Рейтинговые книги
Читем онлайн Газета День Литературы # 182 (2011 10) - Газета День Литературы

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 27

Уважаемый, господин Левенталь!

В 2009-м году на конкурс "Национальный бестселлер" в рукописи был номинирован мой роман "Дроздово поле, или Ваня Житный на войне". В соответствии с правилами конкурса на произведения писали рецензии члены Большого жюри. В том числе, некая госпожа Беломлинская. Я, сколько живу на свете, не читала таких рецензий, да и никто, наверное, не читал… Вот несколько цитат из неё: "Написана она (книжка) редкой злобности гнидою", "Личико такое на увядшую поганочку смахивает", "В общем, очередная натуральная фашистка, которую радостно пытается впарить миру – окончательно свихнувшийся Данилкин".

Видимо, мисс (или миссис, не знаю) Беломлинская, поработав в США госпожой-садисткой, и в своей литературной деятельности использует привычные методы. А вот эта литературная садо-мазо-дама от личности автора перешла наконец к разбору содержания: "Там всё вокруг славянского братства русских и сербов. …Если ещё задуматься над тем, ЧТО, конкретно, этой сочинской твари сделали, албанцы, турки или америкосы – лично ей, или хотя бы лично русским? Получается, что ну совсем ничего не сделали"… Видимо, госпожа Беломлинская никогда не слыхала о славянофилах и славянском вопросе, но ведь "Дневник писателя" Достоевского должен же быть ей известен, или всё-таки нет? Неужто и "Анну Каренину" до конца дочитать не привелось? Тогда сообщаю: Вронский, после гибели Анны, едет добровольцем в Сербию… И "ЧТО конкретно" этому Вронскому сделали турки, "получается, что ну совсем ничего не сделали", а эта "гнида" Вронский взял и поехал… Кстати, вот выдержка их "Дневника писателя" о неких дамах… к которым, видать, и относится просвещённейшая госпожа Беломлинская: "Дамы, восторженно подносившие туркам конфеты и сигары, разумеется, делали это тоже из деликатности: "Как, дескать, мы мило, нежно, мягко, гуманно, европейски просвещены!" Теперь этих дам вразумили отчасти некоторые грубые люди, но прежде, до вразумления, – ну, положим, на другой день после того поезда турок, в который бросали букетами и конфетами, – что если б прибыл другой поезд с турками же, а в нём тот самый башибузук, о котором писали, что особенно отличается умением разрывать с одного маху, схватив за обе ножки, грудного ребёнка на две части, а у матери тут же выкроить из спины ремень? Да, я думаю, эти дамы встретили бы его визгом восторга, готовы были бы отдать ему не только конфеты, но что-нибудь и получше конфет…" Поменяйте только слово "турок" на слово "албанец", или лучше на "американец", потому что куда тем туркам до натовских бомб, – и получите войну в Югославии в 1999-м. Или вот: "Подвоз патронов в турецкую армию из Англии и Америки колоссальный; достоверно теперь вполне, что турецкий солдат в Плевно тратит в день иной раз по 500 патронов; ни средств, ни денег не могло быть у турок, чтобы так вооружить армию. Присутствие англичан и их денег в теперешней войне несомненно. Ихние пароходы доставляют оружие и всё необходимое. А у нас иные газеты наши кричат из "деликатности": "Ах, не говорите этого, ах, не подымайте вы только этого, пусть мы не видим, пусть мы не слышим, а то просвещённые мореплаватели рассердятся и тогда..."" Просвещенная мореплавательница ужасно обиделась за натовских бомбометателей и до судорог рассердилась на мою бедную книжку… И, видимо, это с ней происходит не впервые… Приступы у неё… Рецидивы… Вот ещё одна цитата из рецензии Беломлинской: "Вероника Кунгурцева похожа на когда-то вылезшую в нацбестовый шорт лист – Веру Галактионову. Минус талант. Но та же сила злобы. В ту пору я была ещё молода и полна сил, и даже не поленилась поехать в Москву – чтобы привлечь внимание к тому, что эта самая Вера Галактионова – злобнейшая гадина".

Что делать автору, прочитав такую рецензию… Только вызвать на дуэль… Но нынче не ХIХ век и я не мужчина, да и происхождения самого простого – крестьянского… Хрестьянского… Вот по заповеди, я и подставила правую щеку… То есть смолчала, и вот уж два года этот опус висит в Интернете. Вы спросите, почему я сейчас пытаюсь защититься? Потому что, как известно, русский долго запрягает да быстро едет, пока гром не грянет – мужик не перекрестится, и – баба-бомба (Беломлинская) с возу – кобыле (Кунгурцевой) легче. Одним словом, обстоятельства изменились: во-первых, моя дочка доросла до такого предмета в школе, как Информатика, и тоже сунула свой нос в Интернет, а мне вовсе не хочется, чтобы ей на глаза попалась эта садистская мерзость. Во-вторых, в издательстве "Ад Маргинем" вышла книжка "Дроздово поле", то есть, теперь всякий кто наберет её название в Гугле, тотчас получит нацбестовскую сноску на рецензию Беломлинской (и почему-то она выскакивает в первую голову).

За два года кожа с моей щеки уже слезла, я думаю, что я достаточно терпела, и теперь настоятельно прошу убрать из архива "Национального бестселлера" этот скунский пасквиль!

P.S. Из некоторых комментариев Беломлинской в Живом Журнале следует, что садо-мазо-дама всячески свою площадную брань пропагандирует, а при первом намёке на привидевшееся ей судебное преследование (представляю, что бы с ней сделали за такую рецензию в её просвещённой Америке!) потрясает своим американским паспортом. Цитата из Живого Журнала (орфография и пунктуация беломлинская): "но вот тут то / подумала я – ежели кто в суд – то я достаю из широких штанин ету синюю книжицу – и встречный иск – за конкретно оскорбление в книге и полное издевательство – дальше смешно будет звучат – МОЕГО НАРОДА то бишь котрого я получаюсь гражданка"…

Я думаю, комментарии здесь излишни.

Вероника КУНГУРЦЕВА МАЛЕНЬКАЯ СЕСТРИЧКА...

Семья у нас большая: папа, мама, бабушка и двое детей – Большой Брат да я, Маленькая Сестричка. Папа с мамой по утрам в пустом мусорном Баке уезжают вниз; Бак гремит, как консервная банка, привязанная к хвосту запаршивевшей от "хорошей" жизни собаки. Он пуст, как после приезда мусоровозки: ни банановой шкурки, ни слипшегося от шаурмы целлофанового пакета не налипло к его тёмным бокам. А мои несчастные родители из Бака, в конце концов, вывалятся, это я знаю точно: мне приходилось, сидя на руках у Большого Брата, самой попадать внутрь вылизанного Бака. Двери закрылись, я принюхалась – и удостоверилась: пах он в точности так, как положено всякому помойному баку, пусть и очищенному от мусора. Это случилось тогда, когда мы поехали на Дачу, а Дача – это такое место… Нет, про Дачу позже…

Обычно, когда родители готовятся исчезнуть на Работе, я сижу на руках у бабушки, мы стоим с ней в распахнутых дверях, на пороге нашей квартиры и смотрим, как родители, вызвав Бак, уезжают в нём вниз. Этот Бак, по моим предположениям, разумен: узнав, что родители его ждут, по прошествии некоторого времени, нужного ему, чтобы добраться до них со своей стоянки, он, заученно сообщив о своём прибытии подобающим скрежетом, появляется и призывно раздвигает двери. Правда, и у Бака бывают осечки: тогда родители, подождав его и не дождавшись, ругают его всякими помойными словами и уходят вниз пешком, по бесконечной адовой лестнице, изогнутой, точно кишки подрезанного пса. Я думаю, в такие дни Бак болен – ведь у каждого может быть недомогание или просто дурное настроение. Но можно понять и родителей: на адову лестницу лучше не попадать…

Я знаю, что протестовать против ухода папы с мамой бесполезно – можно только смотреть, как они постепенно, точно Солнце и Луна за тучей, исчезают за дверями Бака. Родители, в конце концов, вернуться. Вечером. Нужно в это верить.

Страшно подумать, как они живут целый день на своей Работе. Однажды, усевшись на окошко, я поглядела вниз, на далёкую неприютную землю, с которой давным-давно вознеслась сюда (всё в том же Баке), в нашу защищённую со всех четырёх сторон квартиру, и увидела родителей. Их трудно было узнать: так они были малы, мельче всякого муравья, на которого не позарится ни одно живое существо крупнее яблочного огрызка. И я ужаснулась: видать, Работа делает их такими.

Утро продолжается: мы с бабушкой идем будить Большого Брата, кормим его, – я уже поела, но перекусить еще разок никогда не помешает, – и сижу на кухонном диванчике, изогнутом грациозно, точно кошачий хвост. Большой Брат потихоньку от бабушки, – которая этого не любит, – даёт мне кусочки своей пищи. И я её вкушаю. Иногда я наглею – как говорит бабушка – и кладу свою ослепительно-белую правую руку – она куда белее, чем рука Большого Брата, да что там! белее даже маминого нарядного сарафана, – на стол, и пока бабушка стоит спиной, домывая посуду, оставшуюся после завтрака родителей, украдкой, хотя Большой Брат это только приветствует, деликатно что-нибудь тырю. Иногда это фрагмент Братовой Пищи, а именно: кусочек сыра, колбасы или половинка сосиски, иногда внушительная крошка хлеба, – а иной раз несъедобный уголок от молочного пакета, крышка от бутылки и прочая несуразная дребедень. Нельзя сказать, что я не понимаю разницы между сыром и крышкой, так и шибающей в нос кока-колой, – меня увлекает сам процесс. В нашем мире так мало развлечений для Маленьких Сестричек. При этом я развлекаю и Большого Брата, который шипит при этом так: ши-ши-ши! Съедобное я, разумеется, тут же: на диванчике или гладком клетчато-желтом половом линолеуме, – поедаю. А крышку, невзирая на запах, можно погонять, как футбольный мяч.

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 27
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Газета День Литературы # 182 (2011 10) - Газета День Литературы бесплатно.

Оставить комментарий