Верность - Захарий Захариев

— Вы не можете ему простить американские самолеты, — не дал договорить Апостолов. — Считаю наш спор излишним, господин генерал. Прошу вас отменить приказ.

— Не имею права. А если и имел бы, все равно не отменил.

— Хорошо. Увидим.

Солнце заходило за горизонт, спускались сумерки, когда Горан подходил к аэродрому в Малораде. Он был в штатском и чувствовал себя необычно: чего-то не хватало. Навстречу ему шла группа советских летчиков. Он почувствовал смущение, свернул с дороги на обочину, где его не видно было за деревьями. Все, к чему он готовил себя, показалось ему сейчас бессмысленным и глупым. Как он посмел прийти сюда? На что надеется? Идет война, люди воюют, у всех свои заботы, трудности, гибнут товарищи, а он пришел к ним за сочувствием. Не слишком ли это? В какое положение он поставит Анатолия? А командир полка что подумает? Он хороший человек, но не может решить все сам: он подчиняется своему командованию… Снова объяснения, ожидания, отказы. Как ему раньше все это не пришло в голову?

Советские летчики поравнялись с ним. Один из них рассказывал что-то смешное, все громко смеялись. «Хорошо, что среди них нет Анатолия, — подумал Горан. — Еще не поздно вернуться». Но Горан не вернулся, он не мог уйти, не повидавшись с другом. Он решил никого ни о чем не просить, но при случае посоветоваться с Анатолием.

Над полем стоял теплый оранжевый туман, хотя солнца уже не было видно. Неподалеку от аэродрома Горан снова встретил советских летчиков. Они не обратили на него внимания, прошли мимо. «Да это же Анатолий! Не узнал меня!» Горан смотрел им вслед, все еще не решаясь окликнуть.

— Анатолий! — позвал он.

Летчики остановились.

— Вы меня?

— Не узнаешь?

— Горан?! Как ты оказался здесь?

Горан что-то пробормотал в ответ, летчики окружили его. Анатолий начал расспрашивать Горана: как дела, как ребята — живы, здоровы?

— Живы не все, — ответил Горан. — Помнишь весельчака, который затеял спор? Нам с тобой организовал соревнования? Погиб.

Летчики сняли фуражки и замолчали. Анатолий взял Горана под руку и пропустил товарищей вперед.

— Как теперь твои дела, Горан? — спросил он.

— Меня уволили. Видишь? — Горан показал на свой костюм.

— Уволили? — Анатолий остановился. — Такого летчика? Ей-богу, не пойму, что творится у вас. Мобилизуют неопытных и увольняют таких, как ты. Это что, все та же история? С газетой?

Горан кивнул головой.

— Ну и что ты думаешь делать теперь?

— Еще не знаю. Просился на фронт, в пехоту. Не берут.

— И правильно делают! — воскликнул Анатолий. — Нашел выход! А что же с теми — друзьями гитлеровцев?

— Кого понизили, кого повысили, кому дома приказали сидеть, глаза не мозолить, а в общем-то их не тронули.

За разговорами они не заметили, как вошли в село. Анатолий попрощался с товарищами и повел Горана к белому домику на холме, увитому виноградными лозами. Несколько хорошо ухоженных фруктовых деревьев красовались на хозяйском дворе. Дорожка к дому была посыпана речной галькой. Они сели в беседке под камышовой крышей. Деревья, дом, ограда — все теряло в сумерках резкое очертание, приобретало невесомость и словно двигалось.

Горан вспомнил отчий дом, колодец во дворе, скрип старой калитки. И словно по контрасту в его памяти возникла убогая комнатенка в гостинице, где он остановился прошлой ночью. Закопченные стены с осколком зеркала над умывальником, засиженные мухами стекла, перекошенный старый шкаф, кровать с изображением нимф на спинках. Теперь он понял, почему обстановка гостиницы, нимфы, бантики на занавесках угнетали его. Он чувствовал себя там рыбой, выброшенной из чистой реки на берег, где устроили свалку. Он всю прошлую ночь бродил по улицам Софии. Город не спал, он жил и ночью своей тревожной жизнью. На скамейках, обнявшись, сидели влюбленные. Ближе к вокзалу, прямо на тротуарах у подъездов домов, на лавочках спали бездомные бродяги, карманщики. Женщина убаюкивала на руках больного ребенка. Она вполголоса пела ему какую-то грустную нескладную песню.

Анатолий понял, что волновало Горана и почему он с такой грустью смотрел на белый сказочный домик, покрытый зубчатой черепицей, на каменную ограду.

— Тебе нравится тут? Я постучал в первые попавшиеся ворота, и люди приняли меня как родного, так, словно давно ждали. А хозяйка по утрам поит меня парным молоком.

Услышав их разговор, хозяйка, тетя Иванка, подошла к ним.

— У тебя гость, Анатолий? Что же ты его в дом не зовешь? Идите, идите!

— Это Горан, мамаша. Я вам о нем рассказывал.

Тетя Иванка по сельскому обычаю, ни о чем не спрашивая гостя, принялась готовить ужин. Горан забыл, что со вчерашнего дня ничего не ел, знакомый аромат приготовляемой еды напомнил ему об этом. Он почувствовал голод, но из приличия начал было отказываться от еды — так было принято у крестьян.

— Здесь мамаша командует. — Анатолий взял Горана за руку и посадил за стол.

После ужина они пошли в комнату Анатолия. Она была именно такой, как представлял ее Горан: чистые, побеленные стены, на глиняном полу пестрые домотканые половики. В комнате пахло айвой. Крупная, в желтых листьях, она лежала на подоконниках, наполняя комнату своим ароматом.

Горан почувствовал себя не вправе начинать разговор о своих неудачах. В то же время он понимал, что ему нужен был совет друга.

— Может, оставим наши разговоры? Тебе завтра рано вставать… Лучше лечь спать пораньше.

— Ты о моем режиме не беспокойся, — обиделся Анатолий. — Завтра у меня теоретические занятия… А нам с тобой есть о чем поговорить…

— Какая теория на войне?! — удивился Горан. С тех пор как он окончил училище, он уже не брал в руки учебники.

— На войне как раз и теория! — засмеялся Анатолий. — Противник применяет против меня новую тактику, а я что же? Иду на него, как меня в училище учили? Наша академия сейчас на войне. Учеба, брат, хорошее дело, — серьезно заключил Анатолий.

Горану нечего было возразить, и он с сожалением заметил:

— А нас выучили и выпустили, как птенцов из гнезда. Крылья есть — летай. Какая уж там учеба!

— Я и сам раньше думал: машину знаю, врага не боюсь, и дело в шляпе, — признался Анатолий. — А теперь, чем больше летаю, тем больше понимаю: надо многое знать. Но об этом потом… Ты мне скажи, что собираешься делать?

— Буду искать работу… любую, на худой конец.

— Ты меня извини, Горан, но это глупо! Любую! Твоя работа — самолет. Это же твоя родная стихия.

— Что же ты мне советуешь, если у меня отняли самолет?

— Отняли! А ты уж сразу сдаешься, капитулируешь! Ты что же — думаешь, так у вас все и будет продолжаться? Я плохой политик, — признался Анатолий, — но в марксистско-ленинском учении разбираюсь. Ваша партия вынесла на своих плечах всю тяжесть борьбы. В вашу армию должны проникнуть не только идеи партии, но она должна стать ее руководителем. Мне кажется, это будет. А потом, ты совсем упустил из виду, что у тебя есть друзья. Надо что-то придумать.

Горан понимал, что Анатолий старается его утешить. Ему было приятно слышать от него добрые слова, видеть стремление друга помочь ему.

— Мне кажется, — продолжал Анатолий, — что твои огорчения и твои мечты сводятся к одному — полетам. Ты смелый и непримиримый. Это хорошо, но этого мало. Твоя страна нуждается в современной авиации, ей нужны такие хорошие летчики. А ты готов чуть ли не в галантерейный магазин идти служить…

Горан внимательно слушал Анатолия. Нет, этот парень не фантазер. Он крепко стоит на земле и умеет заглянуть вперед. Анатолий напоминал Горану его друга, Сашо. Что-то есть у них общее…

— Ты правильно говоришь, Анатолий. Цели перед нами стоят большие, но ведь осуществлять их должны люди, наделенные особыми качествами…

— Особыми? Это какими такими особыми качествами? Обычные люди, как мы с тобой, будут их осуществлять.

— Тебя, Анатолий, завтра ждет работа, друзья. Может, потому столько уверенности и правды в твоих словах…

— Горан, я решил: завтра пойдем на аэродром! А теперь спать! — скомандовал Анатолий.

— Вот мой красавец! — восторженно показывал свой самолет Анатолий. На фюзеляже звездами были отмечены десять побед. — А в воздухе он еще красивее. Ты побудь здесь, а я пойду к командиру, похлопочу, чтобы тебя приписали к нашему полку. Кононов, — обратился он к технику, — вот тебе помощник. Проэкзаменуй его для начала. За неуспехи ученика, по-моему, несет ответственность учитель? — пошутил Анатолий. — Если что, то и тебе двойку…

— А если пятерку? — весело заметил техник.

Два «яка» возвращались с задания. Анатолий прислушался к шуму моторов и услышал гул еще одного.

— «Мессершмитт-109» летит! — определил Горан. Так и есть, из облаков показался «мессершмитт», сопровождаемый двумя «яками».