Он меня не отпустит (СИ) - Надежда Марковна Борзакова

вот мы сидели напротив друг друга в глубине зала одной из кофеен потому, что я отказалась ехать для разговора в нашу квартиру. Понимала, там. на его территории, будет труднее. Но, честно говоря, нейтральная тоже не особо помогала. Место не могло изменить того, что у Степы разбито лицо и сотрясение мозга и что, если бы я не стала общаться с Демидом, а сразу попросила его уехать, то ничего этого бы не случилось. Как и того, что он не имел права меня толкать…

— Какую руку поднять? Что ты несешь? — скривился он. — Не было такого.

Поморщившись, притронулся к опухшей стороне лица.

— Степа, ты меня толкнул. Очень сильно.

— Ты меня довела! Какого стояла там и улыбалась этому упырю, м? И цветы от него приняла! Это что такое вообще? — увидев, что на нас начали посматривать, Степа понизил голос и ниже надвинул на глаза черную бейсболку, которая худо-бедно скрывала лицо. — Если б я какой-то бабе цветы носил, тебе бы как? Ок-норм было?

— Для меня недопустимо рукоприкладство, понятно? — вскипела я. — У тебя на все одно оправдание — довела. Чем, скажи, пожалуйста? Мы просто стояли и разговаривали. А цветы — это просто знак внимания, способ сделать приятное, а не сразу намек на отношения, вдруг ты не знал! И что бы там ни было, это не дает тебе право на меня руку поднимать!

— Угу. Ну понятно! Я виноват опять, да? В том, что этот упырь мне чуть голову не проломил, а моя невеста еще и заступилась за него, выставив меня придурком полным! Спасибо под статью не подвела!

— И тебе спасибо, что меня не подвел, фактически заставив соврать следователю! — прошипела я.

Он качнул головой, стиснул двумя пальцами переносицу и зажмурился.

— Степа, я считаю… Нам нужно паузу сделать или вообще… Извини, но я начинаю тебя бояться. Сейчас толкнул, потому ударишь… Я не хочу этого…

— Что? — он побледнел. — Что ты хочешь сказать?

Его взгляд был каким-то бешеным, полным злого отчаяния и боли и от этого у меня слова застревали в горле.

— Ну? Что ты молчишь? Говори! Хоть раз скажи правду, Саша! Мол, сплю с Демидом, а ты мне больше не нужен!

— Господи, что ты несешь, — я качнула головой. — Причем здесь Демид? Ты вообще слушал, что я…

— Я-то слушал! Уж что, а лить в уши ты умеешь. Хорошая ты наша вечная обиженка, на которую злой и плохой Степа руку поднял!

— Так все! — я полезла в сумку и, достав из нее бумажник, а из него пару купюр, положила их возле так и не начатой чашки латте. — Я не хочу все это слушать.

Ушла. Он следом не пошел. Только выругался сквозь зубы и, кажется, кулаком по столу стукнул.

Слезы застилали глаза и я еле-еле видела, куда иду. Сердце рвалось на части. Неужели на этом все? Неужели мы расстанемся? Не будет больше наших завтраков вместе — кофе, омлет с брускетами с рыбой и авокадо, на светлой и просторной кухне. Не будет объятий и поцелуев, Степиных рассказов о бизнесе, каждый из которых заставлял меня еще больше гордиться тем, какой у меня успешный и талантливый жених. Как многого он достиг в тридцать один. Да, пусть бизнес основал его отец, но как хорошо Степа справляется. Развивает семейное дело. Не будет посиделок в заведениях с друзьями раз в пару-тройку недель и вдвоем стабильно дважды в неделю или чаще. Вечеров у моря. Ночей наших не будет…

Не будет ничего!

И из-за чего? Из-за еще одной дурацкой ссоры на ровном месте? Что, если я все слишком сильно утрировала? Ну, не рассчитал силу слегка на эмоциях, с кем не бывает? А я… Придумала себе невесть что, накрутила. Все из-за папы, который чуть ли не с двенадцати лет мне истории всякие из своей практики рассказывал. Про жертв семейного насилия.

“Если на тебя твой парень замахнулся, а тем более ударил — уходи. Сразу! Иначе…”.

Папа — полковник полиции. У него профдеформация и все такое. Манера из мухи слона раздувать. А еще он излишне категоричен, помешан на контроле и деспотичен. Уж скольких слез и скандалов, а после денег на терапию мне стоило право быть для него взрослой и самостоятельной и чтоб мои границы уважали.

А теперь что? Я, получается, поступаю так же, как и он. Категорично! И из мухи слона раздуваю, как и он.

Вот она моя квартира. Папин подарок на двадцать первый День рождения. Здесь все еще полно моих вещей. По большей части летних, ведь переезжала я поздней осенью и они были пока не нужны. Думала, перевезу потом, позже, постепенно.

Через четыре дня был бы год с нашего знакомства. Да, это случилось именно четырнадцатого февраля. У меня в машине спустило колесо, а Степа остановился помочь. Я посчитала это ужасно романтичным. Самым настоящим знаком свыше посчитала. Ведь есть же поверье — знакомство в День влюбленных обязательно приведет к счастью.

А я… Я, получается, своими руками все испортила.

Свернувшись клубком на диване в зале я рыдала и рыдала пока в какой-то момент не уснула, обессилев от слез. Разбудила меня трель домофонного звонка. Неловко поднявшись с дивана, я поплелась открывать дверь. Нажала на кнопку и только потом подумала, что даже не спросила, кто идет. Папа бы за такое убил и был бы прав, но мне сейчас все равно.

Квартира погрузилась во мрак. На часах уже половина шестого вечера, выходит я провалялась весь день. Деятельной мне это было дико. Раньше. Теперь тоже все равно.

— Саша, это я, открой, пожалуйста, дверь!

Степа!

Вмиг начавшими дрожать пальцами, я открыла дверь. Он стоял там, в предбаннике. Бледный и с разбитым лицом, без бейсболки. С красными глазами. И с букетом цветов в руках.

— Сашенька, — на колени прямо в предбаннике. — Прости меня, дурака! Пожалуйста, прости, я…

Закрыв лицо руками, я разрыдалась.

Демид

Видок у меня еще тот, что правда, то правда. И это учитывая что я ждал несколько дней, пока хоть немного отек спадет. Хорошо бы еще недельку, но меня крыло так, что уже все невмоготу. Хочу ее увидеть. Поговорить. Узнать в конце-концов, в порядке ли все.

Пробовал через Леху. Но тот дипломатично дал понять, что рад будет сотрудничеству и общению, но не рад расспросам и тому, что я помял его друга. И через Артема. С ним разговора не вышло. Плевать в принципе. А вот на то, что Сашку вполне возможно поколачивает ее мудак,