Священный огонь - Брюс Стерлинг

Она съела поданные ей грибы, потому что врачи и сестры жаловались, когда она отказывалась есть.

Она утратила навыки чтения.

На третий день она проснулась с отчетливым новым ощущением смысла и ясности окружающего мира и обнаружила, что мелкие косые каракули опять превратились в буквы и слова. Она открыла свой ноутбук и с полным изумлением посмотрела на экран. Там мелькали обрывки какой-то невообразимой канцелярщины и экономической ерунды. Она весь день хохотала, дрыгала ногами, глядя на экран и расчесывая зудящие швы на голове.

Потом она поднялась с постели и принялась бродить по больничной палате. Поставила в клетку плошку с водой и тарелку с овощной смесью, но крыса почти все время спала. Просто лежала не двигаясь — розовая, с чуть отросшей шерсткой. Медсестра спросила ее, придумала ли она крысе какое-нибудь имя, но она не могла придумать ничего подходящего, и грызун остался безымянным.

Вечером позвонила ее дочь из Джакарты, но ей ни с кем не хотелось разговаривать. Она попросила медсестер передать, что отлично себя чувствует. За весь вечер Миа не проронила ни слова и ничего особенного не делала. Она начала понимать, что палата буквально нашпигована постоянно наблюдающими за ней устройствами. Некоторые из них работали так умно и тонко, что оставались практически незаметными.

На четвертый день ей дали другую, твердую, пищу, которую можно было жевать, и чуть-чуть очень вкусных сладостей. Она попросила добавки и обиженно поджала губы, когда ей отказали. Затем на нее надели очень симпатичные синие шерстяные брюки, отстроченные и с отворотами, и провели в комнату, которую здесь называли детской, хотя никаких детей в ней не было. Комнату предоставили в ее полное распоряжение, и она ей очень понравилась. Наполненная ярким светом, как в летний солнечный день. Тут же стояли тренажеры и другие приборы, на которых можно было потренироваться. Она так и делала — поднималась, поворачивалась и чуть ли не кувыркалась на мягком полу до тех пор, пока ее брюки слегка не испачкались. Тогда она оставила тренажеры и отряхнула брюки.

Она вернулась к себе в палату и посмотрела информационные программы по ноутбуку. Долго и оживленно болтала в чате с доктором Розенфельдом об американской политике в 2030-х годах. Ее очень интересовали политические события в период мирового кризиса тридцатых годов, и когда она подумала о случившемся после того, то сильно была взволнована. Она долго рассуждала на свою излюбленную тему — о глупости политики и политиков тех лет — и просто кипела от негодования. Доктор Розенфельд сказал, что ее операция прошла очень успешно. Он тоже спросил, назвала ли она как-нибудь грызуна.

Она не могла понять, почему их так беспокоит эта тема. Крыса ей не слишком нравилась.

На пятый день ее познакомили с другой пациенткой, также прошедшей через NTDCD. Ее звали Жюльетт Рамачандран. Она увидела очень милую молодую женщину, которой на самом деле исполнилось сто тринадцать лет. До операции Жюльетт была слепой из-за катаракты и ее повсюду сопровождал постсобачий пес-поводырь, умевший хорошо говорить. Миссис Рамачандран много лет работала в службе социальной помощи и держалась подчеркнуто любезно. Она, Жюльетт и пес прекрасно провели время, долго беседовали о лечении и других вещах.

У собаки вновь выросла шерсть, тогда как Жюльетт украсила голову шелковым тюрбаном. Пес болтал без умолку, но Жюльетт сказала, что эта фаза скоро завершится.

Она повторяла слова: «Миа Зиеманн». Отчего-то они ее смешили.

— Вы знаете, что вас зовут Миа Зиеманн?

Она поняла, что Жюльетт чрезмерно возбудилась.

— Ладно, оставим это: Миазиеманн, Миазиеманн, — не будем сыпать соль на раны.

Жизнь Жюльетт не стала легче, когда к ней вернулось зрение. Она откровенно поведала о возникших у нее проблемах и заметила, что до сих пор волнуется, когда четко видит предметы.

Вести себя Жюльетт следовало более тактично и приветливо. Миа решила, что ей будет очень трудно откликнуться, если кто-нибудь обратится к ней по имени.

На шестой день она начала отзываться на свое имя, и медперсонал стал относиться к ней не только лучше, но более чем хорошо. Когда ее спросили, дала ли она имя крысе, она сказала:

— Фред.

Ей возразили, заявив, что это мужское имя, но она пояснила, что Фред — сокращенно от «Фредерика». Она вынула крысу из клетки, посадила ее себе на колени и убедилась, что та съела овощную смесь. Такое поведение очень порадовало врачей.

Крыса была отвратительным крохотным существом с черными бусинами глаз и сморщенными, постоянно движущимися челюстями. Впрочем, у нее начал отрастать густой коричневатый мех. Однажды крыса ненадолго потеряла сознание, но она предпочла об этом умолчать. Врачей это могло только расстроить.

На седьмой день она поняла, что когда-то действительно была женщиной, которую звали Миа Зиеманн, и с ней, очевидно, произошло что-то серьезное. Однако она вовсе не ощущала слабости. Напротив, ее самочувствие было просто пугающе великолепным, и она радовалась возможности стать кем угодно. Когда она всерьез задумалась о том, что некогда была Миа Зиеманн, во рту почувствовала вкус крови, словно прикусила язык. Ей вдруг стало страшно, когда она предположила, что Миа Зиеманн спряталась в уборной и ждет наступления темноты. А потом эта Миа Зиеманн выйдет, точно призрак, будет бродить по палатам.

Днем она примерила кое-что из одежды Миа Зиеманн и отправилась на прогулку. Она долго гуляла, успела пять или шесть раз обойти территорию клиники. Одежда Миа была хорошего качества, но, к сожалению, ей не подходила. Она стала не только стройнее, но и сантиметров на пять выше. Теперь ее походка была совершенно свободной и легкой, но как-то странно вихлялись бедра. Во время прогулки она увидела рядом с клиникой нескольких очень больных людей. И поняла, как ей повезло.

Вечером она приняла участие в форуме группы поддержки NTDCD. Ей было очень лестно, что столь блестящие люди оценили ее интеллект. Она поняла, что должна внести свой вклад и что-нибудь написать о своем медицинском опыте, но ее пальцы давно не прикасались к компьютерным клавишам и плохо слушались.

Она всегда очень вежливо и терпеливо разговаривала с людьми из службы социальной помощи, когда они проводили тестирование, даже если сами вопросы казались ей неприятными. Имелись и другие тесты, по сути являвшиеся заданиями: решение шахматных комбинаций, кроссворды, сборка конструкторов. Тесты на слова были довольно сложными, но когда пришла пора собирать конструкторы, ее темпы ускорились. По-видимому, ее способности к геометрическому моделированию усовершенствовались на пятнадцать процентов. В основном этот результат зависел от скорости выполнения заданий, но, похоже, речь шла и о настоящих нейронных изменениях. Когда она перелистала свои медицинские прогнозы, то начала еще сильнее гордиться этими достижениями. Миа твердо решила, что станет теперь меньше говорить, а больше наблюдать. Включать свои познавательные способности. Может быть, она сама нарисует несколько картин, или сделает снимки, или займется лепкой из глины, или создаст нечто виртуальное. У нее появилось множество сказочных возможностей.

После того как ей дали немного пластилина, к ней будто пришло вдохновение, и она начала лепить крысу. Она приложила немало усилий и прибегла к некоторым ухищрениям, чтобы вылепить грызуна. Увидев результаты, медики пришли в восторг от ее работы. В глубине души она твердо верила, что все случится именно так. Они сказали, что ее скоро выпишут и она будет выздоравливать в своей заново переоборудованной квартире.

Она уже давно догадывалась, как все обстояло в действительности, но сейчас окончательно поняла, что охранявшие ее люди многое от нас скрывали. Элементарная справедливость требовала, чтобы она увернулась из их цепких рук и отправилась бы хоть куда спокойно заниматься своими делами. Ее ждут интересные дела, ей незачем попусту тратить время. Конечно, ей хотелось убежать из клиники, она постоянно об этом думала. Она сожалела лишь о том, что один из служащих из группы социальной помощи оказался хорош собой — она в него немного влюбилась. Хотя это и к лучшему. Допустим, она попросила бы его ее поцеловать, а он согласился бы исполнить эту морально трудную лечебную процедуру. Ведь поцелуй входил в стандартный набор этических норм. А иначе бы он никогда этого не сделал.

Теперь она постоянно откликалась на имя Миа. Она даже выполняла часть функций Миа. Ловкий прием и не более того. Нечто вроде рассеянного взгляда, для которого нужна лишь тренировка. Ей удалось расслабиться и позволить Миа свободно расположиться в глубине своей души. К тому же она смогла сделать немало полезных дел: начала быстрее набирать и печатать, ввела пароль для доступа к своему налоговому досье, проверила распечатанные таблицы, проверила свои финансы и даже написала имя Миа. Постепенно она поняла, что Миа не желала ни в чем ее ущемлять. Миа не ревновала и не собиралась обижать. Миа была кроткой, сознавала, скольким ей обязана, и легко приспосабливалась. Но, по правде говоря, с ней было довольно скучно. Похоже, что Миа действительно устала и ее ничто не интересовало. Эта Миа показалась ей просто комплексом разных привычек.