Ошибка юной Анны - Вадим Норд

Усевшись в кресло напротив Александра и разлив по чашкам чай, Ирина вдруг вскочила и унеслась на кухню. Вернулась с початой бутылкой «Мартеля» и двумя бокалами.

– Для восстановления душевного равновесия и налаживания взаимопонимания, – сказала она.

Пригубили коньяк, посмотрели друг на друга, помолчали.

Александр ждал, что Ирина начнет рассказывать, а она, видимо, все никак не могла собраться с духом.

– Хотела показать вам фотографии, но передумала, – наконец начала она. – Поняла, что снова разревусь и ничего не расскажу. Я – двоюродная сестра Ани, но она была мне ближе, чем родная. Обе мы – единственные дети в семьях, больше ни братьев, ни сестер… То, что я старше… была старше… нашим отношениям не мешало… Ну, может, мешало когда-то в детстве, когда эта разница выглядела огромной, а потом уже нет… Ты не представляешь, что со мной было, когда я узнала об Аниной смерти. О-о-о! Я чуть в петлю с горя не полезла. Без преувеличения, уже прикидывала, выдержит меня труба, которая над ванной проходит, или нет…

По тому, как Ирина говорила, Александр чувствовал, что она нисколько не преувеличивает, действительно все так и было.

– Это же я поддержала идею с операцией… Анины родители отнеслись к ней весьма скептически. Мать ее считала эту затею блажью, а отец даже, как я поняла, немного обиделся, потому что нос у Ани был его, фамильный, можно сказать. Викулайские, они все длинноносые, польская кровь…

Поляки, насколько было известно Александру, совсем не «длинноносая» нация. В отличие от французов или, скажем, итальянцев. Босс Геннадий Валерианович почти на полном серьезе утверждал, что размеры носов в популяции прямо пропорциональны степени развития виноделия. Носы, дескать, «растут и развиваются», потому что людям приходится часто нюхать вино.

– А я так загорелась, когда Аня сказала, что хочет укоротить нос! – Ирина сокрушенно покачала головой. – Поддержала ее, родителей уговаривать принялась… Я не столько из-за носа, сколько потому, что думала, что когда Аня станет красавицей, у нее уверенности в себе прибавится, будет она победительницей. Она робкая была, не бойкая, нерешительная, всегда в себе сомневалась… Ой, смогу ли я? Ой, получится ли? Подруга звала на пару Москву покорять – отказалась. Я ей хорошее место работы нашла здесь, у нас, – тоже отказалась. Сказала, что боится меня подвести, если вдруг не справится, я же ее рекомендовала… И личная жизнь у нее была никакая, потому что тихушница, да еще с комплексами по поводу внешности. И вдруг – пластическая операция! Причем как? Узнала все заранее, денег накопила, а потом рассказала. Я так за нее радовалась! Я так ее хвалила! Она же не нос изменить хотела, а всю свою жизнь! Извини…

Ирина поспешно удалилась в ванную и пробыла там долго, не менее десяти минут. Все это время Александр размышлял о том, что его «экспертство», кажется, закончилось. В самом деле – как он может выступать в роли эксперта, если Вадим Родионович распространяет про него столь порочащие слухи? Репутация эксперта должна быть кристально чистой, иначе ему не будут доверять. Слухи, конечно, клеветнические, но ведь люди подумают, что дыма без огня не бывает и все такое. Кстати, а не подать ли на Вадима Родионовича в суд? Чтобы неповадно ему было клеветать… Нет, не стоит связываться. Как говорится, чем меньше кое-что трогаешь, тем меньше оно воняет. Пусть клевещет, сколько ему влезет, тем более что иски по клевете обычно выигрываются в том случае, если клевета как-то зафиксирована – есть скрин, письмо, аудио– или видеозапись. Слухи придется «подшивать к делу» в виде свидетельских показаний, а кто захочет таскаться в суд по такому делу? Да еще ради какого-то чужака – столичного доктора? И придется несколько раз приезжать в Нижний, подавать заявление, потом на суд… Ну его, нехорошего человека. Максимум, что можно будет сделать, так это позвонить и сказать, что он – нехороший человек и что Александр не хочет более продолжать с ним знакомство.

Ирина – еще один довод против «экспертства». Вряд ли эксперту можно встречаться с родственницей потерпевшей, да еще и обсуждать с ней дело. Можно представить, какой скандал закатит Вадим Родионович, если вдруг узнает, что Александр познакомился с двоюродной сестрой Анны Викулайской, дважды с ней встречался и даже в гостях у нее был. А он, скорее всего, узнает, кто-нибудь наверняка видел Александра с Ириной. И кто поверит в то, что до самого недавнего времени он не знал о родстве его новой знакомой с Анной Викулайской. Это все равно, как если бы его сейчас увидела здесь Августа. Она бы, наверное, расстроилась и никаким объяснениям не поверила. Или бы поверила, но не до конца. Ситуация-то такая, скользкая. Поздний вечер, мужчина и женщина после прогулки и посещения ресторана пьют коньяк и ведут разговоры… Только вот разговоры совсем не те, но это же знают только Александр и Ирина.

«В понедельник прямо с утра расскажу все Званскому, – решил Александр, – и попрошу избавить меня от участия в этом деле. Заявлю самоотвод, кажется, это так называется. Напрасно я вообще согласился. Только время зря потерял. Никакой пользы, один ущерб – работа страдает, с Родионычем отношения испортил, с Августой не встретился… Что в плюсе? Разве что музей и познавательная экскурсия? И прикольные названия блюд в гостиничном ресторане? Хоть это…

Вернувшись, Ирина добавила в бокалы коньяку. Осушила свой залпом. Вздрогнула, закусила конфеткой и продолжила рассказ.

– Я ее поддержала, я убедила тетю Свету и дядю Юру… Впрочем, даже если бы и не убедила, то это ничего бы не изменило, потому что Аня была четко настроена на операцию. С совершенно не свойственной ей твердостью говорила: буду делать операцию, потому что хочу красивый нос, и все тут! Мне бы на этой стадии и остановиться, но я… я… Я добавила ей денег, чтобы она оперировалась в «Палуксэ»! Ты понимаешь? Это я во всем виновата! Если бы не я, то Аня была бы жива! Она хотела оперироваться в другой клинике, новой, недавно открывшейся, с никакой репутацией, но я хотела, чтобы у нее все было по высшему разряду! Я! Я дала Ане денег и отправила ее в эту проклятую клинику! Я! Я! Я!

– Прекрати немедленно! – громко и очень грубым тоном, максимально грубым, на который был способен, потребовал Александр.

Давать пощечину или тащить в ванну и обливать холодной водой – это крайние меры для купирования истерики. Порой достаточно окрика. Резкого, грубого, чтобы пробрало как следует и заставило остановиться.

Ирину пробрало. Она встрепенулась, выпрямилась и удивленно посмотрела на Александра.

– Ты ни в чем не виновата, – мягко сказал Александр. – Ты хотела помочь и действовала из лучших побуждений. Ты не должна себя винить, потому что логика твоего самообвинения в корне неверна…

– Но ведь это я…

– Так можно дойти до того, что во всем виновата мать Ани, ведь если бы ей не вздумалось родить Аню, то Аня бы не умерла. «Палуксэ» действительно солидная клиника с определенной репутацией, и твое желание отправить сестру именно туда мне понятно. Наверное, я бы и сам…

– Но ведь… – снова попыталась перебить Ирина, однако Александр снова не дал ей этого сделать.

– Я не вправе разглашать обстоятельства дела, – сказал он, стараясь говорить максимально убедительно и веско, – но, судя по всему, врачи не виноваты. Не думай, что я действую по принципу «ворон ворону глаз не выклюет» и стараюсь соблюсти корпоративный интерес…

– Как это «не виноваты»?! – воскликнула Ирина. – Зарезали здорового человека и не виноваты?! Я сейчас зарежу тебя и скажу, что я тоже не виновата?!

– Давай не будем заниматься демагогией, – попросил Александр. – Иначе я сейчас встану и уйду. Я, знаешь ли, не привык общаться в подобном ключе. Я понимаю, что ты испытываешь великую неприязнь к врачам, оперировавшим твою сестру, но так же нельзя. Зарезали! Всему есть какой-то предел.

– Ну а что они сделали? – уже более спокойно поинтересовалась Ирина. – Ладно, пусть не зарезали, так загубили. «Загубили» звучит лучше? Перерезали артерию, никак не могли остановить кровотечение, из-за кровопотери у Ани остановилось сердце… Я же все знаю.

– Что за бред! – искренне возмутился Александр.

– Это правда! – Глаза Ирины нехорошо сузились, и теперь она смотрела на Александра враждебно. – Ты же знаешь, что это правда. У меня верные сведения от человека, который видел все своими глазами.

Нетрудно было догадаться, кто этот человек. Конечно же, операционная сестра, больше некому. Никто из врачей, ни хирурги, ни анестезиолог, не станет обсуждать с посторонними ход операции, делиться «верными сведениями». Медсестры-анестезиста на этой операции не было, анестезиолог давал наркоз в одиночку. Операционная сестра отвечает за обеспечение инструментами и перевязочным материалом, за исход операции она никакой ответственности не несет. Умная операционная сестра не станет разглашать информацию, касающуюся работы, а вот не очень умная может и разгласить.