Совьетика - Ирина Маленко

– Я больше не Саид. Зови меня теперь Иван Петрович….

Один из любимых моих старых анекдотов сейчас – о том, как оживили Ленина. Он походил по Москве, посмотрел на улицы – и на третий день исчез. Искали его, искали, не могут найти. Тогда оживили Дзержинского, попросили помочь найти Ленина. Феликс Эдмундович вспомнил о старой конспиративной квартире, приходит туда, а там на столе записка: «Дорогой Феликс! Меня не ищи. Я в Швейцарии. Надо все начинать сначала».

Раньше мы, конечно, смеялись в нем совсем над другими вещами, чем сейчас. А сейчас- это и не анекдот совсем, а так оно и есть…

Анекдоты Кирану понравились. Он на удивление легко подключился со мной на одну волну- даже ничего объяснять не пришлось! Киран окончательно проснулся, встряхнул головой и рассказал мне ирландский анекдот:

– Стоит боец ИРА у врат небесных, его встречает святой Петр. Посмотрел на него и говорит: «Не думаю, сын мой, что тебе можно будет сюда войти…»

На что боец ИРА отвечает: «А я и не собираюсь входить. Это у тебя есть 20 минут на то, чтобы всех оттуда вывести!»

Я захохотала примерно как Заяц из «Ну, погоди!» в комнате смеха….Киран посмотрел на мою реакцию – и тоже захохотал. Так, что мы чуть не врезались в столб. И всю оставшуюся дорогу мы обменивались анекдотами и смеялись – до икоты.

Я была рада, что удержала его от сна за рулем. Когда мы уже подъезжали к моему дому, и собиралась прощаться, он вдруг спросил:

– Слушай, а нельзя ли мне у вас переночевать? Я так в полете устал, что до Антрима просто не доеду…

До Антрима было всего час с небольшим, но я не стала спорить. Раз человек говорит, что устал, значит, устал. К тому же у меня в доме еще никогда не ночевали настоящие борцы за свободу.

– Мам, – сказала я маме с порога, – Это Киран Кассиди. Он возвращается из Южной Африки и очень устал. Он у нас поспит сегодня в «коробочке» (так мы называли самую маленькую спальню), а завтра поедет дальше.

Мама посмотрела на меня с удивлением, но ничего не сказала. Она уже поняла, что со мной приходится быть похожей на Пачкулю Пестренького из книги о Незнайке, одним из правил которого было ничему не удивляться (другим было «никогда не умываться», но на это мама не пошла бы даже ради меня!)

Киран пошел спать, а мама только посмотрела ему вслед и покачала отрицательно головой – мол, «такие Кираны нам не нужны». Я удивилась – я совсем и не смотрела на него с такой точки зрения! Что это она себе вообразила?

… Утром мы все ходили по дому на цыпочках. Даже пораньше увели Лизу на кухню, чтобы она его не будила (Лиза рано просыпается, и ей не объяснишь, чтобы не шумела). Дело шло к полудню, а Киран все еще спал. Мы уже не выдержали и пустили Лизу гулять по дому, но даже несмотря на поднятый ею шум, он все спал… Я уже стала опасаться: жив ли он, но стучать в дверь было как-то неудобно. Полдня мы маялись так, пока он наконец не спустился вниз и не сказал как ни в чем не бывало:

– А позавтракать перед дорогой можно?

Само собой, мы его накормили, хотя это был уже, пожалуй, не завтрак, а обед.

Киран сердечно поблагодарил нас за гостеприимство и уехал…

****

….Где-то через неделю мне пришел долгожданный ответ с Кубы. Не по электронной почте, а по обыкновенной. Клиника прислала более подробную информацию о том, чем они занимаются – и я с первого взгляда на присланный ими мне проспект поняла: это именно то, что надо Лизе! Если уж и кубинцы не смогут ее вылечить, то по крайней мере, все будет ясно… Правда, финансовые вопросы клиника сама не решала, врачи посоветовали мне обратиться в вышестоящие органы, например, в министерство здравоохранения. Но в любом случае теперь у меня была цель!

Я так размечталась поздно ночью о Лизином лечении, что и не заметила, как мне через плечо заглянул Пласид:

– Ой, а что это у тебя? Марки какие красивые…

Я объяснила.

– Куба? – лицо у него вытянулось, и он на мгновение до ужаса напомнил мне толстовскую княгиню Авдотью: «Напугала, матушка, страсть какая, – в Париж… Чай, там погано!»

Мне всегда смешно, когда я вижу такую реакцию. Куба, которую мы дома все так хорошо знаем и всегда очень любили, которая с детства моего была частью нашей жизни – ну что там может быть страшного? Но я совсем забыла, где я работаю…

Через три дня, когда я как обычно пришла на работу, меня уже поджидали в офисе целых два наших менеджера (наверно, один боялся, что со мной не сладит- вдруг я окажу сопротивление?), сообщивших мне, что я уволена – без каких бы то ни было объяснений. Они попросили меня собрать мои вещи и отдать им пропуск.

Один из них, симпатичный в общении дяденька, который всегда хорошо ко мне относился, чувствовал себя явно неловко. Пока я, оглушенная новостью словно рыба динамитом браконьера, на автопилоте выгребала из стола свои бумаги, думая о том, что мне теперь делать и как содержать семью и платить за дом (я умерла бы, но не призналась бы ему в своих мыслях!), он стоял у меня за спиной и бормотал что-то о том, что они еще заплатят мне за месяц вперед, так что они все-таки не бросают меня совсем уж на произвол судьбы, а потом сказал вдруг:

– Хочешь, я дам тебе совет на будущее? – и тут же сам испугался собственных слов и поспешно выпалил:- Да нет, пожалуй, не буду…

Такая вот у них тут свобода слова…

Разумеется, человек, который собирается лечить своего ребенка на коварной авторитарной Кубе, да еще получает письма о строительстве Магнитогорска и о гражданской войне в Чаде из деревни в графстве Каван (кстати, а кто им позволил вскрывать вот так запросто почту, которая была адресована мне поименно, хотя бы и на рабочий адрес?)- это просто взрывоопасная комбинация. Настоящий компот из отравляющих веществ – зарина, замана и табуна с ипритом вперемешку. Таких надо держать от американских банков подальше, вне зависимости от их деловых качеств…

Тут я попыталась представить себе, с каким лицом Пласид доносил им на меня – и какую чушь он при этом наверняка нес. И помимо своей воли с трудом сдержала смех. Сколько же на свете идиотиков! Менеджер посмотрел на меня с удивлением. Моя взрывоопасность теперь была ему совершенно очевидной. Настолько, что он даже лично довел меня до двери.

– Не поминайте лихом, мистер Джонс!- сказала я ему на вахте, протягивая пропуск.

Я вышла на улицу совершенно свободной. Домой ехать было не на чем, да я и решила уже, что ни за что не скажу маме об увольнении. Зачем ее зря волновать? Скажу, что у меня отпуск, а сама буду искать работу. На Севере. Любую.

Вот только куда деваться сейчас? Беспокоить Элис не хотелось – я и так уже днем у нее спала. Я пошарила в записной книжке и нашла визитку психолога: банк оплачивал всем нам 5 консультаций у психолога-консультанта, если у нас были психологические трудности. (Надо будет посоветовать Пласиду, чтобы сходил; ему это, судя по всему, даже нужнее, чем мне.) Позвонить по номеру, который нам дали, можно было 24 часа в сутки. Почему бы и не попробовать? Ведь столько говорят у нас сейчас о том, как это помогает: после любого очередного теракта или падения самолета читаешь в прессе: «с родственниками жертв работают психологи»… С таким видом, словно им сделали этим большое одолжение.

К моему большому удивлению, психолог оказалась свободна как говорят в рекламах «прямо сейчас». Судя по ее голосу, она скучала. Ее офис был в старой церкви, недалеко от дублинской гавани и от моей теперь уже бывшей работы.

– Приходите, я буду ждать!- доброжелательно сказала она. И я пошла…

Я и не подозревала, что прямо за дублинским финансовым центром располагаются такие трущобы! Причем чувствовалось, что люди живут здесь поколениями, знают все друг друга до седьмого колена. Хотя был уже вечер, улицы здесь были полны народу – обоих полов и всех возрастов. На меня как на человека постороннего настороженно и не всегда доброжелательно смотрели десятки глаз. Я прошла через этот квартал как сквозь строй – хотя никто мне не сказал и слова.

Вокруг церкви пришлось обойти два раза прежде, чем я нашла входную дверь. Психолог оказалась маленькой миловидной женщиной. Я не стала жаловаться ей на увольнение – тем более, что моему бывшему работодателю еще предстояло за эту сессию заплатить. Вместо этого я рассказала ей историю моего брака с Сонни, нашего развода и болезни Лизы – потому что, если честно, я так после этого и не оправилась. Я рассказывала об этом нескольким людям- ведь говорят, что тебе должно стать легче, если ты поделишься с другими своим горем, но легче не становилось. Ну, может, на пару часов, не больше. Так, может быть, хотя бы разговор с профессионалом поможет?

Я закончила свой рассказ и с нетерпением ждала, что она мне посоветует. Она слушала меня затаив дыхание – словно перед ней была не человеческая жизнь, а мексиканский сериал, и эта реакция была, как мне показалось, вовсе не профессиональной, а совершенно обыкновенной обывательской. Но, может, мои впечатления ошибочны?