Королев: факты и мифы - Ярослав Голованов

Вот почему, узнав, что математики договорились с майором, он улыбнулся Тимуру Энееву, садясь в машину, чтобы ехать на старт.

Лейтенант Д.Поляков, начальник электростанции

Н.А.Пилюгин и С.П.Королев

Н.А. Пилюгин и М.С.Рязанский

Всеволод Иванович Феодосьев

48

Дело, зверь живой и сильный, править им нужно умеючи, взнуздывать надо крепко, а то оно тебя одолеет.

Максим Горький

В одном из писем жене Королев признается: «Меня, конечно, еще губит и работа моя. Видимо, нервное напряжение забирает все силы и мне трудно порою...». Работа губила его, но работа приносила и главную радость жизни, была смыслом всего его существования.

В конце 40-х годов отдел Королева в НИИ-88 начал быстро разрастаться, деформируя первоначально задуманную структуру института. Устинов видел это и понимал, что реорганизация назревала.

Прежде всего, Дмитрий Федорович прекратил все работы по артиллерийской тематике, которые еще кое-где теплились в Подлипках, даже после ухода Грабина. Затем он ликвидировал СКВ Тритко, поскольку существовало оно только на бумаге. Свернул работы Рашкова над «Шметтерлингом» – ничего интересного там не получалось, как, впрочем, и у Костина с «вариациями на тему „Рейнтохтер“145.

– Не уговорил ты «дочку», – сказал Устинов Костину, – думай, чем будешь заниматься...

Все случилось так, как он и предполагал: сильные выжили и развивались, слабые – зачахли. Исаев у Болховитинова формально числился за авиапромом, но было ясно, что он настоящий ракетчик, и Устинов через Королева шлет к Исаеву «зазывал» – Мишина и Бушуева, соблазнять переходом в НИИ-88. Исаев помогал тогда Лавочкину создавать «Бурю» – двухступенчатую дальнюю ракету, первая ступень которой с ЖРД забрасывала ее на высоту 25 километров, разгоняла ее там, после чего на второй, крылатой ступени начинал работать прямоточный воздушно-реактивный двигатель Михаила Макаровича Бондарюка, талантливого конструктора, который начинал путь в ракетной технике в РНИИ. Авиапрому «Буря» не нравилась, и он искал способ отделаться от нее. Было бы здорово отдать ее Устинову вместе с Исаевым. Устинов готов был взять Исаева, но без «Бури». Торги заняли больше года. «Буря» не получалась. Низкий ее потолок и относительная тихоходность делали ее уязвимой, военные от нее отвернулись, и несколько опытных образцов этой ракеты использовались лишь в качестве учебных мишеней.

А Исаев вместе со своей «командой» перешел в НИИ-88. Так на месте двух полумертвых отделов образуется один, но полный сил. Следом новый отдел систем управления возник с приходом Георгия Николаевича Бабакина. К середине 1950 года архитектура всего здания НИИ-88 значительно упростилась. Вместо нагромождения мезонинчиков, пристроечек, террасок, в которых располагалось множество хозяев, поднялась мощная и несокрушимая башня ОКБ-1 Королева и куда более скромное ОКБ-2 по зенитным управляемым ракетам, с которыми Устинов расставаться пока не хотел.

В отличие от Устинова, который то строит, то ломает, Королев внутри своего ОКБ особенно ничего не меняет, делает лишь незначительные перестановки. Обладая замечательным даром быстро угадывать нужных ему людей, он, однако, не всегда может сразу точно определить место, где данный человек способен принести максимальную пользу. Для этого Королеву надо какое-то время понаблюдать его в деле и тогда уже решать. К лету 1950 года руководящий состав ОКБ в основном уже определился. Первым заместителем Королева оставался Василий Павлович Мишин. И в этой должности он пробудет до смерти Сергея Павловича, после чего займет его кабинет. Заместителем Главного конструктора становится Василий Сергеевич Будник, начальником проектно-исследовательского отдела – Константин Давыдович Бушуев, сектор прочности возглавил Сергей Осипович Охапкин, оба – будущие заместители Королева. В это же время в ОКБ появляется еще одна очень колоритная фигура – Михаил Кузьмич Янгель.

Это был медвежий угол в прямом и переносном смысле слова. Деревня Зырянова стояла на берегу вольного широкого Илима, как говорили тут – «всего в двух месяцах ходьбы от железной дороги». Медведей здесь действительно было много, и били их знаменитые зыряновские охотники в недоступном по нынешним временам количестве. 25 октября 1911 года в этой деревне родился мальчик Миша. Думали – будущий охотник, оказалось – будущий академик...

Я был знаком с Янгелем, видел его несколько раз на Байконуре, но ни разу не довелось, к сожалению, с ним побеседовать подробно. Помню крупного, крепкого человека, который поначалу не казался крепким, потому что был высок и строен. Мне не приходилось видеть его угрюмым, сердитым, распекающим кого-то за какие-нибудь грехи. В отличие от Королева, Янгель часто улыбался, а когда на заседаниях Госкомиссии разглядывал своими веселыми, умными глазами очередного докладчика, казалось, что вот сейчас он ему подмигнет. У него были удивительно выразительные глаза. В них легко можно было прочесть: «Ох, и боек ты, братец, но так ли все отлично, как говоришь?..» Или: «Ну-ну, давай, заливай. Наверно, думаешь, тут чурки еловые сидят, хитростей твоих не видят...» Или: «Молодец! Орел! Вот такой, как ты, мне нужен. Сманил бы, но как?» Разное было в лице его. Не было самодовольства, барства, равнодушия. Он говорил: «Плохо, если с количеством званий и наград уменьшается простота и доброта...»

Из глухого сибирского села Янгель приехал прямо в Москву, потом окончил ФЗУ и работал помощником мастера на подмосковной ткацкой фабрике. В двадцать лет вступил в партию. Биография Янгеля яснее и прямее биографии Королева. Причина этому видится в его происхождении: Янгель – «от сохи». Социальное происхождение Королева, если не тормозило его движение по жизни, то уж, во всяком случае, не ускоряло. А у Янгеля – ускоряло. Кому должен был выписать Пушкинский райком комсомола путевку в Московский авиационный институт, как не пареньку из глухого сибирского села, показавшему себя активным рабочим? Кого из числа студентов выбрать в партком МАИ, как не паренька из глухого сибирского села, показавшего себя активным студентом? После окончания института Янгель начинает работать в одном из лучших авиационных конструкторских бюро страны – в КБ Николая Николаевича Поликарпова. Лишь год проработал, совсем еще «зеленый», и новый вопрос: кого направить в длительную зарубежную командировку, как не паренька из глухого сибирского села, показавшего себя способным молодым специалистом? В 1938 году путь Королева лежит на прииск Мальдяк, а путь Янгеля – в Германию, Бельгию, Францию, США. Наверное, более зрелый конструктор с большей пользой для дела мог бы съездить в такую командировку, но где же их взять, многоопытных, бедному авиапрому, окончательно зачуханному арестами «врагов народа» – деятелей «русско-фашистской партии», где отыскать таких, чтобы и многоопытный, и одновременно – из глухого сибирского села? А Янгель, действительно, человек талантливый, наблюдательный и, самое для него главное, – быстро впитывающий знания, общую культуру, новые нормы поведения и человеческих взаимоотношений, неведомые в глухом сибирском селе, не теряя при этом чистоты, откровенности, высокой нравственности и той душевной открытости, которая присуща людям деревни.

Очень многие специалисты, командированные для изучения зарубежного опыта, после возвращения на родину объявлялись шпионами. Вспомним хотя бы Тимофея Марковича Геллера и Александра Сергеевича Иванова – зеков, работавших вместе с Королевым в Омске, которые после поездки в США были обвинены в шпионаже. Янгель счастливо избежал этой участи. Избежал, хотя, вскоре после его возвращения из США, в КБ Поликарпова пришел донос на Янгеля, в котором утверждалось, что он – сын кулака, врага советской власти, скрывающегося с обрезом в тайге. Поликарпов знал, что отец Миши умер три года назад, а до этого был активным колхозником. С благословения Николая Николаевича Янгель тут же едет в Сибирь, не без приключений добирается до родного села и возвращается в Москву со справками его обеляющими. И Поликарпов, и Янгель были людьми наивными: что значили в те времена справки Зыряновского сельсовета, как и все другие справки, если человека решили посадить?! Но, как говорится, пронесло.

Миновал Михаила Кузьмича и гнев Сталина после гибели Чкалова, хотя Янгель имел отношение к испытаниям роковой машины. Даже арест родного брата – скромного учителя географии в далеком Ленинск-Кузнецке – лишь помешал Янгелю стать парторгом одного из крупных авиазаводов, – но не более.

Все это подтверждает то, о чем мы уже говорили: никакой логики в действиях машины репрессий не было. Но нормальному человеку поверить в это трудно и логику все равно продолжаешь искать. И, как мне представляется, одно из вероятных объяснений подобного «везения» Янгеля – его корни: «парень из глухого сибирского села...»