Физрук - Валерий Александрович Гуров

тост всех озадачил, включая меня, но тем не менее мы закричали «Ура!» и принялись чокаться бокалами и рюмками. После чего — накинулись на закуски, ибо с утра никто ничего не ел, так как столовка была закрыта на спецобслуживание, в смысле — на подготовку нынешнего банкета. Оливье, винегрет, селедку под шубой, колбасные и сырные нарезки, маринованные грибочки, соленые огурцы и прочее уминались со страшной скоростью. Новогоднему столу грозило преждевременное разорение.

Поэтому, когда снова раздался звон, пирующие нехотя обратили взоры к «президиуму». Увы, на этот раз тост решила произнести Царева. Ничего хорошего от нее никто не ждал, так что все оцепенели, как кролики перед удавом. Только мне было плевать. Я озирал стол в поисках чего-нибудь, что я еще не пробовал. Для Шапокляк мой демарш не мог остаться не замеченным. Она еще яростнее загремела вилкой по уже полупустому кувшину с морсом. На меня сразу зашикали соседи по столу, но я уже подцепил кусок свиного языка и положил его в тарелку. Увидев, что я сосредоточился на закуске, завучиха заговорила:

— Товарищи! — строго воззвала она. — Павел Павлович, наш уважаемый директор, произнес поневоле краткую речь, понимая, что все проголодались. Однако теперь, когда первый голод утолен, я хочу дополнить его выступление…

— Коротенько, минут на сорок, — хмыкнул я, а Шапокляк сделала вид, что не расслышала.

— Говоря о прошлогодних успехах, — продолжала Эвелина Ардалионовна, — товарищ Разуваев поскромничал. В уходящем году мы не только заняли второе место по шахматам, но и первое по сдаче макулатуры и металлолома, а также получили переходящее красное знамя, как победители социалистического соревнования среди школ нашего района. И хотя в праздничные дни не хочется говорить о плохом, все же нельзя не заметить того обстоятельства, что в первое полугодие этого учебного года мы вряд ли будем отмечены городским отделом народного образования, как передовое среднее учебное заведение. У нас развалена работа с молодежью по линии старшей пионервожатой, которая вынуждена была уйти по причине низкого морального облика некоторых наших сотрудников…

— Товарищ Царева, товарищ Царева! — укоризненно пробормотал директор. — Сейчас это не совсем подходящее время…

— Хорошо, товарищ Разуваев, я закругляюсь, — сказала та. — Предлагаю тост за то, чтобы в наступающем году мы избавились от всего плохого, что постигло нас в конце этого года…

Ее тост поддержали вяло. Криков «Ура» не последовало. Многие выпили не чокаясь, как на поминках.

— Не обращай внимания, Саша, — сказал Карл, наклоняясь ко мне через бюст химички.

— Так я и не обратил, — улыбнулся я. — Завуч лает, а караван-то идет.

И пирушка пошла своим чередом. Принесли горячее — отбивные с гарниром из жареной с грибами картошки. Под мясо и студеная водочка в заиндевевших бутылках пошла куда веселее. На нее налегли даже дамы, тем более, что шампанское уже закончилось.

Обе училки, что сидели справа и слева от меня, откровенно прижимались ко мне, иногда касаясь выпирающей грудью. Каждая помнила, как я стискивал их в минуты страсти. Сохранить хладнокровие в эти мгновения было затруднительно. Ведь я тоже потягивал водочку, которая, как известно, красит женщин лучше любой косметики.

А тут еще, тоже изрядно поддавший и жаждущий плотских наслаждений Григорий Емельяныч объявил танцы и поставил бобину с группой «АББА», пользующейся в это время бешеной популярностью. Педсостав повскакивал из-за стола и принялся отплясывать, а когда пошли медляки — стали топтаться в обжимку. За столом остались немногие. И тут мне пришла в голову дерзкая мысль, спровоцированная, без всякого сомнения винными парами. Когда шведская четверка затянула песенку с пожеланиями счастливого Нового года, я направился к «президиуму».

— Разрешите вас пригласить! — обратился я к единственной женщине, оставшейся за этим столом.

Шапокляк воззрилась на меня, словно я изрек невесть какую ересь.

— А вы не ошиблись, Александр Сергеевич? — спросила она.

— Нет, Эвелина Ардалионовна, — прищурился я, еле выговорив ее зубодробительное отчество, слегка заплетающимся языком. — Именно — вас!

— Вообще-то я не танцую, — принялась ломаться завучиха, — но если вы настаиваете…

Она протянула мне свою, наманикюренную по случаю праздника, птичью лапку, я ухватился за нее и вытащил партнершу в круг медленно топчущихся коллег. Как и полагалось, я обхватил ладонями ее талию, а она томно возложила на мои могучие плечи свои костлявые руки. Не слишком пышная грудь ее под зеленым бархатом праздничного платья совершила потуги прорвать плотную ткань. Впрочем — безуспешно. Плавно переступая в круговом движении с ноги на ногу, я искоса отслеживал реакцию окружающих.

Большинство коллег посматривало с насмешкой, но не на меня, а на мою партнершу. Царева же не замечала их взглядов, потому что не отводила глаз от меня. В них было столько чисто женской тоски и одиночества, что мне ее даже стало жалко. Простая мысль осенила меня. Шапокляк потому и наезжает на молодого специалиста, что влюблена! Опа… Причем, видать, с первого взгляда. Бедняжка… Не удивительно, что ее просто трясет, когда она меня видит рядом с другими бабами… Понятно теперь, кто выжил Симочку из школы… Так что зря я рекомендовал военруку заняться завучихой… Не знаю, каков был результат, но корм оказался явно не в кобылу… А я продолжал хитрить.

— Эвелина Ардалионовна, — пророкотал я бархатным, почти как ее платье, басом, — неужели же я настолько плохой педагог?..

Вопрос мой явно застал ее врасплох. Царева смутилась и опустила взгляд.

— Нет, ну показатели ваши, в последнее время, вполне удовлетворительны, — пробормотала она. — Вы инициативны, предприимчивы, вот только ваше поведение… Оставляет желать лучшего…

— Я исправлюсь, Эвелина Ардалионовна, — пообещал я, стискивая ее талию так, словно хотел немедленно приступить к, скажем, обесчещиванию, — с вашим благожелательным участием, обязательно…

— Можете на меня рассчитывать, — охрипшим от волнения голосом, сказала Шапокляк. Голос ее дрогнул, никогда не слышал, чтобы Шапокляк робела.

К счастью, музыка кончилась — катушка с голосистыми шведами смоталась до конца. Я галантно проводил свою партнершу на ее место и вернулся к своему. Мне срочно нужно было выпить. По пути меня перехватил Петров. Ему тоже захотелось выпить. Причем — со мною. Мои соседи по столу разбрелись кто куда, так что было где сесть. Я разлил по рюмкам остаток того, что было в бутылке, мы чокнулись и выпили. Похрустев огурчиком, военрук кивнул в сторону завучихи, которая издалека ела нас глазами, а может — только меня.

— И как только