Воспоминания. Том 3 - Сергей Витте

12 августа последовало упразднение совета государственной обороны, т. е. уничтожение доминирующего влияния Великого Князя Николая Николаевича на военные и морские дела. Таким образом последовательность событий шла следующим порядком: Великий Князь Николай Николаевич выдумал разделение министерства на военное министерство и генеральный штаб и посадил начальником генерального штаба 448 своего человека генерала Палицына, одновременно устроив комитет государственной обороны, который в сущности говоря делал то, что хотел Великий Князь Николай Николаевич.

Военный министр, покойный Сахаров, оказался не вполне сговорчивым, а потому он ушел с поста военного министра и на его место был назначен Редигер, которого Великий Князь считал более сговорчивым.

Когда явилась третья Государственная Дума, то благодаря комиссии обороны и желанно Гучкова взять под свою опеку военное и морское ведомства, положение Великого Князя, человека безответственного, сделалось крайне неудобным.

Редигер от Великого Князя эмансипировался, и место начальника генерального штаба было уничтожено. Палицын ушел и вместо него был назначен начальником штаба подчиненный военному министерству Сухомлинов.

Подобный шаг не мог остаться со стороны Великого Князя безнаказанным и поэтому военный министр Редигер скоро потерял свой пост и военным министром сделался Сухомлинов, которому были подчинены все учреждения военного ведомства. Затем пришло время Великого Князя, и Сухомлинов уничтожил комитет обороны и спихнул Великого Князя, так что в течение года - года полтора, он совсем потерял влияние на Государя и, кажется, только последнее время опять начал приобретать это влияние.

Я уже имел случай говорить о бароне Эрентале и о том, как он провел правительство Столыпина вообще, а в частности Извольского. Извольский имел слабость ездить за границу, делать различные визиты, летом он был, между прочим, в Австрии у австрийского посла в Петербурге гр. Берхтольда, теперешнего министра иностранных дел в Вене.

Там Извольский встретился с Эренталем, и вот, в Бухало, имении посла, произошел между Эренталем и Извольским разговор.

По версии Эренталя оказывается, что он говорил Извольскому о своем предположении присоединить Боснию и Герцеговину к Австрии, и Извольский против этого, будто бы, не возражал, а только ставил условием, - открытие для русского флота Дарданелл, на что он, Эренталь, не дал определенного ответа.

По версии же Извольского, Эренталь, будто бы, сказал ему о предположении присоединить Боснию и Герцеговину, а Извольский 449 против этого возражал. Он же Эренталю, со своей стороны, говорил, действительно, о том, что России желательно было бы открытие Дарданелл.

Так или иначе, но, в конце концов, Эренталь, зная полную слабость России, зная положение дел в России в силу услужливости Шванебаха и министерства Столыпина, просто бравировал положением дел и в один прекрасный день объявил, что Босния им присоединяется к Австрии, при чем предварительно вошел в соглашение с князем болгарским Фердинандом, которого он сделал болгарским царем. Таким образом на свете стало два царя: один царь русский, а другой - болгарский.

Это случилось в 1909 году в декабре месяце. Политические отношения были очень натянуты, и вот, пользуясь этим натянутым положением дела, которое В. Н. Коковцев крайне преувеличил в Государственной Думе, Государственная Дума, не рассмотрев бюджета, дала разрешение министру финансов произвести заем до суммы 450.000.000 руб.

Затем, предположение о займе рассматривалось в финансовом комитете, в котором я состою членом, где опять таки В. Н. Коковцев изображал политическое положение крайне обостренным, вследствие чего может произойти война, и не только может, но имеется полное вероятие, что война произойдет, и война эта вспыхнет в ближайшем будущем. Поэтому, хотя условия займа были крайне невыгодны, тем не менее финансовый комитет, заявив, что только в силу удостоверения правительства о таком опасном положении, он, если, действительно, таково положение политическое - о чем комитет судить не может - со своей стороны, высказывается за заем.

Таким образом, Владимир Николаевич Коковцев, пользуясь именно этим положением, вырвал согласие на заем, крайне невыгодный.

Я тогда же имел беседу с директором кредитной канцелярии Давыдовым и указал ему, еще ранее рассмотрения дела в финансовом комитете, что я считаю заем этот крайне невыгодным, что следовало бы лучше повременить, и что, если повременить, то можно достигнуть лучшего займа. Тогда мне Давыдов откровенно сознался, что Коковцев, будучи осенью в Париже, почти уговорился уже относительно займа, и что теперь ему трудно пойти обратно, при чем, относительно условий заключения займа, Давыдов мне тогда сказал, что он также признает их для России весьма невыгодными.

450 Таким образом совершился этот заем. Верил ли Коковцев в предстоящую войну - я не знаю.

Что же касается меня, то я в душе этому не верил, так как был убежден, что Россия воевать не может, а поэтому сделает все, чтобы избежать войны.

И, действительно, несмотря на присоединение к Австрии Боснии и Герцеговины и объявление Фердинанда болгарским царем, Россия эту пилюлю проглотила, никакой войны не было, а только наша дипломатия и наше правительство были посрамлены в глазах всей Европы. Это посрамление осталось и до настоящего времени; оно, в конце концов, было причиною того, что Извольский не мог оставаться министром иностранных дел, так как он показал полнейшую свою легкомысленность.

20 декабря 1908 года умер от. Иоанн Кронштадтский. Я познакомился с Иоанном Кронштадтским в первые годы, когда я сделался министром финансов. Он пожелал меня видеть, был у меня в министерстве финансов и в моей квартире, когда я переехал в казенную квартиру, служил молебен.

На мою жену Иоанн Кронштадтский произвел очень сильное впечатление.

Служил Иоанн Кронштадтский и говорил отрывисто. По-видимому, он был человек совсем не образованный.

Мне, как и всем вообще россиянам, было известно, что он оказывает большое влияние своею проповедью и своим своеобразным почтенным образом жизни на простой русский народ. Но на меня он никогда впечатления не производил.

Мои чувства в отношении Иоанна Кронштадтского подкупило то обстоятельство, что его очень чтил Император Александр III. Когда Александр III умирал в Ливадии, то туда был вызван о. Иоанн.

Когда наступила японская война и началось брожение, по-видимому, о. Иоанн Кронштадтский потерял компас и вместо того, чтобы явиться нейтральным, независимым проповедником, отцом православных христиан, он сделался партийным человеком и подпал под влияние союза русского народа и Дубровина: начал делать различные черносотенные выпады и, по моему убеждению, проявил много действий недостойных не только отца церкви, имеющего претензию на руководительство душами православных христиан, но даже недостойных хорошего умного человека.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});