Томек в стране фараонов - Альфред Шклярский

Готовый и одетый, он отдал распоряжения слугам.

– Бисмалла[56], – сказал он самому себе, как делал каждый день, приступая к работе, глядя при этом на красиво выведенные над дверями первые слова Священной книги, Корана.

Ахмад несколько опешил, увидев среди гостей женщину и ребенка, но пригласил всех, тем не менее, к столу. Подали фул[57] с яйцами, горячий свежий хлеб, тарелочки с сыром, лимоном и разными приправами – солью, перцем, самым разным, от мягкого до совсем острого. Как раз острый и привлек Патрика, который тут же подавился и зашелся кашлем, что вызвало незаметную усмешку хозяина.

– Это шатта[58], – предостерег он, – очень острый!

Во время завтрака пили крепкий сладкий горячий мятный чай. В конце внесли пирожные и фрукты – манго, бананы, фиги, абрикосы, апельсины и громадную гору разных видов фиников. Патрику больше всего понравились басбуса – пышные пироги с сушеными фруктами. Хозяин предложил гостям кофе и обратился к жене с предложением, чтобы она увела к себе Салли и Патрика. Наступило время серьезного разговора, и присутствие женщин и детей было ни к чему.

Патрика и Салли пригласили в женскую половину дома. Жена хозяина показала свои владения. Салли больше всего заинтересовала машрабийя, нечто вроде оконца-балкончика, украшенного частым переплетом темно-зеленой деревянной решетки. Через ее узкие щели арабские женщины, оставаясь невидимыми, могли рассматривать улицу. Салли постояла у окна, наблюдая за оживленным уличным движением и размышляя о нелегкой судьбе жены араба. Вдруг ее внимание привлекла странная фигура.

Феллах, либо бедный араб… В толпе он явно чувствовал себя чужим. Он казался испуганным, потерянным. Оглядываясь и то и дело останавливаясь, он направлялся к дому Ахмада. Остановившись у входа, он огляделся еще раз, поднял неуверенно руку и, наконец, постучался.

– К вам гость, – обратилась Салли к жене Ахмада.

Она выглянула через решетку.

– А, это Садим.

– У него такой испуганный вид, – заметила Салли.

– Это новый слуга моего мужа. Он из деревни, что недалеко от Долины царей. Муж взял его по рекомендации одного знакомого. Он, видно, никогда не бывал в большом городе и ему не по себе, – пояснила хозяйка.

– Да, это заметно, – улыбнулась Салли. «Из Долины царей! Какое стечение обстоятельств», – подумала она.

Садим уже исчез где-то внутри дома, а женщины отвели Патрика на крышу. Там обнаружился… сад, усаженный жасмином и фасолью. По нему гуляли куры, из-под ног взлетали голуби. Повсюду в этом кухонном тылу и месте отдыха жены египетского сановника чувствовалась заботливая женская рука.

Женщины обменялись соображениями по кулинарным вопросам, Салли записала несколько рецептов египетских блюд.

Мужчины тем временем заканчивали беседу. Ахмад старался быть как можно приветливее, но не сказал ничего нового. Он подтвердил, что да, кое-что слышал и читал в газетах о контрабанде, но ведь этим занимаются с незапамятных времен.

– У нас есть сведения, что след ведет в Каир, – Смуга пытался оказать давление на хозяина.

– В этой стране абсолютно все проходит через Каир, – поучающе произнес хозяин. – Мне трудно оценить имеющиеся у вас сведения, я ведь не служу в уголовной полиции, – тон его стал резким, говорил он неохотно. Но тут же, чтобы сгладить впечатление, предложил посетить знаменитую мечеть, самый красивый храм в «городе тысячи мечетей», как называли Каир. Мечеть находилась в конце центральной улицы Гами аль-Азхар, здесь же находился университет, где многие века обучались самые выдающиеся знатоки Корана[59]. Через ворота – а их было шесть – Ахмад ввел своих гостей на Сахн – главный внутренний двор мечети, мощеный белыми мраморными плитками. Вокруг шла внутренняя галерея, опирающаяся на стройные колонны с арками. Посредине журчал фонтан. Вода текла из разных кранов в бассейн, где каждый правоверный перед молитвой омывал руки и ноги.

В одном из уголков дворика сидели на корточках на разобранных на мраморных плитках циновках ученики из разных стран мусульманского мира. Кого здесь только не было! Бросались в глаза высокие, стройные тунисцы в разноцветных галабиях. Лекцию старого бородатого, облаченного в темную галабию и рыжеватый плащ наставника слушали и коренастые персы в темных тюрбанах, и берберы с толстыми чубами, выпуклыми глазами, и мелкие худощавые сирийцы с острыми чертами лица, в белых куфиях[60], с черными налобными повязками. Рядом с молодыми внимательно вслушивались египтяне-старцы. Вызывали удивление элегантные фигуры марокканцев и ливийцев в европейской одежде. Ахмад кивнул старому шейху, ведущему занятия с разношерстной группой студентов. Тот ответил поклоном, сложив руки как для молитвы.

В восточном крыле мечети помещался приют для слепых, зауйет эль-Омьян.

– Это одна из самых распространенных у египтян болезней – глазное воспаление, ведущее к слепоте, – объяснил Ахмад. – Эти люди страшно несчастны.

Так оно и было. Вид слепых потрясал душу. Они выставляли на солнце невидящие, сильно красные гноящиеся глаза, демонстрируя шрамы и язвы, чтобы пробудить сочувствие у прохожих.

– Ради Аллаха, – взывали они, прося о подаянии.

Обитатели приюта вместе с нищими и паломниками поджидали имамов, раздававших через день – по давней традиции – оливки, хлеб и фул.

Простившись с хозяином, путешественники зашли в кофейню, чтобы утолить жажду. У выставленных на тротуарах столиках сидели мужчины, пили кофе. Почти все курили, кое-кто играл в трик-трак[61]. Некоторые нахально приглядывались к Салли, но приставать к ней не решались: она была в сопровождении мужчин.

VI

Патрик в Вавилоне[62]

О всех взрослых участниках каирских приключений смело можно было сказать, что все их время было занято без остатка. Иначе дело обстояло с Патриком, он все еще ждал, что случится что-то важное, что будет связано с ним самим, с его назначением в жизни. Ему сейчас жилось хорошо, беззаботно, но где-то далеко была его семья, бедный дом, и он сам столько перенес потому, что искренне верил в то, что подобно отцу и деду найдет свое «сокровище»[63]. «Много отдашь, много и получишь». – в этом он был уверен. В тот самый миг, когда все его надежды, казалось, рухнули, ему встретились добрые люди. Он поверил им и полюбил, собираясь вместе с ними принять участие в небезопасной экспедиции. Только с ним-то самим по-прежнему ничего не происходило.

Взрослые каким-то шестым чувством ощущали его – по их представлениям – душевный разлад, хотя там, где находился Патрик, всегда происходило слишком много всякого. По отношению к мальчику у них развилось нечто вроде комплекса вины, особенно у Смуги, сразу сильно к нему привязавшегося, и у капитана Новицкого, искренне полюбившего юного «сорванца». Оба как раз отправлялись в очередной поход за информацией в самый древний район Каира, заселенный в основном коптами – немногочисленными христианами, являвшимися прямыми потомками древних египтян[64]. Было решено взять с собой Патрика и по возможности сделать так, чтобы ему было интересно.