Шань - Эрик Ластбадер

Этот человек внушает мне настоящий ужас.Она изо всех сил напрягла волю, стараясь навести порядок в смятенных чувствах, ибо знала что этот самый страх может погубить ее.

— Вы интересуетесь моим мнением, товарищ генерал? — подчеркнутое ударение, сделанное на последние слова, яснее некуда показывало, что он ни в грош не ставит ее звание. И вновь она подумала: Видимо, оттого, что я женщина.

—Вовсе нет, — ей было очень непросто заставить свой голос звучать твердо и уверенно. — Я просто беспокоюсь из-за не совсем подходящей обстановки. Здесь...

— Здесь так шумно, что никакому микрофону не под силу уловить хоть одно слово из нашей беседы. — Он продолжал внимательно изучать выражение на ее лице.

— Вас действительно беспокоит именно эта причина?

Она даже не шелохнулась, стараясь все время держать голову прямо.

— Что вы имеете в виду?

Малюта бросил в рот очередной кусок осетрины и пожал плечами.

— Народ любит его. Геначеву еще только пятьдесят пять. По кремлевской шкале он совсем молод. Он демонстрирует людям свою энергичность, и те отвечают ему взаимностью. Он объявляет, что внесет коренные изменения в сельскохозяйственную систему. Экономика, экономика и еще раз экономика. Он только и делает, что разглагольствует о ней. Четыре процента прироста валового дохода, без каких бы то ни было сокращений военных расходов — вот что он обещает народу. Да-да, товарищ генерал, народу. После чего отправляется вместе с женой и дочкой на парады, смотры. В Художественном театре они недавно втроем спустились в партер и сидели там вместе с остальными зрителями, вместо того чтобы, как повелось, смотреть спектакль из ложи.

Он запустил руку во внутренний карман пиджака и извлек оттуда несколько глянцевых журнальных страниц.

— Еще не успели посмотреть?

Даниэла взяла из его рук обложку и большую статью из последнего номера “Тайм”. Она увидела семейное трио Геначевых, счастливо улыбающихся на каком-то официальном приеме, и толпу на заднем плане, восторженно взирающую на них. “Советская семья номер один” — гласил размашистый заголовок. Она вернула страницы Малюте, не читая.

— Осталось совсем маленькое пространство, в котором пока можно еще маневрировать, — продолжал он, откладывая страницы в сторону. Он прикасался к ним так, точно они были отравлены. — С каждым днем этот наш вождь “нового поколения” прибирает к рукам все больше и больше власти. С каждым днем его культ личности разрастается. Геначев основное внимание уделяет внутренней политике, не отдавая себе отчета в том, какие усилия потребуются для того, чтобы вновь сдвинуть эту страну с места. Одними словами, брошенными в народ, не добьешься четырех процентов прироста в экономике. Зато он совершенно перестал уделять внимание делам на международной арене. Геначев игнорирует китайскую угрозу, забывает про афганскую войну. После целого десятилетия постоянных и заметных успехов мы испытали болезненную и, боюсь, почти невосполнимую потерю авторитета в Африке. Мы утратили контроль, даже тот, что имели, над Южной Америкой, и все попытки навести порядок в Юго-Восточной Азии имели плачевный исход. И на что же тратит свое время Геначев? Вместо того чтобы обратиться к решению насущных вопросов, он “сближается” с народом, болтает с фермерами, уверяя их, что скоро от былых трудностей не останется и следа. — Он фыркнул. — Еще немного, и мы начнем раздавать субсидии частным фермам, как в Америке.

Малюта крепко стиснул кулак.

— Довольно! Пора положить этому конец. Когда ты добудешь для меня секреты Камсанга, я сумею доказать на Политбюро свою правоту Настало время вновь взять под контроль всю ситуацию в Африке и Латинской Америке Советский Союз должен расширить сферу своего влияния на земном шаре. Нам следует проявлять больше агрессивности во внешней политике, а не стараться увеличить производительность труда в безнадежно устаревших колхозах. Однако до тех пор, пока Геначев стоит у власти, ничей голос, кроме его, на Политбюро не имеет веса.

Желая отвлечь его от этой темы хотя бы на некоторое время, Даниэла жестом указала на тарелки:

— Может быть, приступим к еде? Я просто умираю от голода.

В молчании они приступили к ужину, однако она видела, что мысли Малюты заняты не едой.

— Разумеется, — промолвила она, после того как остатки закусок унесли со стола. — Вы всегда стояли за иной выбор приоритетов. Вы могли бы заключить союз с Геначевым, используя тактику мелких уступок и приобретений. Возможно, вы даже убедили бы его взять вас в советники по международным вопросам.

Малюта не проронил ни звука в ответ, однако по выражению его лица Даниэла видела, что он размышляет над ее словами. Наконец он широко развел руками и пожал плечами.

— Я не могу себе представить, что могло бы заставить товарища Геначева прислушаться хоть к какому-нибудь совету, данному мной. Его духовный наставник — Михаил Карелин, человек без лица. Кажется, так про него говорят?

— В некоторых кругах, — согласилась она.

Она снова вспомнила свою доску для вэй ци.Главное — правильно выбрать стратегию. Тогда Малюта угодит в расставленную для него ловушку. Даниэла смогла бы обвинить его в подготовке заговора с целью физического устранения Геначева, если б только у нее были доказательства. Не домыслы, а бесспорные факты, не вызывающие сомнений в своей достоверности. Такие доказательства, предъявление которых фактически означало бы немедленное вынесение смертного приговора.

— Карелин!.. Говорят, он совершенно лишен честолюбия. Он вполне доволен жизнью, оставаясь в тени и нашептывая на ухо Геначеву, что и как нужно делать. Может быть, весь идиотизм Геначева следует на самом деле приписывать Карелину? Понимаете? Во взаимоотношениях между ними очень трудно разобраться, где кончается один и начинается другой.

Не спеши, не спеши, —уговаривала она себя. Ее сердце тревожно забилось.

— А если предположить, что Карелин сам порекомендует вас Геначеву на пост советника?

Малюта задумчиво постучал указательным пальцем по нижней губе цвета сырой печени. Достав сигарету из пачки, он прикурил. Даниэла с трудом подавила непреодолимое отвращение.

— Вот это уже становится интересным, товарищ генерал, — его рот растянулся в улыбке, такой странной и неестественной, словно Малюта был не в состоянии управлять мускулами лица.

По мере того как смысл этой улыбки стал доходить до сознания Даниэлы, страх разрастался в ее груди.

— Вы, однако, шутить изволите. С какой стати Карелин станет делиться со мной хоть крупицей своей власти?

— Станет, если я попрошу его об этом.

— Ого! И он вот так запросто выполнит твою просьбу надо полагать.

Даниэла поставила чашку на стол.

— Месяца полтора тому назад Михаил Карелин позвонил мне и пригласил в ресторан. Я решила, что он хочет заручиться моей поддержкой по каким-то вопросам. Мне показалось весьма вероятным, что он мог считать меня, как самого молодого члена Политбюро, наиболее сговорчивой. Он отвез меня в “Русскую избу”, что, признаться, удивило меня. Я совершенно не понимала, зачем надо тащиться так далеко от центра города. Сорокаминутная поездка на машине чересчур попахивала романтикой. Кроме того, меня немало озадачило то обстоятельство, что за все это время он ни разу не заговорил о делах. Вместо этого мы болтали о разной чепухе, рассказывали друг другу о своем прошлом, вспоминали детство. Другими словами, знакомились ближе, чем это принято между коллегами.

— Карелин назначил вам свидание?

— Свидание, — подчеркнуто повторила она. — Да, совершенно верно. И вот теперь он снова хочет увидеться со мной.

Малюта вспомнил жену Карелина, пухленькую, низенькую женщину, и двух дочерей, очень похожих на мать. Покряхтев, он промолвил:

— Как там говорится? В тихом омуте черти водятся?

— В данном случае лучше не скажешь.

— Ну и что жевы ответили господину Карелину?

— Я не сказала ему ни да, ни нет.

— Женщины, — сказал Малюта так, точно одно это слово объясняло разом все. Он хранил молчание, пока на стол подавали ужин. Когда официант ушел, он добавил:

— Ну что ж, в нашем случае ваша женская... м-м-м... нерешительность сослужила нам хорошую службу.

Не пускаясь в немедленное разъяснение своего туманного замечания, он с видимым удовольствием принялся уплетать пельмени. По-видимому, во время беседы его аппетит проснулся с прежней силой. Он съел все дочиста и лишь после того, как последний кусочек вареного теста исчез в его пасти, заговорил опять.

— Я хочу, чтобы ты была моими ушами с Карелиным, — сказал он с набитым ртом.

— И заставила его использовать свое влияние на Геначева, — добавила она, подумав про себя: Ну, вот ты и попался!

Малюта кивнул и, набрав полный рот водки, прополоскал его, прежде чем проглотить.