Акушер-Ха! Вторая (и последняя) - Татьяна Соломатина

Мы все под разной степени благовидности предлогами ходили в отдельную палату поглазеть на невысокую стильную пышку сильно за тридцать, третий раз выходящую замуж за очередное лицо не то кавказской, не то арабской национальности. (Первый неверный русский её не удовлетворил, и она решила быть верной мусульманам до последнего.) А потом – пару раз всей толпой в оперблок, дабы причаститься воочию таинству долгосрочной гименопластики.

Гименопластика – операция, проводимая с целью восстановления целостности девственной плевы. Кратковременная используется в том случае, когда необходимый результат требуется в течение ближайших 7—10 дней. В этом случае участки девственной плевы просто сшиваются между собой. Операция проводится как под местной, так и под общей анестезией. Полноценного заживления, как правило, не происходит, поэтому результат недолговечный. Долгосрочная гименопластика предполагает восстановление целостности девственной плевы за счёт тканей входа во влагалище. Эта операция более сложна по методике, но гарантирует восстановление целостности девственной плевы на неограниченный срок.

Хулиганы

Когда дорогие сердцам всего человечества россияне наивно полагали, что ещё чуть-чуть – и наступит золотой век рубля, платиновая эра стабильности и эпоха титановой уверенности в завтрашнем дне, ещё даже не подозревая, что их опять-таки, нае…дезинформировали, мы пили на кафедре анестезиологии и реанимации за чей-то день рождения. Задерживался, как обычно, уролог. Хотя его послали за жизненно необходимой водкой, без которой начинала ужасно страдать биохимия нашей крови. Там делов-то было – через дорогу перебежать в супермаркет. Уролог был ещё молодой, неопытный. Другой бы – повзрослее – санитарку послал. А этот сам побежал. Причём по-глупому так побежал – дублёнку на халатик накинул, шапку на уши натянул – и побёг. А до дороги надо было ещё скверик прибольничный миновать без приключений. В говно собачье не наступить – впрочем, зимой оно окаменело-мёрзлое, нестрашно. Не шлёпнуться на шприце, оставленном наркоманом. Пардон, пользователем инъекционных наркотиков. Не подвергнуться сексуальному насилию со стороны гогочущих жутко размалёванных старшеклассниц с отмороженными окороками устрашающей окружности (доктор, надо признать, был не только юн, но и хорош собой, как греческий бог). В общем, в страшный путь мы его послали – и уже начинали нервничать. Двадцать минут как, а не идёт. Вдруг водку разбил и теперь боится?

Через полчаса мы не выдержали и делегировали хирурга и меня в приём, ненавязчиво разведать обстановку у дежурного, мол, где наш гонец, чёрт возьми его за конец!

А гонец в смотровой приёма как раз и держится за это самое. Да не за своё. А за детоделательный и мочеиспускательный орган весьма презентабельного на вид дяденьки.

Прям-таки античная картина: зрелый фавн соблазняет юного бога. И, видимо, для пущего эффекта вонзил прямо в «циклопье око» своего достоинства букет. Только цветочки повыпадали по дороге – одна проволочка торчит. Реальная такая проволока, коей цветочницы скручивают убогие головки в видимость роскошного букета.

– Дмитрий Анатольевич, что за ху… ситуйня? – водрузив на нос нацепочечные очки, вежливо спрашивает уролога хирург, а сам зрит в корень. Из которого проволока торчит.

– Да вот, – даёт Дмитрий Анатольевич развернутый исчерпывающий ответ.

– Водка где?

– В кармане дублёнки, Палмихалыч. А как это, – тычет Димка пальчиком в латексной перчатке в проволоку, – вынуть, Палмихалыч?

– А как засовывал, так и вынимай, – отвечает Палмихалыч и непринуждённо идёт к Димкиной дублёнке.

– Это не я, Палмихалыч!

– Уважаемый Павел Михайлович, – оживает «фавн» – и…

– Татьянюрьна, – чинно представляюсь я.

– …и вы, Татьяна Юрьевна, позвольте, я вам сейчас всё объясню. Любезнейший Дмитрий Анатольевич здесь ни при чём. Я прогуливался по парку, думая о своём. О жизни. О любви. И тут, понимаете, какая незадача, меня поймали хулиганы, окружили в кольцо, сняли, пардон, брюки и исподнее – и вот, засунули проволоку прямо, так сказать, туда, где вы это теперь и имеете возможность лицезреть. И убежали. Я огляделся, а парк-то прибольничный. А тут юноша прекрасный бежит, полы халата белого развеваются. «Это судьба!» – подумал я. И спросил, как мне разыскать уролога. А он и говорит: «Я уролог!» Представляете?!

– Нет! В смысле, представляем, ага. Судьба в квадрате. И вы, как порядочный человек, теперь должны на Димке жениться, – Палмихалыч скептически тыкает пальцем в переносье очков. – И, что характерно, Дмитрий Анатольевич и Татьяна Юрьевна, – обращается к нам взрослый опытный хирург, – вежливые такие хулиганы. Ни царапинки, ни сучка, ни задоринки. Даже штанишки вернули, не попачкав…

– Да, мне повезло, – ни на секунду не покраснев, отвечает «фавн», механически поглаживая Димона по руке. Латексно так.

– Это вы юноше будете рассказывать, – кивает Палмихалыч на Димку. Тот, опомнившись, руку отдёргивает. И тут же, на лекарском автомате, второй лапой мужицкий уд с торчащим металлом перехватывает. – Впрочем, чего мы, звери? Каждый своё удовольствие получает как умеет. А чего обратно-то не вынули, любезный?

– Так она там застряла почему-то. А там же изгибы, всё такое. Я знаю анатомию и физиологию мужской мочеполовой системы. Мне ложных ходов в мочеиспускательном канале и разрывов кавернозных тел не надо. Так что вы уж, пожалуйста, извлеките, – продолжает петь «грамотный фавн», с надеждой глядя на Палмихалыча.

– Сотка! – не заржавело за хирургом.

– Чего?

– Ну, не рублей же и не грамм.

– Я в смысле, долларов или евро?

– Ну, давай евро, не брезгливые.

Спасли, в общем, мужика, пострадавшего от «хулиганства». Сотку частично пропили всем коллективом. А над Димкой ещё полгода издевались, мол, ты его как через парк-то вёл, за штаны или как есть – за проволочку? Злился очень. Но не рассказывал.

Больше никогда!

Красноярской МУЗ ГКБ № 20

Не так давно, когда я всё ещё работала врачом акушером-гинекологом, отечественные женщины отвоевали своё право мучить мужей не только на кухне, в постели и в ИКЕА, а ещё и в родильном зале. А мужья – они же пока всё больше мужчины. А мужчины у нас в стране большей частью какие? Пьющие? Нет! Мужчины у нас кто/что, лишний рот в семье/надиванная приставка к телевизору? Отнюдь! Все русские мужчины могучие, как Илья Муромец, вдумчивые, как Добрыня Никитич, и нежные, как Алёша Попович. И душа – по медицинскому «психо» – трепетная-трепетная, ранимая-ранимая. Не то что у баб – жестокая и безжалостная.

И вот одна такая жестокая и безжалостная баба притащилась на роды с божьим одуванчиком мужского пола под мышкой. Говорила она густым таким басом – даже не говорила, а вещала. А он – шептал драматическим тенором. Странная была парочка, ну да бумаги все в порядке, анализы-мазки и в кассу родильного дома за «партнёрские роды» внесено. Добро пожаловать и после не жалуйтесь!

Санитарка его, родимого, в пижаму и халатик нарядила, шапочку и маску выдала и по самые уши-глаза натянуть велела. А моющиеся тапочки у него с собой были. Правда, акушерка всё равно бахилы наказала надеть. И правильно. Иди, знай, когда там он эти моющиеся тапочки последний раз мыл. Бахилы не страшные выдали, а блатные – те, что сейчас в любом автомате при бассейнах за десять рублей купить можно, а в частных стоматологических кабинетах так просто у входа – забесплатно (всё в прайс работ по армированию ротовой полости входит). В общем, славный мужичонка, тихий и послушный.

У бабы – извините, тут это слово в позитивном контексте используется, потому что она была такая баба-баба: кровь с молоком, круп, как у тяжеловоза, таз, как у моделей скульпторов-монументалистов, – всё нормально развивалось. Сперва схватки лёгонькие были – так она только постанывала и своего партнёра субтильного давила, как Никита Кожемяка звериные шкуры. Он синел, и, казалось, вот-вот треснет по шву.

– Ты иди покури, родной! – ласково сказала ему санитарка.

– А можно? – спросил он тихо-тихо.

– На улице всё можно.

– Не пущу-у-у! – завыла баба, и давай его ещё сильнее давить.

В общем, то да сё – и за собой его по родзалу она мотыляла, и стены им обстукивала, и на пояснице он ей ритмические рисунки выстукивал. Как-то он даже сознание потерял. У бабы схватка прошла, она его белую-белую рученьку из своей лапищи выпустила – он и упал, где стоял, даже не пискнул. Вторая акушерка ему давление измерила – 90/60 мм рт. ст. Нашатырь – под нос, по вене – глюкозу с аскорбинкой, в соседнюю предродовую пустующую уложили, отдохнуть. Даже свет выключили. Через час баба его оттуда выдернула и снова-здорово давай мучить.

– Как же ты её окучил-то, милый? – посочувствовала сердобольная санитарка, глядя как баба его за собой таскает, как воздушный шарик на ниточке.