Государство и революции - Валерий Шамбаров

Одним из энтузиастов, осуществлявших поиск русского антикоммунистического лидера, являлся капитан Штрик-Штрикфельдт из разведотдела Генштаба. Он был из "русских немцев", образование получил в Санкт-Петербурге и в Первую мировую воевал в российской армии. Поэтому он никак не мог разделять нацистских взглядов на "Восточную политику", но при этом искренне верил, что все еще можно изменить. Он встретился с Лукиным и впоследствии вспоминал: "Он не любил немцев, но был им благодарен за то, что они сделали для него... Он говорил, что если это действительно не завоевательная война, а поход за освобождение России от господства Сталина, тогда мы могли бы даже стать друзьями. Немцы могли бы завоевать дружбу всего населения Советского Союза, если они всерьез стремятся к освобождению России, но только равноправный партнер может вступить в дружеский союз. Он был готов, невзирая на свою инвалидность, стать во главе пусть роты, пусть армии - для борьбы за свободу. Но ни в коем случае не против своей родины. Поэтому бороться он стал бы только по приказу русского национального правительства, которое не должно быть марионеточным правительством при немцах, а должно служить лишь интересам русского народа".

Однако в страшную зиму1941-42 гг., когда вымирали миллионы пленных в лагерях, Лукин понял, что о дружбе и союзе с нацистами не может быть и речи, и от дальнейшего сотрудничества с ними наотрез отказался. (Любопытно, что Сталин потом не репрессировал Лунина и, продержав несколько месяцев под следствием, даже вернул генеральское звание - хотя ему доложили об антисоветском поведении командарма в плену).

Ну а в 42-м немцам подвернулся Андрей Андреевич Власов. Идеализировать его, как порой делалось в эмигрантской, да и в нашей "перестроечной" литературе, пожалуй, не стоит. В нем хватало и беспринципности, и непоследовательности, и честолюбия, и склонности попадать под чужие влияния. Но те же качества были присущи большинству советских военачальников. Разве можно, например, считать особой принципиальностью слепое повиновение "вождю народов"? Или пулю в лоб из страха быть наказанным за поражение? Поэтому надо признать, что окончательным подлецом и чудовищем, каковым его изображают советские источники, Власов тоже не был. Все же он осмелился. Осмелился на то, на что не осмелились другие. Многие факты свидетельствуют о том, что действовал он вполне искренне, хотя порой обманывал сам себя - убеждал себя и позволял другим убедить в том, во что хотелось верить. И "немецким холуем" он тоже не был, безуспешно пытаясь проводить некую самостоятельную, "русскую" линию. И понятие чести он тоже сохранил - скажем, отказавшись в последний момент, в 45-м, бросить своих подчиненных и скрыться, хотя имел к этому возможность. И, наверное, при той политике в "Восточном вопросе", которую проводила Германия, у антисоветского движения мог появиться только такой лидер - другие или сами отказывались, как Лукин, или не подошли бы немцам. Или русским.

Власов был из крестьянской семьи, воспитывался в духовном училище и Нижегородской семинарии, не закончив ее из-за революции. Был призван в Красную Армию, проявил военные способности и стал продвигаться по службе. Закончив гражданскую командиром роты, остался в кадрах РККА. Учился на курсах "Выстрел", в 1930 г. вступил в партию, преподавал в Ленинградской военной школе. Затем вернулся на строевую службу. Стоит особо отметить, что в конце 30-х он побывал военным советником в Китае. А ведь именно там, как уже отмечалось, советская и германская сторона выступали союзниками. То есть, Власов уже у Чан Кайши мог познакомиться с немецкими офицерами, и не исключено, что это подготовило психологическую почву к будущему сотрудничеству. Войну он встретил командиром 4-го моторизованного корпуса на Украине. Оборонял Львов, несколько раз с боями прорывался из окружений. Прославился в битве за Москву, командуя здесь 20-й армией. Удостоился ряда наград, считался одним из самых популярных и талантливых военачальников. Затем был назначен заместителем командующего Волховским фронтом, а в разгар неудачного наступления, предпринятого для деблокирования Ленинграда, принял 2-ю ударную армию.

В результате грубых ошибок вышестоящего командования она попала в окружение и была полностью разгромлена. Разрешение на выход из котла было получено, когда уже не было ни такой возможности, ни самой армии. Ее остатки, разбившись на мелкие группы, пытались просочиться через фронт. А сам Власов после долгих скитаний по лесам и болотам попал в плен 12. 7. 1942 г. Очутившись в лагере высшего командного состава под Винницей, он вместе с командиром 41-й дивизии полковником Боярским составил доклад, что большинство населения и армии приветствовали бы свержение советского режима, если бы немцы взяли курс на создание в России национального государства. На него обратил внимание офицер отдела "Вермахт-пропаганда" Хильгер, бывший сотрудник посольства в Москве. Но главным опекуном Власова стал все тот же капитан Штрик-Штрикфельдт, после неудачи с Лукиным искавший новую кандидатуру для своих проектов. Он и лично подружился с Власовым и развил бурную "посредническую" деятельность. С одной стороны, доказывая вышестоящему руководству, что это именно тот человек, который нужен, поэтому имеет смысл развивать "власовское движение" и делать на него ставку. А с другой стороны, уговаривая самого Власова идти на уступки и довольствоваться тем, чего получалось добиться - дескать, со временем, можно будет отвоевать более прочные позиции.

В результате, операция начала разворачиваться в ведении отдела "Вермахт-пропаганда". Была выпущена листовка за подписью Власова к советским солдатам, а затем так называемая "Смоленская декларация", где объявлялось о создании Русского Комитета, якобы организованного в Смоленске, и Русской Освободительной Армии. Германское командование дало разрешение распространить этот документ только за линией фронта, чтобы спровоцировать дезертирство. Но Штрик-Штрикфельдт, вопреки запретам, сумел договориться с летчиками об "ошибке", и часть тиража была разбросана над оккупированной территорией. Капитан считал, что среди населения декларация вызовет нужный эффект, активизирует антисоветское движение, а затем, поставив руководство перед фактом, будет проще доказать необходимость изменения политики.

Отчасти так и произошло. В Смоленск в адрес несуществующего Русского Комитета посыпались письма граждан, пошли ходоки, чтобы установить с ним контакт. Приезжали добровольцы, разыскивая, где можно записаться во власовскую армию. И солдаты-"хиви", бойцы разных "Остгруппен" оживились: теперь, вроде, было за что воевать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});