Лунная лодочка - Таня Белозерцева

затрепыхалось в груди, едва улеглось осознание этого невозможного чуда: он рядом с папой. Живым, настоящим, родным. Только утвердилась в голове эта мысль, как сон тут же сбежал безоглядно, и Гарри широко распахнул глаза. Чуть шевельнувшись и приподняв головку, ребёнок затаил дыхание, увидев папино лицо совсем близко. Высокий крутой лоб, широкий прямой нос, косой разлет бровей. Длинные волосы темной шалью расстелились по подушке. Папа выглядит нестарым, но и молодым его сложно назвать. Гарри пока ещё маленький и он не знал такого понятия как «средний возраст», поэтому надолго задумался, пытаясь определить, сколько папе лет. Пока не заметил ухо.

Ухо явно нечеловеческое, с весьма приметной заостренностью. Его заостренный кончик так удивил Гарри, что он не удержался и потянулся к нему, чтобы потрогать. Дотронулся и вздрогнул — ухо было настоящим. Теплым, как его собственное.

— Ух ты, папа, ты кто? — с веселым страхом прозвенел малыш. Потому что понял уже — папа не спит.

— Эльф, сынок, всего лишь эльф, — мягко сказал Элронд.

— А я не такой? — с сожалением спросил Гарри, щупая свои уши. Они у него были круглыми, самыми обычными.

— Твои ушки заострятся только к двадцатому году твоей жизни, — с ласковой терпеливостью пояснил Элронд. — Полной зрелости эльфы достигают после третьей юности. В пятьдесят лет, если быть точнее.

— А двадцать это…

— Пятнадцать у эдайн, то есть у людей, — подтвердил Элронд.

— Здорово! — восхитился Гарри, снова трогая свои уши и представляя, как они заострятся и станут эльфийскими. — А что такое третья юность? — спохватился он.

— Третья стадия взросления квенди, — принялся объяснять отец. — Первая — это ранние годы, детство, другими словами, длится она до пятнадцати лет. Затем наступает вторая стадия — до тридцати, в этот период организм эльфа полностью перестраивается, меняются уши, зрение и так далее. Ну а после тридцати ты уже эльф-подросток, вплоть до взросления, до полной половой зрелости.

Ох, вовремя Элронд своего ребёнка нашел, скажу вам честно… Вы только представьте Гарри на Турнире Трех Волшебников, совсем ещё сопляк по эльфийским меркам! То-то он так тормозил в развитии… Ну вы поняли…

Глубоко вздохнув, Гарри улегся щекой на папину грудь. Погладил ладонью отворот фланелевой черной пижамы, одолженной Элронду Северусом, и тихо спросил:

— А какой у нас дом?

— Дом у нас красивый, с высокой ажурной крышей, рондом, по-нашему… Вокруг горы и леса, с гор струятся легкие водопады… В доме нет этажей, но высота у комнат разная — у кого-то выше, у кого-то ниже. Весь дом опоясан широкой террасой, которую защищают воздушные перила…

Гарри слушал и запоминал, надеясь, что вскорости он сам всё это увидит. А сейчас он наслаждался чудеснейшим мигом — близостью с родным отцом. Наслаждался, слушая и впитывая звуки родного голоса. Папа, папочка, как же я рад, что ты здесь, со мной. Я больше не один!..

Часть 6. Том Бомбадил

Элронд прислушался: внизу негромко стукнула дверь — вернулись Северус и двое валар и, судя по звукам сопротивления, кого-то с собой привели. Вздохнув, он посмотрел на сына.

— Нужно вставать, Келли. Или, может, тебя называть Гарри?

— Не, — Гарри мотнул головой. — Зови меня Келли. Это же моё настоящее имя, ведь да? — полуутвердительно спросил он.

— Да, Келли, это имя ты получил при рождении, — подтвердил Элронд. И напрягся вдруг, когда Гарри потянулся за очками. Поколебавшись, он неуверенно спросил: — Что это такое, Келли, и зачем оно тебе?

— Это очки, папа, — Гарри был безмерно удивлен. — Они помогают мне видеть мелкие предметы вблизи, потому что у меня даль-но-зор-кость.

— Этого-то я и боялся, сынок, — вздохнул отец. — Некому было тебе подсказать, как перенастроить зрение. Но я тебе покажу, как, а их больше не надевай, пугают они меня: железо и стекло так близко от глаз… — Элронд передернулся. — Ничего ужасней в жизни не видел…

Из этого, как вы уже наверняка догадались, логика так и напрашивалась, и была настолько очевидной, что даже маленький Гарри её уловил.

— То есть, я правильно понимаю, в том мире, откуда ты пришел, никто не страдает болезнями глаз? — восхищенно спросил он.

— Я таких, во всяком случае, не видел и не слышал, чтобы кто-то жаловался на плохое зрение.

Договорив, Элронд улыбнулся, чмокнул сына в макушку и поднялся с постели. Покосился на доспехи, дернул плечами и потянулся к сумке со сменной одеждой. Там, среди прочего, было и визитное одеяние. Его Элронд и надел — узкие штаны и рубашку, к ним длиннополый камзол, светло-серый, отделанный серебряной вышивкой, голову увенчал витой венец в виде тонкого обруча. Ко всему этому у Элронда загадочным образом засветились кожа, волосы и глаза, то есть говоря словами самого профессора Толкина: «в глазах и на волосах мерцал звездный свет, от кожи разливалось бледное сияние, подобное свету, что окаймляет гребни гор перед восходом луны». У Гарри аж дыхание перехватило, когда перед ним во всей красе предстала вся эта восхитительная неописуемая волшебность.

И как же эта волшебность Дамблдору-то не понравилась! Едва увидел нечто сверкающее на пороге кухни, так и сбледнул с лица, посерел как поганка. Сразу уловил, старый пройдоха, мощь и величие северусова гостя. Сам Элронд, видать, неплохо подвизался в дипломатии, потому что ни единым мускулом на лице не дернул при виде крепко спеленатой мумии с бородой, обмотанной вокруг шеи и кончиком засунутой в рот наподобие кляпа. Зато Гарри, сидевший на руках у папы, эмоций не сдержал — весело хихикнул. Ему спеленатый дед напомнил гусениц, которых он не раз снимал с розовых кустов тёти Петуньи. Такой же длинный, тощий и косматый. Северус, будучи прекрасным легилиментом, эти эмоции уловил и оценивающе оглядел деда, невольно сравнивая того с насекомым. Элронд передал Гарри Ирмо и попросил:

— Ступайте во дворик, поиграйте с лошадкой.

Всё понимающий Ирмо унес ребёнка прочь, а Элронд развернулся к хозяину дома.

— Значит, это он? — зловеще констатировал эльф. И прожег старикашку звездным взглядом, по жути не уступая разгневанной Галадриэль. На Дамблдора практически взглянула Бездна, всесокрушающий бескрайный и мудрый Космос. Ой, как ему поплохело… А тут и Сулиме маслица подлил на раскаленную сковородку королевского гнева.

— Какое наказание предпочтете, сир? Магии мы его уже лишили, колдовать старик больше не сможет. Вот его палочка, — вала