Бита за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

— А как насчет долга Рима Италийской Галлии? — спросил Марий. — Покрывает ли lex Cornelia и его также?

— Разумеется, Гай Марий, — любезно ответил Сулла. — Мы все знаем, что Италийская Галлия очень богата. Война на полуострове не коснулась ее, и она сделала большие деньги на этой войне. Поэтому деловые люди этого региона могут позволить себе отказаться от таких мер, как взимание сложных процентов. Благодаря Гнею Помпею Страбону вся Италийская Галлия к югу от Пада теперь полностью римская, и основные города к северу от реки наделены латинскими правами. Я думаю, что справедливо будет рассматривать жителей Италийской Галлии как любую другую группу римлян и латинян.

— Они не будут столь счастливы называть себя клиентами Помпея Страбона, когда услышат там, в Италийской Галлии, об этом lex Cornelia, — с усмешкой шепнул Сульпиций Антистию.

Однако палата одобрила закон взрывом голосов «за».

— Ты проводишь хороший закон, Луций Корнелий, — неожиданно сказал Марк Юний Брут, — но он заходит недостаточно далеко. Как быть в тех случаях, когда дело доводится до суда, но при этом ни одна из тяжущихся сторон не имеет достаточно денег, чтобы внести залог городскому претору? Хотя банкротские суды и закрыты, существует много случаев, когда городской претор уполномочен решать дело без залога. В настоящее время, согласно закону, если сумма, о которой идет речь, не внесена, у претора связаны руки и он не может ни слушать дело, ни выносить решение. Могу ли я предложить второй lex Cornelia, позволяющий не вносить залог в делах, касающихся долгов?

Сулла рассмеялся, всплеснув руками:

— Вот вопрос, который я хотел услышать, уважаемый городской претор! Разумное решение досадных проблем! Непременно проведем закон, отменяющий залог по усмотрению городского претора!

— Хорошо. Если уж ты собираешься добиваться этого, то почему бы не открыть снова банкротские суды? — спросил Филипп, который очень боялся любых законов, связанных со сбором долгов; он непрерывно ходил в долгах и считался одним из худших плательщиков Рима.

— По двум соображениям, Луций Марций, — ответил ему Сулла так, словно реплика Филиппа была серьезной, а не иронической. — Во-первых, потому что у нас нет достаточного числа магистратов, чтобы включить их в состав судов, и Сенат настолько поредел, что трудно будет найти специальных судей. Во-вторых, потому что дела о банкротстве являются гражданскими и так называемые банкротские суды полностью комплектуются специальными судьями, назначаемыми по усмотрению городского претора. А это возвращает нас к первому соображению, не так ли? Если мы не можем укомплектовать уголовные суды, то как нам набрать судей для более гибкого и широкого ведения гражданских дел?

— Так сжато изложено! Благодарю тебя, Луций Корнелий! — сказал Филипп.

— Не стоит благодарности, Луций Марций. Ты понял?

Разумеется, обсуждение продолжалось. Сулла и не ждал, что его рекомендации будут приняты сразу и без возражений. Но даже среди оппозиции, состоявшей из сенаторов-ростовщиков, нашлись колеблющиеся, поскольку каждому было понятно, что собрать какие-то деньги лучше, чем не собрать вовсе ничего. К тому же Сулла ведь не пытался полностью отменить проценты.

— Объявляю голосование, — сказал Сулла, когда счел, что они достаточно поговорили и дальнейшая трата времени ему надоела.

Подавляющим большинством палата приняла senatus consultum, передающий оба новых закона в народное собрание, которому консул должен был представить свой вопрос сам, хотя и был патрицием.

Претор Луций Лициний Мурена, человек более известный тем, что разводил пресноводных угрей для праздничного стола, нежели своей политической деятельностью, внес такое предложение: пусть палата решит вопрос о возвращении сосланных комиссией Вария.

— Мы предоставляем гражданство половине Италии, в то время как люди, осужденные за поддержку этой меры, все еще лишены гражданства! — выкрикнул Мурена с воодушевлением. — Пора им вернуться домой. Они — как раз те римляне, которые нам нужны!

Публий Сульпиций вскочил со скамьи трибунов и повернулся к креслу консула:

— Можно мне сказать, Луций Корнелий?

— Говори, Публий Сульпиций.

— Я был очень хорошим другом Марка Ливия Друза, хотя никогда не желал предоставления гражданства италикам. Тем не менее я осуждал методы, которыми Квинт Варий проводил свои судилища, и все мы должны спросить себя, скольких людей он осудил всего лишь из-за своей к ним личной неприязни. Но фактом остается и то, что его суд был законно создан и проводил свои решения в соответствии с законом. В настоящее время этот суд все еще функционирует, хотя и с противоположной целью. Это единственный действующий суд. Это — законно созданное учреждение, и его решения должны признаваться. Поэтому я заявляю: если в палате будут предприняты попытки возвратить любого из людей, осужденных комиссией Вария, я воспользуюсь своим правом вето.

— Также и я, — сказал Публий Антистий.

— Сядь, Луций Лициний Мурена, — мягко попросил Сулла.

Мурена сел, подавленный, и вскоре после этого палата завершила свое первое заседание, проходившее под председательством консула Суллы.

Когда Сулла выходил из здания Сената, его задержал Помпей Страбон.

— Можно тебя на пару слов, Луций Корнелий?

— Разумеется, — сердечно отозвался Сулла, рассчитывая на более длительный разговор; он заметил, что Марий прячется, ожидая его, а он не хотел иметь никаких дел с Марием, хотя знал, что не сможет отделаться от него без весомой причины.

— Как только ты урегулируешь финансовые дела Рима в удовлетворяющей тебя степени, — произнес Помпей Страбон своим бесцветным, но угрожающим голосом, — я полагаю, ты займешься распределением командных постов в этой войне.

— Да, Гней Помпей, я надеюсь, что доберусь и до этих вопросов. Думаю, что согласно правилам они должны были бы обсуждаться вчера, когда палата утверждала наместников провинций, но — как ты вероятно понял из моей сегодняшней речи — я рассматриваю этот конфликт как гражданскую войну и хотел бы, чтобы командные посты обсуждались на очередном заседании.

— О, конечно, я принимаю твою точку зрения, — ответил Помпей Страбон тоном человека, скорее не разбирающегося в протоколе, нежели смущенного глупостью своего вопроса.

— Так в чем же дело? — вежливо осведомился Сулла, краем глаза заметив, что Марий наконец удаляется. Он тащился прочь в компании юного Цезаря — мальчишка терпеливо ждал старика возле дверей.

— Если я возьму войска Публия Сульпиция, прибывшие из Италийской Галлии в позапрошлом году, а также войска Секста Юлия, привезенные из Африки, то у меня будет десять полных легионов, — объяснил Помпей Страбон. — Я уверен, ты поймешь меня, Луций Корнелий, поскольку, думаю, ты сам находишься в таком же положении: большинству моих легионов не платили жалования в течение года.

Уголки рта Суллы опустились в горькой усмешке:

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Гней Помпей!

— Сейчас я в какой-то степени аннулировал этот долг, Луций Корнелий. Солдаты получили все, что нашлось в Аскуле, от мебели до бронзовых монет. Одежду, женские безделушки, всякие мелочи, вплоть до последней лампы. Это их обрадовало. Случалось, я и прежде мог дать им разную ерунду, которую они полностью заслужили. Но такого достаточно лишь для простых солдат. И это только один способ, которым я воспользовался, чтобы возместить долг. — Помпей помолчал и добавил: — Но другой способ касается меня лично.

— В самом деле?

— Четыре легиона из этих десяти — мои. Они набраны из моих поместий в Северном Пицене и Южной Умбрии, и все до последнего солдата являются моими клиентами. Поэтому они не надеются, что им заплатят больше, чем они ожидали получить от Рима. Они довольствуются тем, что им удастся собрать самим.

Сулла посмотрел настороженно:

— Продолжай!

— Теперь, — задумчиво сказал Помпей Страбон, потирая подбородок своей огромной правой рукой, — я, пожалуй, доволен ходом дел. Хотя некоторые вещи изменятся, потому что я больше не являюсь консулом.

— Какие же это вещи, Гней Помпей?

— Прежде всего мне нужны проконсульские полномочия. И утверждение моего командования на севере. — Рука, которой он ласкал свою челюсть, теперь описала широкий круг. — Все остальное — твое, Луций Корнелий. Мне это не нужно. Все, чего я хочу, — это мой собственный уголок нашего любимого романского мира: Пицен и Умбрию.

— В обмен на них ты не пошлешь в казначейство счет на жалование своим четырем легионам и урежешь счет, который отправишь на остальные шесть из десяти?

— Ты хорошо умеешь считать, Луций Корнелий.

— Сделка состоялась, Гней Помпей! — протянул руку Сулла. — А то я собирался отдать Пицен и Умбрию Сатурнину, если бы оказалось, что Рим не в состоянии найти денег на жалование десяти легионам.