопливо прикидывал, как бы не прогадать.

— Ты меня слышишь, Полубесов? — напомнил о себе Паук.

— Ну, вы же знаете, Казимир Болеславович, сейчас кризис… все экономят…

— Ты меня, Полубесов, не пытайся развести! — перебил Вадика Пауцкий. — Насчет кризиса я тоже умею лохам впаривать. Я тебя четко спрашиваю: кто сейчас может купить старинный клавесин?

— Я думаю, Казимир Болеславович, думаю… но и вы тоже подумайте о моем проценте. Скажем, тридцать?

— Полубесов, не зарывайся! — Пауцкий хмыкнул от такой наглости. — Тридцать процентов за два слова?

— Но вам же очень срочно! — заныл Вадик. — Вы ведь наверняка этот клавесин чуть не даром огребли!

— А это не твое дело! Ну, так и быть — пять процентов я тебе заплачу, хотя ты и этого не стоишь!

— Как можно, Казимир Болеславович! — В голосе Вадика зазвучала искренняя обида. — Да я за пять процентов с вами бы и здороваться не стал!

— Ты за пять процентов с уссурийской тигрицей за лапу поздороваешься! Ладно, уговорил — пусть будет десять. Мне действительно очень срочно нужно его продать.

— Ну, десять не десять, а на двадцать я, пожалуй, соглашусь! Чувствую по голосу, что вы тоже согласны?

— Возьми себя в руки, Полубесов!

— Ну ладно, пусть будет пятнадцать, но это — только из уважения к вам!

— Черт с тобой, пей мою кровь! Двенадцать с половиной — и ни копейкой больше!

— Записывайте, — голос Полубесова стал спокойным и деловым. — Знаете, в Николаевском театре новый директор? Очень, между прочим, богатый человек. Так вот, он для своего музея покупает подобные вещи… платит хорошо, а самое главное — быстро.

Новый директор театра и впрямь оказался человеком решительным, практичным и скорым на действия. Самое же главное — он ни с кем не должен был свои решения согласовывать и утверждать.

Через полчаса Пауцкий уже обо всем с ним договорился, а через час ладный микроавтобус с логотипом театра подкатил к его магазину, и двое крепких ребят вынесли клавесин покойной Амалии Антоновны.

Старыгин вошел в служебный подъезд Эрмитажа, миновал вахту, поздоровавшись со знакомым охранником, но пошел не налево, к лестнице, ведущей на второй этаж, где среди прочих служебных помещений располагался и его рабочий кабинет, а направо, в так называемый директорский коридор.