Измена. Право на обман (СИ) - Арская Арина

Денис лишится полной семьи. Да, я надеюсь, что мы с Сашей после взаимных претензий, первой паники и агрессии друг к другу приедем к совместной опеке, однако это будет все же трагедией для маленького мальчика. Любовь мамы и папы, что была переплетена между собой, разделится, и его мир поменяется. Да, господи, реши сейчас мои родители развестись, это станет для меня шоком, хотя я взрослая тетка.

— Мама и папа сейчас в ссоре…

— Из-за чужой тети?

— Да, — слабо улыбаюсь я.

— Папа не просил прощения?

— Денис, — тоскливо я смотрю на сына. — Когда мама и папа решили пожениться, то мама ждала, что будет единственной тетей, которую папа будет целовать по-взрослому. Когда мужчина и женщина решают создать семью, то они отказываются от чужих теть и дядь. Те, кто не хочет отказываться, обычно не женятся…

— А папа обещал целовать только тебя?

Какой хороший вопрос.

— Обычно это подразумевается.

— Мам, — Денис хмурится. — Мальчики глупые.

— Это не так.

— Девочки умные, а мальчики нет, — Денис качает головой. — Вот девочки понимают, что кушать какашки кроликов не надо, а мальчики нет.

— Что, прости?

— У нас в саду есть живой уголок… С кроликами…

— Да я в курсе, — медленно моргаю.

— Их какашки похожи на шоколадные конфетки…

— Только не говори…

— Я не успел, — Денис кривится. — А вот Ваня, Паша и Лёня… Девочки предупреждали их и говорили, что это какашки, а они не послушали. Сказали, что кроликов конфетами кормят.

— Господи…

— И мне предлагали, и я почти согласился, но потом они разревелись и пытались все выплюнуть, — печально продолжает Денис, — няни ругались, в рты воду лили…

Какая точная метафора. Мой муж нажрался кроличьих экскрементов, а я, видимо, как няня должна ему рот вымыть и поставить в угол.

— И помнишь твое любимое синее платье, из которого я сделал мантию волшебника?

Конечно, я помню. Дорогущее, брендовое платье, которое я успела надеть только пару раз, а Дениска искромсал его ножницами.

— Я знал, что ты его любишь, но… я решил рискнуть, — слабо улыбается, — вдруг не так ты его любишь? А ты расплакалась.

— Но волшебник получился замечательный.

— Теперь я не буду резать твои платья.

— Папа взрослый…

— Папа — мальчик, — Денис хмурится, — и он не понял почему ты так над платьем плакала. Помнишь?

Мне нечем крыть слова Дениса. Я тоже придерживаюсь мнения, что мальчики, даже взрослые, куда глупее девочек. И я не знаю, это из-за воспитания, или из-за того, что их мозг устроен иначе. Это женщина вечно оберегала очаг, и, наверное, за тысячелетия научилась осторожности, обдумыванию и настороженности. А мужики? Вижу мамонта? Бегу за ним!

И скучать мальчикам нельзя. Когда Дениса одолевает тоска, он начинает чудить. Мои наблюдения за детьми на детской площадке убедили меня, что девочки в скуке посидят, поковыряются в песке и пойдут к маме, мальчишки же… песком бросаются, друг друга задирают, лезут на деревья, дерутся, устраивают кульбиты, которые могут окончиться сломанными руками и ногами.

Я позволила заскучать Саше? Это моя вина? Я же заметила его нарастающую холодность и то, что он стал чаще задерживаться на работе, однако предпочла проигнорировать все эти звоночки. И все это началось не полгода назад, когда он снюхался с Аней, а раньше. Я решила, что мне легче поверить в то, что его выматывает бизнес, чем лезть глубже, но были ли у меня самой на это силы? Нет, не было.

И вопрос, была ли я в состоянии отвлечь Сашу от измены? Отвратили бы эксперименты и красивое белье от идеи гульнуть к молодой и раскованной? Я не навешиваю на себя чувство вины, а лишь рассуждаю и хочу понять, а есть ли у женщин в подобных ситуациях возможности для маневра и власть? Я ведь не одна такая особенная с неверным мужем.

— Мам, — Денис отвлекает меня от сложных размышлений. — Я хочу кричать.

— Покричи.

Денис встает и кричит. Сжимает кулаки, топает ногами и зажмуривается. В комнату заглядывает бледная мама, и также бесшумно исчезает. Крики Дениса повышаются до визга, затем он замолкает, чтобы отдышаться, и вновь срывается на злой, обиженный крик, а затем падает на спину. Бьет пятками по плотному ковру, тиранозавр, который умеет шагать и рычать, переворачивается с открытой пастью. Денис затихает и складывает руки на груди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Полегчало?

— Да, — шмыгает. — Мам.

— Да, милый?

— Я уже почти не злюсь на папу.

— Это хорошо.

— Но ты злишься.

— Денис, — сползаю с кровати и ложусь рядом. — Ты не должен оглядываться на мои чувства. Моя чувства и эмоции — это мои, а твои — это твои.

Какая же я гадина. Я только вчера пыталась манипулировать сыном и его эмоциями. Как легко я за своей обидой могу забыть о том, что мой ребенок — это не инструмент давления или достижения своих целей.

Надо поднять сложный разговор, который коснется развода и нашего раздельного проживания с Сашей, и я не могу раскрыть рот. Я знаю, что Денис воспримет это тяжело, и у меня сердце сжимается в черную точку. Я думала, что мы с Сашей проживем вместе до старости и рисовала в голове идеализированные картинки, как сидим старенькими на веранде и наблюдаем за правнуками. Почему жизнь не может быть простой и понятной? Почему она полна сложных решений, которые обязательно заденут других и оставят шрам в сердце?

— Денис, папа… — тошнота усиливается, глаза жгут слезы, — наш папа… провинился передо мной… и мне очень сложно понять его, принять его проступок, и я не знаю, осознал ли он, что натворил. Когда твои друзья поели кроличьих какашек, то они поняли, как ошибались… — тут я хрюкаю от смеха, потому очень живо представила ревущих ребятишек… — потому что им стало невкусно…

Из меня рвется смех, слезы отступают, и я с хохотом сгребаю Дениса в охапку. Перед глазами всплывает картина маслом: стоят три красавца, жуют “конфетки”, замирают и срываются на гневный рев, а на них со стороны снисходительно и красноречиво смотрят девочки в красивых бантиках и молча намекают, что “они же говорили”.

— Лучше бы папа поел кроличьих какашек, чем поцеловал чужую тетю? — серьезно спрашивает Денис.

Глава 27. Огурчики и горчица

— Дениска, — сажусь, когда приступы нашего смеха затихают, — маме и папе очень нужна твоя помощь.

Денис садится по-турецки и хмурится. Как же он похож сейчас на Сашу. Его маленькая копия, и теста на отцовство не надо проводить.

— Мама и папа не просто в ссоре, а в жизненном кризисе. Помнишь, мы тебя учили, что важно себя правильно ввести с друзьями в момент ссоры? Вот мы сейчас с папой испуганы, разгневанные и можем натворить очень нехороших дел в попытке защититься…

Подозреваю, что и Саша сейчас из последних сил сдерживается, чтобы не ткнуть меня мордой в то, что я ему не соперник.

— Мы очень хотим подраться, покидать друг другу в лицо песком… Ладно, я очень хочу драться, кусаться и мне страшно, а от страха мы совершаем большие глупости, которые могут затронуть тебя.

— Сложно… — Денис надувает щеки.

— Очень сложно, а может быть все еще сложнее, если мама и папа не решат быть двумя взрослыми людьми, — слабо улыбаюсь. — Мама твоя очень хочет быть маленькой девочкой и желает спрятаться вместе с тобой под одеяло. Я не хочу видеть папу, потому что я очень обиделась и хочу взять тебя в союзники против папы, чтобы сделать ему больно, но так нельзя поступать. Поэтому… поэтому ты должен побыть пока на нейтральной территории, у бабушки с дедушкой.

— Так…

— Мама должна взять себя в руки и поговорить с папой, а говорить иногда очень тяжело, потому что хочется кричать…

— И кусаться?

— И кусаться, да, — медленно киваю, — а если я буду кусаться, то папа тоже будет… и, возможно, нам стоит покричать и покусаться, но ты видеть этого не должен. Ты захочешь нас разнять, успокоить…

— Я уже хочу. И я не могу, да?

— И в этом нет твоей вины, милый, — поглаживаю его щеку.

— Виноват папа?

— Передо мной, да. Именно в этом нам сейчас и нужна помощь, сынок. Не вини сейчас никого, а порадуйся большому динозавру, побудь с бабушкой и дедушкой. Мы все, я, папа и ты, соберемся и обязательно поговорим, но для этой важной беседы папа и мама должны прийти в себя.