Сигрид Унсет. Королева слова - Сигрун Слапгард

Близкие молодой писательницы еще могли догадаться, откуда взялась эта тема. Запретная любовь с ее роковыми последствиями — неизменный сюжет народных баллад и прочей столь занимавшей Сигрид литературы. Большинство восприняло роман как смелое повествование из современной жизни, как откровенный рассказ о внутреннем мире женщины, написанный на основе собственного опыта. Только те, кто близко знал Сигрид Унсет, понимали, что роман от первого лица не автобиографический. Просто она таким образом выступила против характерного заблуждения современности — неправильно понятого стремления к свободе. Рассказ Марты призван был не столько шокировать общественность, сколько вызвать дискомфорт. Ведь и раньше писательница демонстрировала свою склонность тормошить добропорядочных людей, этих «кошек, усевшихся на куске сала».

На сей раз она понесла рукопись в «Аскехауг». С Петером Нансеном и его «Гюльдендалом» было покончено. Но и тут ее не встретили с распростертыми объятиями. Рукопись возвратили автору с рецензией, свидетельствующей о смешанных чувствах рецензента: «В тоне повествования нередко проскальзывают циничные нотки. При этом нет ни одной сцены, которую можно было бы назвать слишком откровенной, и ни при каких обстоятельствах автор не переходит границы приличий. Тем не менее по своей природе и тема, и сюжет таковы, что определенной части публики книга может показаться пикантной»[79].

Рецензент признает Сигрид Унсет «хорошим психологом», однако ее книга, «несмотря на то что умно написана, несколько суховата». Он приходит к выводу, что вряд ли за описанными событиями стоит личный опыт автора; на его взгляд, роман чересчур обременен деталями: «Повествование по большей части держится на описании мелочей, затеняющих более существенные моменты. <…> Повседневные банальности всегда остаются только банальностями». Поэтому, пожелав писательнице дальнейших успехов, рецензент все же не счел возможным рекомендовать книгу к печати. Основных причин было три. Во-первых, роман принадлежит к весьма распространенному жанру; во-вторых, автору явно не хватает личного опыта, чтобы убедительно раскрыть выбранную тему; и наконец, психологическим мотивировкам недостает глубины.

Значит, опять она зря недосыпала. Опять ее книгу не приняли. Сигрид совсем уже была готова впасть в отчаяние, хотя близкие и уговаривали ее не сдаваться. Может, это рецензент ошибся, может, он просто не понял всей глубины книги? Сигрид ведь в свое время сама говорила, что Петер Нансен не увидел главного в «Оге, сыне Нильса из Ульвхольма». Меньше всего ее задевал упрек в чрезмерном внимании к повседневным банальностям. Она как раз намеревалась обнажить изнанку повседневности. Близкие поддерживали ее и убеждали продолжать борьбу. Но она изнемогала от усталости. И тогда вмешалась младшая сестра Сигне. Она решила обратиться за советом к специалисту по современным романам, с которым как раз недавно познакомилась на одном из своих культурных вечеров. Это был не кто иной, как Гуннар Хейберг, популярный писатель, находившийся тогда в зените славы. Те, кто хоть немного разбирался в современной литературе, с легкостью признавали Хейберга своим верховным арбитром[80].

Время тянулось ужасающе медленно. И все-таки — свершилось! По настоянию Хейберга издательство «Аскехауг» передумало и решилось-таки напечатать книгу. Осенний сезон уже прошел, зимний тоже, а публиковать дебютное произведение весной было слишком рискованно. 14 февраля 1907 года Сигрид Унсет пишет Вильяму Нюгору письмо, в котором почтеннейше благодарит издателя и соглашается на публикацию своего первого романа осенью 1907 года. «Уточняю для контракта — я фрёкен», — добавляет она[81].

Она — писательница. Наконец-то. Странное это было ощущение — видеть собственное имя напечатанным на обложке книги в магазине. В октябре 1907 года роман поступил в продажу. В честь дебюта мать подарила Сигрид свой любимый стихотворный цикл «Перелетные птицы» датчанина Стена Стенсена Бликера с таким посвящением: «Бери пример с Бликера, будь такой же безукоризненно честной, так же бесстрашно смотри в глаза жизни и правдиво описывай то, что видишь»[82]. И подарок, и посвящение были совершенно в духе несентиментальной Шарлотты и свидетельствовали о том, что она отлично знает свою дочь. Хотя, возможно, ее и шокировали быстрота, с которой Сигрид написала свой дебютный роман, и смелость выбранной темы — по сравнению с более обстоятельной и глубоко разработанной первой книгой. Но «кристианийский реализм» дочери наверняка понравился матери. На свой первый гонорар Сигрид купила книги, которые мать в свое время была вынуждена продать, и, конечно же, обзавелась собственным экземпляром «Книги Книг» — «Датскими балладами» Грундтвига, а также собранием сочинений Шекспира.

Дебюту сопутствовал успех. Роман широко обсуждался в прессе и принес молодой писательнице почти единодушное признание. Она же чувствовала себя усталой, да и нервы давали о себе знать. Дея уже была в курсе, о чем сейчас больше всего мечтает подруга: уехать на какое-то время за границу, в Италию или же на юг Германии. Но вряд ли это удастся осуществить так скоро. Может быть, в следующем году? Нужно накопить достаточно денег, возможно, написать еще одну книгу, добиться государственной стипендии. Идей у нее хватает. Новообретенный статус придал ей уверенности. Писательница вполне могла позволить себе путешествовать в одиночку — например, отправиться в горы, в этом не было ничего странного. Так она нашла себе новое место для отпуска — сетер{9} Лаургорд в Хёврингене.

Лучше всего там было в конце лета — начале осени, когда почти не оставалось туристов. Можно было поваляться на травке с книгой в руке, покуривая сигарету. Или забросить на спину рюкзак и отправиться бродить по горам. «Так что я гуляла в одиночестве по горам, вечерами играла в карты со здешними девчонками и их парнями, приходившими из деревни навестить их, или сидела одна у очага, курила и била баклуши»[83]. Сигрид занимали также и образ жизни людей на сетере, местные старинные обычаи. Она научилась доить корову, сбивать масло, рыбачила на озере Смюкшёен.

Здесь, в Хёврингене, она встретила родственную душу — шведа Йосту аф Гейерстама, сына писателя Густава аф Гейерстама. Йоста круглый год жил в Гудбрандсдале и совершенно онорвежился. Будучи на шесть лет младше Сигрид, он любил поддразнивать ее, называя «тетей». Рисовал он даже лучше ее, а вот в осуществлении своих литературных амбиций ему еще не удалось продвинуться так далеко. Их дружба началась с походов по Рондским горам и долгих дискуссий о литературе и жизни художника. Так Сигрид обнаружила, что помимо просто «мужчин» встречаются и братья по духу, с которыми ей интересно проводить время. К тому же Поста был симпатичным молодым человеком, высоким, хорошо сложенным, на которого было приятно посмотреть. Он ничуть не уступал ей по красоте. С Йостой она чувствовала себя свободно, он поддразнивал ее, умел рассмешить. С ним можно было говорить на философские темы, попыхивая сигаретой, или просто сидеть рядом и молчать, наслаждаясь видом. Они вместе веселились, слушая цветистые повествования, на которые местный люд был мастак, а по вечерам наслаждались страшными историями о привидениях и скрытом народце.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});