Любовь искупительная - Франсин Риверс

Он провел руками по волосам.

— Она очень ясно все объяснила. Я могу пользоваться ей и получить все, что захочу. С головы до ног. За исключением сердца. Я всего лишь мужчина, Господь! Неужели Ты не знаешь, что я чувствую рядом с ней?

Начался дождь. Холодный дождь, который все усиливался.

Михаил стоял посреди темной, грязной дороги в миле от города. Дождь хлестал его по лицу. Он закрыл глаза.

— Спасибо, — произнес жестко. — Огромное спасибо. — Горячая от гнева кровь быстро бежала по венам. — Если Ты хочешь таким способом остудить меня, это не слишком хорошо получается.

«ИСПОЛНИ МОЮ ВОЛЮ, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ. ИЗ ВОД МНОГИХ Я ИЗВЛЕК ТЕБЯ, Я ИЗБАВИЛ ТЕБЯ И ВЫВЕЛ ТЕБЯ НА МЕСТО ПРОСТРАННОЕ, И ПОСТАВИЛ НОГИ ТВОИ НА КАМНЕ. ВЕРНИСЬ ЗА НЕЙ».

Но Михаил прикрылся злобой, как щитом.

— Нет, я больше не могу. Последнее, чего я хочу в жизни, это женщина, которой все безразлично. — Он опять пошел по дороге, направляясь к конюшне, где оставил своих лошадей.

— Плохое время для поездок, мистер, — заметил конюх. — Приближается буря.

— Время такое же, как всегда, к тому же мне до тошноты надоело это место.

— Как и всем нам.

Дорога, по которой Михаил выезжал из города, шла мимо «Дворца». Пьяный смех и громкая музыка еще больше рассердили его. Проезжая, он даже не взглянул на ее окна. Зачем? Она, скорее всего, работает. Как только он вернется к себе в долину и сможет забыть это бесовское отродье, все снова станет на свои места.

И в следующий раз, когда он станет молиться Богу о жене, он будет намного конкретнее просить, что ему нужно.

Ангелочек стояла у окна, когда Осия проезжал мимо. Она узнала его, хотя он ссутулился, укрываясь от ливня. Она ждала, что он посмотрит на ее окна, но он даже не повернул голову в ее сторону. Она глядела на него, пока он не скрылся в темноте.

Что ж, наконец, она добилась своего и смогла прогнать его. Она хотела этого с самой первой встречи.

Так почему же она чувствует себя так, словно у нее отобрали что–то очень ценное? Разве она не рада, что, наконец, от него избавилась? Он не будет больше сидеть в ее комнате и говорить, говорить, говорить — пока ей не начнет казаться, что она вот–вот сойдет с ума.

Сегодня он назвал ее Ангелочком. Ангелочек! Она приложила к стеклу дрожащую руку. От пальцев холод пробежал по всему телу. Она прижалась лбом к стеклу и слушала, как по нему барабанит дождь. Звук падающих капель напомнил ей лачугу в порту и мамину улыбку перед смертью.

«О, Боже! Я задыхаюсь. Я умираю».

Ее трясло с головы до ног. Она опустила занавеску. Может быть, это единственный выход. Смерть. Если она умрет, никто больше не будет ее использовать.

Она села на кровать и притянула колени к груди. Прижавшись лбом к коленям, она стала убаюкивать себя. Зачем он пришел к ней? Ведь она уже приняла то положение вещей, в котором вынуждена находиться. Она пыталась прорваться. Почему он решил разрушить ее внутренний покой? Она сжала ладони в кулаки. Она не могла выбросить из головы Михаила Осию, который уезжал из города сквозь пелену дождя.

Подступило ужасное, гнетущее чувство, что она только что упустила свой последний шанс.

5

Смерть стоит у порога.

Я, как человек, который жаждет увидеть свой дом, проведя многие годы в пленении.

Папирус из Древнего Египта

Буря продолжалась много дней. Дождь, подобно слезам, стекал по стеклам, смывая с них грязь и рисуя удивительные образы внешнего мира. Ангелочек работала, спала и смотрела из окна на низенькие хибарки, палатки, светящиеся тысячами светлячков до самого рассвета. Нигде не было видно зелени. Только серость и грязь.

Анри заканчивал готовить завтрак, но есть не хотелось, и еще больше не хотелось сидеть за одним столом с другими девушками и слушать очередную перебранку и нытье.

Дождь усиливался, и вместе с ним пришли воспоминания. Она вспомнила их с мамой игру в дождливые дни. Всякий раз, когда начинался дождь, в лачуге становилось холодно, и мужчины шли в другие места, где было уютнее, — в гостиницы или бары, а Роб оставался с ними. Мама усаживала Сару к себе на колени и укрывала одеялом. Сара любила бури, потому что в такие дни мама принадлежала только ей. Они вместе смотрели, как большие капли соединялись в ручейки и сбегали по стеклу. Мама рассказывала о своем детстве. Эти были добрые и счастливые рассказы. Мама никогда не говорила о том, как ее отец отказался от нее.

Она никогда не вспоминала Алекса Стаффорда. Но когда она вдруг затихала, Сара понимала, что ей на память пришло что–то очень плохое и ей очень больно. Мама крепко прижимала к себе Сару и убаюкивала, напевая песенку. «В твоей жизни все будет иначе, — говорила она и целовала Сару. — Все будет по–другому. Вот увидишь». И теперь Ангелочек увидела.

Вырвавшись из воспоминаний о прошлом, она опустила занавеску и села к столу, покрытому скатертью. Она засунула воспоминания обратно, в самый потаенный угол души. Лучше пустота внутри, чем боль.

Осия не вернется. После их последнего разговора не вернется. Она крепко зажмурилась, ее маленькие руки сжались в кулаки. Зачем она вообще о нем вспоминает? «Пойдем со мной. Будь моей женой». Конечно, до тех пор, пока он не устанет от нее и не отдаст кому–то другому. Как это делал Хозяин. Как получилось с Джонни. В жизни ничего не меняется.

Она легла на кровать и с головой укрылась тонким одеялом. Она вспомнила, как зашивали простыню, в которую была завернута мама, вспомнила ее безжизненное улыбающееся лицо и ощутила внутреннюю пустоту. Если когда–то у нее была надежда, то сейчас все умерло, иссякло. Не осталось ничего, за что можно было ухватиться. Все рушилось.

— Я все смогу сама, — произнесла она в окружавшей ее тишине и будто услышала смеющийся голос Хозяина, который говорил с насмешкой: «Конечно, ты сможешь, Ангелочек. Так же, как и в прошлый раз».

Кто–то постучал в дверь, и она вернулась к действительности, отвлекаясь от мрачных воспоминаний.

— Могу я войти, Ангелочек?

Она поздоровалась с Лаки. Подруга напоминала ей маму — с той лишь разницей, что Лаки напивалась, чтобы быть счастливой, а мама — чтобы забыться. Сейчас она не была пьяна, но принесла с собой бутылку и два стакана.

— Ты долго не появлялась, — сказала Лаки, садясь на кровать. — У тебя все в порядке? Ты не больна? Может, что случилось?

— Все нормально, — ответила Ангелочек.

— Ты не вышла к завтраку, — продолжала Лаки, водружая на стол бутылку и стаканы.

— Мне не хотелось есть.

— Да ты еще и не выспалась. У тебя круги под глазами. Тебе просто грустно, правда? — Лаки нежно потрепала Ангелочка по волосам. — Что ж, это случается даже с такой старой шлюхой, как я, что говорить о лучших из нас. Она любила Ангелочка и беспокоилась о ней. Ангелочек была так молода — и так несчастна. Ей нужно научиться смеяться хоть немножко. Она была так красива, а это всегда помогает в их работе. Лаки нравилось просто смотреть на Ангелочка. Она была как цветок среди отбросов, была какой–то особенной. Остальные ее за это не любили. А еще за то, что она жила отстраненно. Всегда погруженная в себя.

Лаки была единственным человеком, которого Ангелочек подпускала ближе остальных, но и для нее существовали правила. Она могла говорить обо всем, исключая мужчин и Бога. Лаки никогда не задумывалась о причинах подобных ограничений и не задавала вопросов. Она просто была благодарна Ангелочку за возможность быть ее подругой.

Сегодня Ангелочек была особенно тихой. Ее прекрасное лицо покрывала бледность.

— Я принесла бутылку и стаканы. Хочешь еще разок попробовать напиться? Может, сегодня все будет не так плохо. Мы будем осторожнее.

— Нет, — содрогнулась Ангелочек.

— Ты уверена, что не больна?

— Наверно, больна. — Она была больна от жизни. — Я думала о маме.

Это было первое упоминание о чем–то из ее прошлого, и Лаки почувствовала себя польщенной возможностью узнать о ней хоть что–нибудь. Появление Ангелочка было загадкой, о которой все много говорили. Никто не знал, кто она и откуда появилась.

— Я не знала, что у тебя была мама. Ангелочек сухо улыбнулась.

— Может, и правда не было. Может, мне все это приснилось.

— Ты знаешь, что я не это имела в виду.

— Я знаю. — Ангелочек лежала, рассматривая потолок. — Я просто сама иногда задумываюсь над этим. — Был ли когда–нибудь в ее жизни дом с садом, наполненным цветами, аромат от которых проникал в открытые окна и наводнял комнату? Разве ее мама могла когда–то смеяться и петь? Бегали ли они когда–то по лугам?

Лаки дотронулась до ее лба.

— У тебя жар.

— У меня болит голова. Это пройдет.

— Как долго это у тебя?

— С того дня, как этот фермер стал докучать мне.

— Он приходил с тех пор?

— Нет.

— Я думаю, он любит тебя. Ты жалеешь, что не уехала с ним?

Ангелочек внутренне сжалась.

— Нет. Он обычный мужик, как все остальные.