Земля Кузнецкая - Александр Волошин

Рогов рассказал о заметке.

— Да не может быть! Подождите… Кто это делал? Вспомнил! Чернов! Вот черт…

— Тогда, может быть, можно поговорить с этим Черновым? — спросил Рогов.

— Поговорить? А чего же, я устрою это, — с готовностью согласился парень. — Только вот что… как бы это выразиться…

— Попроще, — посоветовал Рогов.

— Вот именно… В общем меру пресечения этому Чернову вы уж сами придумайте. А если не удовлетворит, я, как заведующий отделом…

Рогов попросил не беспокоиться и вызвать Чернова.

Вскоре круглоголовый, ясноглазый юноша неловко пожал руку инженеру и отрекомендовался:

— Чернов.

— Вот что, Чернов, — заторопился заведующий отделом, — поговори с товарищем Роговым по поводу своего материала. Только начистоту!

Чернов хотел, очевидно, что-то возразить, но его патрон с расстановкой повторил:

— Поговори с товарищем инженером! Понятно?

— Сходим на шахту, надо вам самому разобраться, — предложил Рогов. И уже дорогой полюбопытствовал: — Давно в газете?

— Полтора года! — охотно сообщил Чернов и, хлопнув себя по шее, добавил: — Она у меня вот где, эта газета!

— А что?

— Так я же немного поэт, а какие же могут быть стихи, когда все силы уходят на информацию?

— Вот как! — удивился Рогов. — Значит, газета не по душе?

— Я не сказал, что не по душе…

— Следовательно, внутренний конфликт?

— Всякое бывает, — согласился молодой журналист. — Иной раз глаза не глядели бы, а все равно нет сил оторваться. Живое же дело!

— Получается у вас не плохо, — насмешливо заметил инженер. — Хлестко получается!

— Правда, а что именно?

— А вот в сегодняшнем номере о бригаде Некрасова.

— Ах, это… — Чернов разочарованно отмахнулся.

— Неудачный пример?

— Действительно. Но тут особое дело…

На шахту они пришли в час наряда. Поманив за собой журналиста, Рогов прошел прямо в комнату пятого участка.

Бригада Некрасова оказалась в сборе, не было только самого бригадира.

— А он вас, товарищ начальник, на участке ждет, — сообщил молодой забойщик. — Там такое придумано! Сам Некрасов… Вы только посмотрите!

— Да что ты! — удивился Рогов. — Хорошо, я сейчас как раз туда наладился. А вы, между тем, познакомьтесь… — Он оглянулся на журналиста. — Это товарищ, который писал о вашей бригаде. Чернов. Поговорите здесь по душам.

Перемигнувшись с шахтерами, он вышел, услышав, как за спиной у него кто-то нарочито громко вздохнул, кто-то многообещающе молвил:

— Так-так…

Через полчаса Рогов уже был на участке.

После стахановского слета он все время чувствовал какую-то внутреннюю озаренность, теплоту коллектива, словно своим выступлением он расчистил людям дорогу. «Но ведь это, мягко выражаясь, самонадеянность? — спрашивал он себя. — От хороших слов на трибуне до хорошо организованного забоя путь еще велик!»

Некрасовцы работали теперь в новой, только что нарезанной лаве — пологопадающей, сыроватой, с двумя породными прослойками. Условия были трудные, и бригадир хотя и не падал духом, но беспокоился.

В этом состоянии беспокойства он и встретил инженера.

— Хотите — казните, хотите — милуйте, — говорил он, поспешая за Роговым. — Ну, только наслушался я хороших слов на слете, и вот схватило меня за сердце, схватило — и не отпускает. Вот и попробовал я одну рационализацию провести.

— Всерьез, схватило? — слегка наклонившись, Рогов взглянул в лицо забойщику.

— Всерьез, Павел Гордеевич! — Некрасов еще более оживился. — Я вот прошлую ночь, со своей старухой планы плановал. Она говорит: «И чего тебе не сидится, не лежится, чего ты, как ужаленный, привскакиваешь?» Я тогда и давай! Больше, конечно, для себя. «Вот, — говорю, — представь себе, мать, в Кузбассе многие тыщи забойщиков. Сейчас ночь, кто-то из них работает, кто-то отдыхает. И ведь, наверняка, все они думают о своем деле, мучаются, можно сказать; у одного получается, у другого кругом ничего не выходит. Вот ты и поразмысли: какая каждому из нас преболыпущая ночь дана!»

Некрасов помолчал, повздыхал, потом признался, что все приготовил к эксперименту, но немного робеет. Не поможет ли Павел Гордеевич? Если не получится, то хотя объяснит, почему.

— Ну рассказывайте, что такое изобрели, — сказал Рогов.

— Сейчас, Павел Гордеевич… Сейчас вы сами увидите и все поймете. Пойдемте, — волнуясь и суетясь, говорил Некрасов.

Они пошли к лаве. Некрасов крикнул в глубь забоя:

— Филя, у тебя все готово?

Метрах в десяти от них кто-то крякнул, заворочался, еще раз крякнул, и наконец, через минуту появился сам Филя. Рогову показалось, что человек этот загромоздил собой все двухметровое пространство от стоек до стенки забоя. Но лицо у него оказалось небольшое, круглое, с веселым задорным носиком-пуговкой.

— Вот комплекция, — покачал головой Некрасов. — Новичок. Я уж и то ему говорю: «Не дай бог, Филя, заденешь меня ненароком — осиротеет старуха».

— Будет вам, дядя Гаврила! — попросил новичок. — А то я, чес-слово, рассержусь.

— Ничего, ничего… Ну как у тебя, порядок?

Оказалось, что скважины верхней угольной пачки уже заряжены.

— Давай, давай! — торопил взрывника бригадир.

Все вышли в конвейерный штрек.

Сколько раз Рогов наблюдал запальных дел мастеров за работой. Были среди них люди своеобразной профессиональной хватки — одни отличались лихостью приемов, другие — педантичной аккуратностью, но всех делал похожими самый последний момент перед взрывом. Вот и этот, так же, как и десятки других, привычным движением надвинул шапку на брови, вставил ключ в скважину запальной машинки и, вдруг пронзительно закричав: «Береги-ись!», повернул ключ.

Грохнуло. Взрывная волна толкнула в спину, в грудь, посыпалась с кровли породная крошка.

Покашливая от сладковатого чада, Некрасов сказал:

— Уж вы сами, Павел Гордеевич, включите привод.

Рогов взялся за рукоятку пускателя и слегка повернул ее.

Сиренным нарастающим воем ответил мотор, и тотчас под грудой отпаленного угля заскрежетало, угольный сброс зашевелился, будто кто-то могучий захотел освободиться из-под него. Медленно осыпаясь, угольная масса тронулась вдоль забоя..

Рогов сразу же оценил простое и вместе с тем мудрое использование скребкового транспортера. Некрасов вытер вспотевший лоб.

— Вот вам, Павел Гордеевич, и вся недолга, — произнес он нарочито спокойным голосом. — Значит, цикл будет. А то без механизации в этакой лаве наличными силами управиться было никак невозможно. Видите — две прослойки, из-за них приходится уголь брать тремя пачками…

Он остановился, видно стесняясь долго задерживать инженера. Однако желание рассказать о своей удаче превозмогло, и он заторопился:

— Тут главное ведь в чем, Павел Гордеевич? Не в том, что я скребковый транспортер у себя приспособил, а в том, что скребок и весь став лежат на самой почве, никакая холера их не возьмет. Я пригоняю конвейер к самой груди забоя, я его, как пригоршню, под запальный участок подставляю, а потом палю. Уголь от взрыва сам падает на ленту. Не меньше тридцати процентов всего сброса. Ну, а все остальное вы видите сами, — и Некрасов развернул руку в сторону текущей угольной реки.

Рогов передвинул шлем от одного уха к другому. Он почувствовал, что взволнован не меньше, чем бригадир.

Техническая идея Некрасова была проста, может быть ее применяли и на других шахтах, но то, что этот человек так решительно и так точно осуществил свою мысль, не побоялся пойти на риск, тронуло Рогова, наполнило его гордостью.

Однако, невольно попадая в тон Некрасову, он тем же нарочито спокойным голосом сказал:

— Правильно все, Гаврила Семенович, правильно! Теперь сделаем, чтобы у вашего дела было продолжение. Завтра же организую на районе собрание горных мастеров, бригадиров, а вы расскажете им про самонавалку.

— Значит, в докладчики меня метите? — спросил Некрасов, но, подумав, тут же согласился. — Давайте, коли на пользу!

ГЛАВА XI

Ни одного дня не мог обойтись Рогов без того, чтобы не зайти в забой к Вощину. Не то чтобы его беспокоили какие-нибудь неполадки у проходчика или он сомневался в его успехе — просто тянуло в этот забой, как на солнечную горку, откуда дальше и яснее видно.

До двух метров штрека в смену проходил Афанасий Петрович да, к тому же, обучал четырех проходчиков, чтобы потом перейти на круглосуточную скоростную работу. А чему обучал? «Не глядя на часы, уметь считать минуты», — так он формулировал свою задачу. А в остальном забой как забой. Правда, действует механический перегружатель, разделку леса перенесли на поверхность, усилили вентиляцию, но все это можно применить в любом забое, дело — за желанием, за сноровкой. А в сноровке Афанасию Петровичу отказать нельзя, это у него получается здорово. И главное, все молча — с подручным он почти не разговаривает и лишних людей у своего дела не терпит.