Ночь греха - Джулия Росс

– Нет. – Джек направил чалую по каменистой тропе, где дорога взбиралась на вершину холма. – Я связался с окаменелостями совершенно случайно.

Последовало короткое молчание. Он посмотрел на нее. Вид у нее был совершенно растерянный. – Тогда что же вы искали?

– Я ничего не искал. Я просто путешествовал.

– Не понимаю, как можно этим заниматься, – сказала она, – если не ради поисков чего-то стоящего.

Они спустились в очередную долину, чалая вздернула голову и пустилась трусцой. Джек твердой рукой вернул ее к шагу. Поля, деревья, калитки – все блестело под тонким слоем влаги.

– Возможно, я жаждал приключений, опыта, искал новых впечатлений.

– И нашли?

– Да, – сказал он.

Листья и веточки, сорванные недавней бурей, усыпали дорогу. Копыта зашлепали через брод, разлившаяся после дождя речка бежала вся в тонких завихрениях тумана. Чалая потрусила вверх по другой стороне холма, дорога убегала между двумя рядами живой изгороди и деревьев к серому горизонту. Красно-белые коровы сбились кучкой на краю луга у речки, грязь доходила им до колен. Дальше в долине лениво дымила россыпь коттеджных труб.

– Я бы предпочла остаться в Хоторн-Аксбери. – Энн посмотрела на сырые луга. – Не могу себе представить, каково это – жить среди незнакомых людей. Вы, вероятно, очень рады, что вернулись наконец домой?

– В общем, рад. – Это был самый простой ответ. Он никогда не смог бы объяснить, что чувствует на самом деле – возможно, даже самому себе.

– Вы долго были в отъезде?

– Много лет.

– Ну что ж, вы явно нашли приключение, искали вы его или нет. – Энн усмехнулась, кончик ее носа немного загнулся. Это было так занятно, что ему захотелось его потрогать. – И привезли его с собой в Англию.

– Вовсе нет, – сказал Джек. – Приключение приехало сюда само, я просто следовал за ним.

– Так же просто и я попала в него? – Она небрежно отвела со лба прядь волос. – Но в этом изначально виновата я сама. Я настолько пренебрегла приличиями, что пошла по Хай-стрит к дому тетки одна. И вот вам пожалуйста – я путешествую в коляске с незнакомым человеком без сопровождающих.

– И без шляпы.

– Да, и должна признаться, что мне нравится это ощущение! Теперь я все могу видеть. – Она посмотрела на него, глаза у нее блестели, влажные волосы завивались на висках. – Здесь красиво, не так ли? Вам, должно быть, приятно снова быть в Англии?

Острый ум, страсть к науке. И при этом такое наивное, ограниченное видение мира! Джек ничего не ответил, удивляясь, почему ему захотелось сказать ей правду, хотя он и знал, что она ничего не поймет. Молчание затянулось, и она словно бы немного сникла, как будто пожалела, что так свободно разговаривала с чужим человеком.

– Прошу прощения, милорд. Я не хотела быть любопытной.

– Вовсе нет! – возразил он. – Я просто не знаю, что сказать, вот и все.

– Правду. Хотя бы просто потому, что это не мое дело! Он рассмеялся вопреки собственному желанию.

– Правду? Ну, это самое опасное предложение из всех, какие я слышал. Вы говорили серьезно?

Она отвернулась.

– Тогда остается пустой светский разговор, да? Я всегда терпеть этого не могла. Понимаете, мне всегда неуютно в обществе малознакомых людей.

– А со мной вам хотелось бы поговорить как-то иначе?

– Как правило, я не очень свободно разговариваю с людьми и никогда – с мужчинами. Но сложившаяся ситуация так необычна и продлится недолго! Вряд ли потом у нас будет возможность поговорить наедине, и я никогда больше не встречу такого человека, как вы. Человека, который столько путешествовал и знает то, что вы, должно быть, знаете.

«Я никогда больше не встречу такого человека, как вы». Это ведь верно и для него? Очень скоро он снова уедет на Восток. Свою юность он провел среди высшей английской знати либо в злачных местах с другими молодыми людьми в обществе блудниц и боксеров-профессионалов. Энн Марш представляет сразу два класса людей, которых он никогда не знал и вряд ли узнал бы: респектабельный английский средний класс и добродетельных диссентеров, которые благодаря их честности и рациональному отношению к жизни преуспевают в банковском деле, коммерции, а также в науке.

– Прекрасно, – сказал он. – Хотя на этом пути могут встретиться и драконы, давайте рискнем. Прошло очень много времени с тех пор, как я разговаривал – по-настоящему разговаривал – с леди. Давайте забудем то, что осталось от наших светских манер, и будем откровенны. Согласны?

– Да, почему бы и нет? – Энн посмотрела на него с обезоруживающей откровенностью. – Почему людям нельзя всегда говорить то, что они думают, или объяснять, что они на самом деле имеют в виду?

– Можем попытаться это выяснить, – сухо заметил он. – Вы спросили, что я чувствую, вернувшись в Англию. Этот пейзаж, такой окультуренный, красивый и плодородный – когда-то и я знал только это.

– А теперь?

– Теперь я и рад, и не рад снова видеть его.

– Это из-за тех мест, в которых вы побывали? Они кажутся вам более притягательными?

– Притягательными? – Джек рассмеялся. – Огромные пространства на земном шаре заняты только горами и пустынями, мисс Марш, изрезаны бурными реками или покрыты вечными снегами. Немногие территории по своей природе благоволят человеку, хотя мы находимся почти везде, борясь за свое существование.

– Но Англия – это родина.

– Англия мне рада не больше, чем был бы рад Такла-Макан.

– Такла-Макан?

Что бы он ей ни рассказал, она никогда не поймет. С таким же успехом он мог бы плести небылицы о Синдбаде Мореходе, а значит, с таким же успехом может рассказать ей истории, которые точно так же не будут иметь никаких последствий: правду о том, что было.

– Такла Макан – это беспредельное пространство пустыни, песчаные дюны. Дюны ползучего удушающего желтого песка, который в конце концов уступает место пустыне из скал, песка и щебня. Эта пустыня отделяет Китай от всего, что лежит к западу от него. Никто не ходит в глубь дюн, даже туземцы. На сотни миль там нет воды. Воздух так сух, что небо бесконечно прозрачно и высоко, но при этом кажется, протяни руку – и ты схватишь его. Ночью, если забросить сеть, можно поймать миллионы звезд.

– Я просто не могу себе этого представить, – сказала Энн.

– Такого и нельзя себе представить. Эта необъятность, пустота вне наших представлений.

– Зачем же вы направились в такое место?

Джек улыбнулся. Она, конечно, никогда не сможет понять, что сколько бы он ни описывал скалы и небеса, сколько бы ни рисовал ей картины одиночества и необъятности, это все равно ничего не объяснит. Взгляд ее ограничен провинциальным опытом. Скажи он ей, что летал на Луну, его рассказ имел бы для нее столько же смысла. Но при этом Джек почувствовал странное желание заставить ее понять цель своих исканий, пусть это и кажется невозможным. Поскольку терять особенно нечего, совершенно сознательно решил он, пусть так и будет.