Звени, монета, звени - Шторм Вячеслав

– Коранн!

На пороге – девушка. Когда-то – красавица, а сейчас – в беспорядке длинные волосы цвета густого меда, темные круги залегли под глазами, преждевременные морщины отметили исхудавшее лицо.

– Этайн! Как отец?

Молчит Этайн, Певунья Этайн, единственная дочь Меновига. Моя двоюродная сестра. Моя любимая. Платок в тонких пальцах стискивает так, что костяшки побелели. Из последних сил молчит, сдерживает рыдания, ибо недостойно дочери верховного правителя показывать на людях свою боль. Только бледные губы, в кровь искусанные, чуть дрожат.

– Отец… умирает, Коранн. Теперь уже скоро, я знаю.

– Почему?

Мы спешим к Янтарному Покою; как высокая трава на поле расступаются перед нами воины и девы, певцы и мастера,

– Он… пришел в себя. Впервые за много дней… Он звал тебя, Коранн…

И как подтверждение словам – голос. Слабый голос в гробовой тишине, который нельзя спутать:

– Сильвест! Где… Сильвест?…

Последние несколько локтей до двери в Янтарный Покой мы бежали.

В комнате – тяжелый смрад гниющей плоти. Его не перебить ароматом тлеющих ароматных трав. Жарко пылают в очаге поленья, и окна закрыты наглухо, но тень, оставшуюся от человека на высоком, богато изукрашенном ложе, всё равно сотрясает озноб.

– Сильвест…

– Я здесь, повелитель! Мы здесь!

– Да будут… славны Четыре… Успел…

– Да, да, я успел. Я привез… Этайн! Нужно… напоить его…

Смеется? Да, умирающий Ард-Ри смеется. Смеются губы, испачканные густой, темной кровью.

– Нет… Я… запрещаю…

– Повелитель!

– Отец!

Отчаянным усилием Меновиг приподнимается на локте, в тусклых глазах на мгновение вспыхивает былой огонь.

– Нет, я сказал! Пока… еще я… Ард-Ри Предела. Вы подчинитесь!

Кашель сотрясает худое тело, и правитель падает на спину, не сумев сдержать протяжного стона. Я подхватываю тело дяди, такое легкое, будто оно принадлежит не зрелому мужу и даже не подростку. Хилому ребенку. Этайн рукавом своего платья вытирает с губ отца кровь.

Меновиг вновь открывает глаза.

– Сильвест… Так ты… и вправду… веришь?

Нет, на этот раз даже засмеяться не удастся. Ард-Ри лишь хрипит, и вновь на его губах выступает кровь.

– Отец! Тебе нужно…

– Тихо… Молчи, дочь… Оба… молчите… Я буду говорить… Только дайте пить…

Я поддерживаю голову правителя, Этайн подносит к его губам золотую чашу. Зубы стучат о край, питье выплескивается на грудь умирающего, но он всё же делает глоток, другой.

– Довольно… Теперь слушайте… Я не мог… умереть… не сказав вам обоим. Не знаю, за что Четыре наказали… жену… Это… мой грех… Сильвест…

– Я слушаю тебя, владыка…

– Племянник… Дело не в тебе… и не кабане… Легенда, это легенда, а правда…

– Что ты хочешь сказать, отец?

– Я… неугоден… я прогневил Четырех… Какой… сейчас месяц?

– Середина Черного месяца. Зима…

– Зима… Ты сам сказал… Где… зима? Где холод? Почему не падает… снег? Почему собрали такой скудный урожай? Молчите… Тогда… я скажу. Это – кара Четырех… Все знают, что Ард-Ри – господин в Пределе… как муж – господин в своем доме… Будет ли у плохого… хозяина хороший дом? Я должен умереть… Когда я умру… всё станет по-прежнему, Пределу… нужен новый господин. Новый Ард-Ри…

Умирающий тяжело переводит дух. Вновь приподнимается на локте, отстраняясь от поддерживающих его рук.

– Луатлав! Ты… последний из рода… величайшего героя. Не только я… все здесь… называют тебя… Сильвест. Ты возродишь славу и процветание…

– Господин!

– Слушай! Ты… станешь новым Ард-Ри… Так желают Они, и так будет… В Пределе тебе… нет равных… А Этайн… моя дочь… она будет тебе верной женой… Вы оба – ветви одного древа… Мудрый прав – великая кровь… не должна… пропасть… Вы оба… обещайте… клянитесь мне сейчас… что не отступите…

– Отец!

– Нет… времени… Совсем нет… Я… Исполняйте… последний приказ… Ард-Ри…

Воин берет девушку за руку. Поднимается медленно рука Меновига, ложится сверху.

– Клянемся.

– Клянемся.

– Да будут… славны… Четыре…

Две руки над ложем. Третья – упала…

Голова. Мудрый

В этот час «У Гируса» практически никого не было. В большом зале внизу завтракали двое постояльцев, девушка в белом передничке – дочь хозяина, как шепнул мне Кольна – прислуживала им, да еще сам Гирус за стойкой протирал кружки.

Хозяин, не прерывая своего занятия, поздоровался с Кольной как со старым знакомым, приветливо кивнул мне. Я кивнул в ответ и присел за ближайший стол. Когда Кольна работает, ему лучше не мешать.

Через пару минут толстяк подошел ко мне, склонился к уху:

– Он здесь, господин, в своей комнате. Так и не выходил всё это время, и служанку прибраться не пускал. Только вчера под вечер заказал мяса, пару лепешек и опять заперся. И еще – служанка, проходя мимо его двери, вроде бы как слышала плач.

Я поднялся.

– Что-нибудь еще?

По лицу толстяка скользнула улыбка:

– Женщина. Гирус сказал, что у него сейчас женщина. Такая… ну, ты меня понимаешь, господин. Пришла сегодня рано утром и до сих пор там.

Я тоже против воли улыбнулся.

– Так-так… Значит, от услуг продажных женщин неизменно отказывался, в излишних возлияниях также замечен не был?

Кольна развел руками.

– Эту… женщину прислал хозяин?

– И да, и нет. Конечно, она обслуживает клиентов с его согласия, но в данном случае Гирус ее даже отговаривал. Однако она решила попытаться, на свой страх и риск. Как видишь, ей почему-то повезло.

Что ж, поглядим.

– Жди меня здесь. И скажи Гирусу, чтобы немного погодя принес в комнату таз и большой кувшин холодной воды. Да, еще пусть прикажет нагреть побольше воды и приготовить купальню.

На мой стук никто не ответил. После второго послышался приглушенный дверью женский голос. Слов не разобрать но интонация явно просительная. Ему тут же ответил мужской – резко, отрывисто. Тогда я решил действовать иначе.

– Мне нужен Фрэнк из Горелой Низины. – Тишина. Потом осторожные шаги. И голос:

– Здесь нет человека с таким именем. Его вообще нет, он умер. Пожалуйста, уходи.

– Но магистр Делонг…

– Уходи, я сказал! Вон!

– Дело касается женщины по имени Арита. Арита, дочь Гая.

Лязгнул отодвигаемый засов. Дверь чуть приоткрылась. Я стоял спокойно, давая возможность себя как следует рассмотреть.

– Что у тебя за дело?

– Может быть, ты впустишь меня? Или, если тебе удобнее, спустишься вниз. Я подожду.

– Что ж, жди.

Ждать пришлось недолго. Через несколько минут шуршания и препирательств вполголоса, закончившихся хлестким мужским «уходи!», дверь открылась, и из комнаты выскользнула женщина, кутающаяся в шерстяной плащ. На минуту остановилась, окинув меня явно неблагожелательным взглядом, что-то сердито буркнула и поспешила вниз по лестнице.

– Входи!

Пригнувшись, чтобы не удариться о низкую притолоку, я шагнул в комнату.

М-да…

Первое, что сразу же бросилось в глаза – винные бутылки. Пустые, наполовину пустые, полные, разбитые и целые – они стояли и лежали везде. Разумеется, при закрытых и наглухо зашторенных окнах и сравнительно небольшой величине комнаты воздух в ней был не самый чистый. Впору нос зажимать, если честно, тем более что ночной горшок, судя по всему, тоже не выносили давно.

Так, что у нас тут еще? Одежда (сложена до странного аккуратно), на спинке разворошенной кровати – перевязь с длинным мечом и кинжалом.

– Говори!

Теперь пора как следует рассмотреть самого хозяина комнаты. Недаром же я потратил столько времени, чтобы с ним встретиться. Так я и думал, типичный обитатель Северного Предела: высокий, пропорционально сложенный блондин с отличной мускулатурой. Правда, в отличие от большинства виденных мной местных – давно не бритый, с всклокоченной головой, да к тому же изрядно пьяный. Но боец, боец вне всякого сомнения. Просто парень не так долго живет на свете и пока не знает: напиваться с горя – последнее дело. Тем более что пить он не умеет.