Пятеро, что ждут тебя на небесах - Митч Элбом

— Помер? — улыбаясь закончила его фразу старуха. — Скончался? Преставился? Отправился к Создателю?

— Помер, — выдохнул Эдди. — И это все, что я помню. А потом вот вы, и другие, и всякое такое. Но когда помираешь, разве не находишь покой?

— Находишь, — сказала старуха, — когда у тебя у самого на душе спокойно.

— Как же… — Эдди покачал головой.

Ему захотелось рассказать ей о тревоге, что не покидала его со времен войны, о ночных кошмарах, о том, что его почти ничто в жизни не радовало, и о том, как он в одиночестве ходил на пристань смотреть на рыбаков, что тянули рыбу огромными сетями, и о том стыде, что он испытывал, сравнивая себя с этими бившимися в сетях существами, пойманными в ловушку, из которой уже не выбраться.

Но он не стал ничего об этом рассказывать, а только проронил:

— Не хочу вас обидеть, мэм, но я ведь вас совсем не знаю.

— Зато я тебя знаю, — сказала старуха.

Эдди вздохнул:

— Да-a? Откуда ж это?

— Ну, — сказала она, — если ты не спешишь…

* * *

И тогда, хоть и не на что было, она присела. Аккуратно расправила юбку; в женской манере скрестив ноги, с прямой, как струна, спиной, она покоилась в воздухе. Подул легкий ветерок, и Эдди уловил запах духов.

— Как уже сказала, я когда-то была простой девчонкой. Подавала еду в ресторанчике «Морской конек». Он стоял на океане, там, где ты рос. Может, помнишь? — Она кивнула в сторону закусочной, и Эдди вдруг вспомнил. Конечно. То самое место. Он там часто завтракал. Его называли «Жирная ложка». Его уж давным-давно снесли.

— Вы? — Эдди вдруг стало смешно. — Вы работали подавальщицей в «Морском коньке»?

— Точно, — гордо ответила старуха. — Подавала кофе рабочим дока, а прибрежным рыбакам — пирожки с крабами и копченой свиной грудинкой.

Я тогда, надо сказать, была хорошенькая. Многие меня замуж звали, а я всем отказывала. Сестры меня ругали на чем свет стоит: «И с чего это ты такая разборчивая? Выходи замуж, пока не поздно».

А потом как-то утром заходит к нам в закусочную самый что ни на есть элегантный господин. Костюм в тонкую полосочку, на голове котелок. Темные волосы аккуратно подстрижены. И то и дело улыбается в усы. Я ему подаю, он мне кивает, а я стараюсь не глазеть на него. И тут он заговорил со своим спутником, и я слышу: у него такой звонкий, уверенный смех. И еще я заметила, как он дважды на меня посмотрел. А когда расплачивался, сказал, что зовут его Эмиль, и спросил, можно ли ему нанести мне визит. И я сразу же поняла: не придется моим сестрам больше гнать меня замуж.

А как он потрясающе за мной ухаживал — он был человек со средствами. Возил меня туда, где я сроду не бывала, покупал наряды, о которых я и мечтать не могла, угощал едой, какую я в своей бедной, скромной жизни никогда и не пробовала. Эмиль в свое время вложил деньги в строевой лес и сталь и очень быстро разбогател. Ох, как он любил тратить деньги, а уж как любил рисковать — только придет ему в голову идея, и ему уж удержу нет! Думаю, потому его и потянуло к такой бедной девушке, как я. Он терпеть не мог тех, кто родился богатым, и ему жутко нравилось делать то, что «приличные люди» никогда бы себе не позволили.

Одним из его пристрастий были увеселительные парки на берегу моря. Он обожал аттракционы, солоноватую еду, цыган, гадалок, ныряльщиц. И мы оба любили море. Однажды, когда мы сидели на песке и нежные волны подкатывали к нашим ногам, он предложил мне выйти за него замуж.

Я была на седьмом небе от счастья. Я сказала, что согласна. Вдруг слышим: в воде резвятся дети. И тут, как всегда, его фантазия разыгралась: он поклялся, что скоро построит для меня такой же парк, чтоб эта счастливая минута навсегда осталась в памяти и чтоб мы вечно оставались молодыми.

Старуха улыбнулась.

— Эмиль сдержал обещание. Через несколько лет он подписал контракт с железнодорожной компанией, которая искала возможность перевозить больше людей по выходным. Так ведь и появилось большинство увеселительных парков.

Эдди кивнул. Он-то, в отличие от большинства людей, об этом знал. Люди думали: парки развлечений построили эльфы с помощью волшебной палочки. А на самом деле такой парк был хорошей сделкой для железнодорожной компании: он строился на конечной станции, чтобы у пассажиров был повод ездить на поезде по выходным. Знаете, где я работаю? — бывало спрашивал Эдди. — На конечной станции. Вот, где я работаю.

— Эмиль, — продолжала старуха, — построил на пирсе огромный прекрасный парк из дерева и стали — и то и другое у него уже было. И поставил в нем замечательные аттракционы: гоночные автомобили, детскую железную дорогу, лодки. Выписал из Франции карусель, а с международной выставки в Германии — колесо обозрения. Там были башенки и шпили и тысячи светящихся огней, таких ярких, что ночью парк был виден с кораблей в океане.

Эмиль нанял сотни рабочих: городских, сезонных и иностранных. Привез акробатов, клоунов, животных. А под конец он построил вход, и вход этот был грандиозный. Все так считали. Когда его закончили, Эмиль, надев мне на глаза черную повязку, повез меня на него посмотреть. И когда он снял повязку, я увидела такое!..

Старуха отступила на несколько шагов от Эдди и посмотрела на него с изумлением — похоже, она была разочарована.

— Вход! — сказала она. — Разве ты его не помнишь? Неужто тебя никогда не разбирало любопытство, с чего это у парка такое название? Парка, где ты работал? Там, где работал твой отец?

Рукой, затянутой в белую перчатку, она легонько коснулась своей груди, а затем, точно формально представляясь ему, поклонилась.

— Меня, — заявила старуха, — зовут Руби.

Сегодня у Эдди день рождения

Ему тридцать три. Он просыпается от резкого толчка, судорожно глотает воздух. Его густые черные волосы покрыты капельками пота. Он мигает в темноте, отчаянно пытаясь сосредоточиться на руке, костяшках пальцев, хоть на чем-то, что будет доказательством того, что он здесь, в своей квартире над кондитерской, а не там, на войне, в горящей деревне. Опять этот сон. Неужели от него не избавиться?

Около четырех утра. Нет никакого смысла пытаться снова заснуть. Он ждет, чтобы дыхание его выровнялось, и тогда медленно, стараясь не разбудить жену, сползает с кровати. Сначала по привычке спускает правую ногу — чтобы не ступать на онемевшую левую. Каждое утро Эдди проделывает одно и то же. Шаг, припадание на изувеченную ногу.

В ванной комнате он бросает взгляд на зеркало, всматривается в свои покрасневшие глаза. Плещет налицо водой. Все время один и тот же сон: Эдди на

Филиппинах, в свою последнюю ночь на фронте бродит по пожарищу. Деревенские лачуги охвачены огнем, вокруг стоит нескончаемый пронзительный крик. Что-то невидимое ударяется об его ноги, он хлопает по нему рукой, но промахивается, снова хлопает и снова промахивается. Пламя разгорается сильнее и сильнее, грохоча, как мотор, и тут появляется Смитти, он орет Эдди: «Бежим! Бежим!» Эдди пытается что-то сказать, но, как только он открывает рот, из его горла вырывается резкий крик. И тогда что-то хватает его за ноги и тянет в топкую землю.

В этот миг Эдди просыпается. Весь в поту. Тяжело дыша. Каждый раз происходит одно и то же. Но самое ужасное не бессонница, а мрак, нависающий над ним после этого сна, серая пелена, заволакивающая наступающий день. Даже в минуты счастья Эдди чувствует себя так, будто его окунули в ледяную прорубь.

Эдди бесшумно одевается и спускается по лестнице. Такси стоит на углу, на своем обычном месте. Эдди протирает ветровое стекло. Он никогда не рассказывает Маргарет об этом мраке. Когда она гладит его по волосам и спрашивает: «Что случилось?», — он отвечает: «Ничего, просто устал», — и на этом разговор заканчивается. Как он может объяснить свою грусть Маргарет, которая старается сделать его счастливым? По правде говоря, он и себе-mo ничего не может объяснить. Он знает лишь одно: что-то легло у него на дороге и помешало идти вперед, и потому в конце концов он на все махнул рукой — не станет он теперь инженером и путешествовать тоже не будет. Все в его жизни определено. И так все и останется.

В тот вечер Эдди, вернувшись с работы, ставит на углу свое такси, медленно поднимается по ступеням. Из его квартиры доносится музыка, знакомая песня:

Ты вынудил меня тебя любить,А я так не хотела,А я так не хотела…

Он открывает дверь и видит на столе торт и маленький белый пакет, перевязанный ленточкой.

— Милый, это ты? — кричит Маргарет из спальни.

Он берет в руки пакет. Это помадка. С пирса.

— С днем рождения тебя… — Маргарет выходит из спальни, напевая тихим, нежным голосом. Она такая красивая. На ней платье с цветами, которое он так любит, волосы уложены, на губах помада. У Эдди перехватывает дух. Ему кажется, он всего этого не заслуживает. И он начинает сражаться с гложущей внутренней мглой. Он просит ее: «Оставь меня в покое. Дай мне почувствовать то, что я сейчас должен чувствовать».