Мушкетерка - Лэйнофф Лили

Когда я снова открыла глаза, я была рядом с мадам де Тревиль. Она обмотала свой конец веревки вокруг крюка, вбитого в стену, и предложила мне руку. Я поколебалась, но прежде, чем с губ мадам де Тревиль слетели дальнейшие увещевания, я схватилась за нее и спрыгнула на пол. Держась за стену для равновесия, я переводила дыхание.

— Боязнь высоты. Любопытно, — отметила она, роясь в своих накладных карманах. Затем выудила ключ и отперла дверь. — Мы на месте.

В глаза внезапно ударил свет. Направо уходил коридор, похожий на те, что я видела внизу: застеленный коврами пол, ряды дверей с каждой стороны. Одна из дверей была приоткрыта, и из-за нее доносился смех: наверняка это девушки. Маргерит и ее подружки, глумящиеся надо мной: бедняжка Таня. Нет. Здесь надо мной никто не смеется. Пока что.

В моем поле зрения появилась мадам де Тревиль.

— Для начала нам нужно зайти кое-куда.

Она двинулась туда, где коридор расширялся влево, вместо дверей здесь были большие арочные проемы. Мы прошли под первой аркой, и нас встретило дуновение прохладного воздуха, словно над нами пролетел призрак. Это помещение не было комнатой — его при всем желании нельзя был так назвать, потому что одна стена была практически полностью занята двумя большими арками размером с весь первый этаж моего дома.

— Обычно здесь не так пусто, — объяснила мадам де Тревиль. — Но мы всегда убираем все перед прибытием новых гостей. Это дает нам повод навести чистоту.

Указательным пальцем она подхватила пылинку, проплывавшую вдоль изгиба одной из арок; черты ее лица исказились недовольством.

— Таня, как ты думаешь, почему отец отправил тебя сюда?

Мой голос был спокойным и собранным, в отличие от меня самой. Я, как попугай, повторила слова матери:

— Ваша репутация известна всей стране. И хотя Академия открылась только недавно, девушки готовы убить за место в вашем заведении.

— Но не ты, — заметила она.

— Я не это хотела сказать…

— Я достигла того возраста, когда выслушивать пустую болтовню — значит не просто напрасно тратить время, это по-настоящему досадно. — Она приблизилась ко мне, и мои челюсти сжались. — Говоришь, другие девушки готовы убить, чтобы оказаться на твоем месте… А за что готова убить ты?

Никаких признаков головокружения, никаких иных симптомов, которые позволили бы сделать вид, что я не расслышала ее слова. Только прохладный воздух, ярко освещенное свободное пространство — и мадам де Тревиль.

— Наверное, стоит перефразировать. За что ты готова сражаться? — не отступала она.

Мой взгляд метнулся к двум аркам. На пол упала тень. Живот свело от чувства вины и страха.

— Я не уверена, что поняла вопрос.

— Тебе нужен пример? Возьмем твоего отца. Он сражался за короля, за свою страну. А еще, разумеется, за своих братьев по оружию, за мушкетеров. Он сражался за свою семью, сражался за тебя…

— Мадам, вы ошибаетесь. Отец никогда не обнажал шпагу для моей защиты.

Один-единственный раз возникла такая необходимость, когда в наш дом вломились грабители, но он опоздал. А я оказалась слишком слаба.

— Есть и другие способы сражаться за кого-то, мадемуазель. Не всегда для этого нужна шпага, — возразила она. Долгие часы тренировок со шпагой в конюшне, поручни, которые он построил для меня, все те разы, когда он твердил моей матери, что, хотя мое тело изменилось, я все еще остаюсь их Таней… — Спрошу еще раз. За что ты готова сражаться?

На этот раз я встретила ее взгляд.

— Ну… за мою семью, за фамилию де Батц. За моего отца. И за вас. — Когда я упомянула папу, голос у меня дрогнул под тяжестью намерений. Мадам де Тревиль неоткуда было знать, что я имею в виду: на самом деле я уже сражалась за отца, просто по-своему. Выяснить правду — вот все, что мне было нужно. А вовсе не она с ее Академией.

— Очень лестно, — сказала она. Ее смех звучал неестественно.

— Мадам… — выпалила я, прежде чем успела остановиться. — Чего именно вы от меня хотите?

Она перешла на другой конец помещения.

— Ты уже должна была понять, что я осведомлена о твоем состоянии. Блочный механизм придумал мой племянник, он всегда что-то мастерит и изобретает. Судя по тому, что нам не пришлось соскребать тебя с пола, у него все получилось. — При этих словах я сжалась, а она продолжала расхаживать по комнате. — Я не стала бы так стараться ради кого попало. Но ты дочь де Батца. В молодости мы были близкими друзьями. Я не могла отвергнуть его единственное дитя. Он написал мне о девушке, у которой хватает храбрости неустанно добиваться своей цели, хотя она знает, что будет падать каждый день. — Поджав губы, она окинула меня оценивающим взглядом. — Но картина не соответствует описанию. Я вижу девушку, готовую смириться с жизнью, которой она не хочет, и слишком кроткую, чтобы сказать мне правду.

Я заперла свою ярость внутри. Вонзила ногти в ладонь у основания большого пальца.

Она хлопнула в ладоши. Я вздрогнула, когда этот звук разнесся в пустом пространстве.

— Что ж, приступим.

Лязг металла, скрежет стали. Внезапно моя шпага, та самая, которую я спрятала в сундуке, покатилась по полу, чья-то фигура поспешно скрылась из виду. Моя рука метнулась к оружию прежде, чем я успела это понять. Головокружение нарушило пространственное восприятие, и я едва успела ухватить эфес.

Я сделала ошибку, не взвизгнув, как подобает мадемуазель. Невольно выдала один из моих сокровенных секретов, за который меня наверняка вышвырнут из Академии. Но даже если бы я решила отбросить шпагу, вряд ли смогла бы это сделать. Она была единственным знакомым мне предметом в незнакомом доме. Сталь клинка заплясала в бликах света.

— Даже не думай бросать ее, она тебе понадобится, — заявила мадам де Тревиль.

— Чего вы хотите от меня? — снова спросила я, и в мой голос наконец-то просочился гнев.

— Чего я хочу? Хочу понять, не перехвалил ли тебя твой отец. — Она вытащила еще одну шпагу откуда-то из темного угла.

Папа был прав: противник никогда не станет ждать, пока ты нападешь.

Я инстинктивно парировала ее удар, сталь ударилась о сталь со звоном, который был для меня слаще музыки. Вместо того чтобы атаковать, я решила выждать. Я наблюдала за движениями мадам де Тревиль, выискивая слабые места. Когда ничего не знаешь о противнике, спешка — последнее дело.

— Оборонительная тактика. Этого следовало ожидать, — сказала мадам де Тревиль и снова перешла в нападение. Я сделала несколько быстрых шагов назад, отбила ее клинок. Выпад. Парирование. Еще один отскок.

Уголком глаза я видела, что за нашей схваткой наблюдают несколько пар глаз. Рука болела, но это было чудесно; я словно вернулась домой.

Отцовский перстень подпрыгнул на цепочке, когда я резко повернулась и почти сумела застать мадам де Тревиль врасплох. Это было непросто, поскольку под платьем у меня не было панталон и я не могла подоткнуть юбку. Клинок сверкнул, когда я ударила раз, другой, ноги легко порхали по полу. Когда отец учил меня этой атаке — клинок перемещается вправо, потом влево, — он объяснял, что это похоже на балет. Я смеялась, потому что его прыжки по конюшне выглядели неуклюже.

Но на этот раз моя атака не достигла цели и не заслужила одобрения мадам де Тревиль. Она была слишком торопливой, слишком быстрой, слишком несбалансированной. Перед глазами поплыли черные круги. Я выругалась. Попыталась сморгнуть черноту, отбросила в сторону подол платья. Новый выпад. Еще одна атака, контратака. Финт влево. Мою шпагу скрывало черное облако.

Где-то в районе запястья, в нескольких дюймах от тонких, с волосок, шрамов, рассекавших ладонь, расцвела боль. Шпага со звоном упала на пол. Я споткнулась и выставила перед собой руки, чтобы не врезаться в стену.

Я дралась на шпагах с мадам де Тревиль! Мадам де Тревиль, хозяйкой Академии благородных девиц. Мадам де Тревиль, признанной светской львицей. Мадам де Тревиль, леди, воспитывающей из девушек подходящих жен для мужчин, которые им в отцы годятся, и требуют от своих супружниц, чтобы те покорно ожидали дома, когда они соблаговолят вернуться, и считают, что украшенная драгоценностями жена — просто предмет обстановки, на зависть другим дворянам.