Андрей Первозванный – апостол для Запада и Востока - Коллектив авторов

Но разве подобное принятие западной структуры образования и способов богословской аргументации действительно непременно ведет к отчуждению от православной веры? Как бы то ни было, латинские школы в Киевской церкви основывались преимущественно православными братствами, то есть не сторонниками, а противниками единства с Римом, крайне озабоченными сохранением своей собственной православной уникальности. «Сам Петр Могила, несмотря на тесную зависимость от римских источников в своих богословских и литургических публикациях, был главой Православной церкви в Польше, и главной его целью и устремлением было противостояние Униатской церкви в этой стране»[108], – пишет Георгий Флоровский.

Наконец, оценивая западное влияние на православное богословие, не стоит забывать, что западная богословская мысль также дала огромный толчок развитию православной богословской мысли. Так, например, православные богословы в России имели абсолютно ясное понимание современной богословской ситуации на стыке XIX и XX веков, следя за полемикой, ведущейся в западных церквах: не только протестантизма с католицизмом, но и, например, «старокатоликов» с англиканами[109].

Конец «Золотому веку» русского богословия был положен Октябрьской революцией 1917 года. Однако его наследие хранилось и развивалось русскими богословами в изгнании, прежде всего в богословских школах – св. Сергия в Париже и св. Владимира в Нью-Йорке. Имена многих выдающихся и влиятельных православных богословов связаны с этими двумя школами. В XX веке они оказали почти столь же сильное влияние на западное богословие, каким было влияние западной мысли на восточную в прошлых веках. Так Восток смог вернуть Западу плоды того процесса роста, в котором «семена» православной веры созрели к урожаю через «методы культивации» западного богословия.

3. Взаимодополняемость традиций как экуменический потенциал

В прошлые времена взаимовлияние восточного и западного типов богословской мысли было процессом, растянувшимся на века, так что периоды сильного воздействия Востока на Запад и времена, когда Запад оказывал большее влияние на Восток, трудно разделить отчетливо. В XX же веке процесс взаимного влияния – как и вся социальная жизнь в целом – значительно ускорился, и теперь практически не представляется возможным различить эти периоды вообще. Более того, в XX веке происходил постоянный обмен между богословскими школами, который смог открыть путь нового сближения между церквами Востока и Запада. С моей точки зрения, экуменический потенциал этого обмена до сих пор не был использован в полной мере.

Хорошим примером раскрытия экуменического потенциала может служить Парижская школа: как было упомянуто выше, православные богословы в изгнании, преподававшие в Свято-Сергиевском институте в Париже, оказали большое влияние на развитие богословской мысли на Западе. И небезосновательно о. Николай Афанасьев стал одним из немногих современных богословов, упомянутых в документах Второго Ватиканского Собора[110]. С другой стороны, православные богословы Свято-Сергиевского института вряд ли достигли бы столь высокого уровня богословских размышлений, если бы не находились в постоянном обмене мыслями с западными теологами, прежде всего с представителями «nouvelle theologie» во Франции. Решающее издание работ церковных отцов во Франции наряду с исследованием литургических источников в Германии повлияло со своей стороны на рост православного богословия в эмиграции. Поэтому Иоанн Зизиулас, один из самых известных богословов православного мира после Александра Шмемана, который самым тщательным образом перенял и углубил мысли Афанасьева о развитии евхаристической экклесиологии, утверждает: «Православное богословие смогло преодолеть свою собственную схоластику средствами богословского развития на Западе»[111].

После падения «железного занавеса» отголоски Парижской школы в развитии богословия в православных странах заметны в последнем десятилетии XX века, когда исследование патристических и литургических источников в православном контексте стало, наоборот, поощряться.

Таким образом, Парижская школа служит хорошим примером того, как взаимные влияния Востока на Запад и Запада на Восток, происходившие в ходе развития богословия, не обязательно ведут к отдалению от собственных традиций, как предполагали сторонники тезиса о «псевдоморфозе». Этот взаимный процесс скорее является «обменом дарами», открывающим путь к углубленному пониманию различных традиций, и потому он способен обогатить обе стороны. «Декрет об экуменизме», принятый на Втором Ватиканском Соборе, особо подчеркивает «справедливое разнообразие» богословских проявлений доктрины и в этом контексте подчеркивает, что «время от времени одна традиция подходила ближе к полному осознанию некоторых аспектов таинства откровения, чем другая, или выражала его более удачно». В подобном взаимообмене традиций в православно-католическом диалоге[112] для успешного общения необходимо наличие богословов, знающих не только свои традиции, но знакомых также с традициями собеседников во избежание огульных негативных утверждений в адрес собеседника, с одной стороны, и нереалистичной идеализации своей собственной традиции, с другой[113].

Наконец, позвольте мне снова вернуться к о. Георгию Флоровскому Его предупреждение о «псевдоморфозе» православной богословской мысли под влиянием западной теологии и его требование неопатристского синтеза зачастую понимались неправильно. Если Флоровский призывает преодолеть западные влияния на православное богословие, то он не имеет в виду отрицание метода западной теологии в целом. Более того, в конце своей известной лекции в Афинах он утверждает: «Недостаточно просто повторять западные ответы, натравливать один западный ответ на другой. Напротив, мы должны в точности признавать, переживать и проникать в эти западные вопросы, мы должны ознакомиться со всей драматической проблематикой западной религиозной мысли»[114]. Посему Флоровский не намеревается отвергать результаты западной теологической мысли в принципе, но он озабочен тем, что православное богословие «должно подходить к Западу творчески и духовно»[115]. В другом отрывке он пишет: «Восстановление подлинного экуменического единства станет возможным только через новое взаимное открытие Востока и Запада и более широкий синтез, попытки к которому иногда предпринимались, но достигнут который так еще и не был»[116]. Поэтому нельзя призыв Флоровского к обновлению православного богословия на основании писаний святых отцов свести просто к лозунгу «Возвращение к отцам». Позвольте мне еще раз процитировать его: «Вернуться к отцам не значит удалиться от настоящего или от истории. <…> Это не только сохранение и защита отеческого опыта, но и также само раскрытие этого опыта и воплощение его в жизнь»[117]. Это требование о. Георгия Флоровского о «воплощении в жизнь» святоотеческого опыта актуально сегодня, как никогда, учитывая вопрошания современного человека, но оставаясь на фундаменте традиций церкви.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});