Дурень. Книга первая. Сашка - Андрей Готлибович Шопперт

где ты, Саша, видел такой рисунок?

Кох напрягся. Как-то не так был вопрос задан. Что аксонометрию и наложение разреза на чертёж ещё не изобрели? Да, вот так попаданцы и сыпятся. И не скажешь же, что в книге видел. Попросит ту книгу показать князь, и чего?

— Сам нарисовал. (сан асова).

— Сам? Чудны дела твои, Господи. Генералу нашему покажу, как вернусь. Интересно у тебя получилось. Понятно всё как. Александру Богдановичу понравится. Это командир наш — Александр Богданович Философов, генерал-майор и участник войны 1812 года, как и отец твой. Царствие ему небесное, — князь перекрестился троекратно.

Сашка тоже попытался за ним повторить. Он учился специально креститься. Кох можно сказать, что и атеистом был. А если крестился шутейно, то слева направо, как немец, а не справа налево, как православные крестятся. Теперь переучивался. Дурню, конечно, простительно, но если можно избежать лишнего внимания, то почему не научиться такому простому действу, как крестное знамение.

— Нужно тебя ему показать, Сашка. Он до 1825 года в чине полковника командовал 2-й гренадерской артиллерийской бригадой, в коей отец твой до Парижа дошёл. Такой же боевой артиллерист. Да, были люди в наше время.

Да не может быть⁈ Лермонтов ещё не написал этого.

— А когда готово будет? К осени нужно. Яблоки пойдут, груши, — промычал Виктор в чертёж тыкая.

— К осени? — Надо же понял зять такое длинное предложение. Или на самом деле прогресс или, как у Машки, интуиция переводить с дебильного на русский помогает. — Все дела брошу и генерала напрягу. С ним и приедем передавать. Ты даже не представляешь, чего твой прожект стоит. Тут высочайшей благодарностью пахнет. Как наглядно и доходчиво всё изобразил. Ишь. Точно бог тебя отметил. Как матушка твоя говорила за обедом. Пойдём, похвастаю Ксении. Да, дела!

Событие девятнадцатое

Почему в Индии самые крепкие браки? Да потому что на свадьбу мужу дарят ружьё, а женщине рисуют красную точку на лбу.

Что можно сказать про свадьбу? А можно сказать, что не зря Сашеньку не брали в церковь на всякие службы. Духота. Давка. И самое плохое — нужно стоять. Вот он, пусть и с перерывами, и опираясь на палку и Машку, километр два раза прошагал, а тут просто стоять надо, но это в сто раз хуже, чем если снова километр прошагать. Под конец ноги не выдержали и Сашка сполз на дощатый пол церкви. Благо стоял рядом с матерью и сестрой и там было немного свободного места. Его подхватил Николай Иванович, и после управляющий еще помог, они вытащили болезного из церкви и посадили на скамеечку у палисадника. Князь ушёл назад, ведь там как раз само венчание начиналось, а Иван Карлович остался возле дурня с кислым выражением лица. Кох ещё удивился, он думал, что их управляющий лютеранин или католик, ну, немец же, а оказался православным. Здесь в России несколько лет назад перекрестился зачем-то в православие. Это он сейчас Сашке рассказал. Пока охранял его.

Это происшествие помогло. Больше участвовать во всех свадебных мероприятиях Сашку не заставляли. Он появился только на праздничном ужине, немного поел и отпросился к себе в комнату, сославшись на усталость. А прямо над ним начались танцы. Прибыли из Тулы четверо музыкантов и какие-то мазурки наяривали. Гости топали в мезонине и на Сашку с потолка сыпался мусор всякий.

Как-то давно, чуть не в детстве, попался Виктору томик Салтыкова-Щедрина, и там было описание вот такого вечера с танцами. Он тогда прочитал и сильно удивился, дескать, танцевали, танцевали, выпивали, закусывали, а потом бросили шубы на пол в бальном зале и вповалку там все спать улеглись, так как на такое количество гостей, естественно, в доме кроватей не нашлось. Не хостел же. С трудом себе Кох представлял княгинь и графинь всяких вповалку на шубах спящих на грязном полу. Он бы точно не уснул.

И вот именно это и началось где-то в районе полуночи, натанцеваливась все, наелись, напились и повалились спать прямо на полу в мезонине гости. Так ещё и с шубами непруха. Середина лета. Какие шубы? Принесли им всё, что было в сундуках и чуланах. Всё пыльное и пересыпанное полынью от моли. Сначала гости долго чихали и ворочались, но усталость и алкоголь подействовали, вскоре все угомонились. Ну, ладно хоть князья спали в комнатах. Николай Иванович вместе с женой устроились в своей комнате, грузинский князь в комнате матушки — княгини, а приехавший на свадьбу полковник и тоже князь Болоховский — двоюродный брат отца — Михаил Петрович в кабинете отца с женой и дочерью расположились. Больше там места не нашлось, и муж их дочери — тоже полковник, спал у Сашки в комнате, положили ему всяких тряпок в угол.

На этом приключения не закончились. На второй день танцы и пьянка продолжились, хорошо хоть к пяти вечера гости стали разъезжаться и ночевать остались только туляки. Эти отправились домой рано утром на третий день. До Тулы восемьдесят километров. За день не доехать. Лошадь столько не выдюжит. Так что ночевать им придётся где-то по дороге, в селе большом, на станции.

Перед отъездом Сашка ещё раз «обговорил» с зятем, что самогонный аппарат нужен к осени, он надеется на родича и брагу поставит. Николай Иванович крутил головой, что нет, мол, не забудет. Опять, как с глухонемым, разговаривая.

Потом два дня в доме были всякие перестановки и уборки. С грузинским князем «сестра» приехала. Куда же без неё? Она поселилась теперь уже на законном основании в комнате Ксении и приказала выкинуть оттуда все её вещи, а взамен в сундуки и большой гардероб напихала своих шмоток, платьев в основном и парочку шуб.

Сергей Александрович Русев занял кабинет Сашкиного отца и перевезя небольшую коллекцию холодного и огнестрельного оружия развесил их на стенах. Добавил к тем пистолетам и саблям, что были в кабинете майора. Сашка, когда князь уехал на четвёртый день переселения в Тулу на четыре дня, зашёл в кабинет и осмотрел коллекцию. Наверное, эти чёрные длинные мушкеты и есть те самые карамультуки. Кара — это вроде бы чёрный на каком-то из горских языков. Виктор осмотрел ствол. Он был на одном нарезным, а на втором гладкоствольным. Вроде бы читал Виктор Германович, что должен бить тот, что с нарезами метров на триста, а гладкоствольный метров на двести пятьдесят. Это намного больше, чем бьют, стоящие сейчас на вооружении у всех европейских армий, мушкеты.