11/22/63 - Стивен Кинг

В Лисбон-Фоллс воняло, как и прежде, но хотя бы не отключили подачу электроэнергии. Желтая мигалка над перекрестком раскачивалась на северо-западном ветру. В «Кеннебек фрут» не горела ни одна лампа, витрину не украшали ни яблоки, ни апельсины, ни бананы. На двери винного магазина висела табличка: «ОТКРЫВАЕМСЯ В 10.00». По Главной улице проезжали редкие автомобили. Несколько пешеходов, подняв воротники, торопливо шли по тротуару. Зато на другой стороне фабрика Ворамбо работала на полную мощь. Даже с того места, где я стоял, до меня доносилось отчетливое шурш-шурш огромных плоскопрядильных станков. Потом я услышал кое-что еще: кто-то звал меня, пусть и не по одному из двух моих имен.

– Джимла! Эй, Джимла!

Я посмотрел в сторону фабрики, думая: Он вернулся, Желтая Карточка вернулся из страны мертвых. Совсем как президент Кеннеди.

Только тот, кто меня звал, не был Желтой Карточкой, точно так же, как таксист, отвозивший меня от автобусной станции в «Тамарак мотор корт», не был таксистом, с которым я в 1958 году приехал в «Тамарак мотор корт» из Лисбон-Фоллса. Однако оба таксиста во многом напоминали друг друга, потому что прошлое стремится к гармонии. Соответственно и мужчина на другой стороне улицы напоминал алкаша, который просил у меня бакс по случаю двойной выплаты в зеленом доме. Теперь я видел, что он гораздо моложе Желтой Карточки, а его черное пальто более новое и чистое... но практически то же самое.

– Джимла! Сюда! – звал он. Ветер раздувал длинные полы, раскачивал висевшую на цепи табличку точно так же, как мигалку. Впрочем, надпись на табличке я все равно мог прочесть: «ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН ДО ЗАВЕРШЕНИЯ РЕМОНТА СТОЧНОЙ ТРУБЫ».

Прошло пять лет, подумал я, а эта нехорошая сточная труба все еще не отремонтирована.

– Джимла! Не заставляй меня переходить улицу, чтобы поговорить с тобой.

Он, наверное, был в состоянии это сделать. Его покончивший с собой предшественник добирался аж до зеленого дома. Но я точно знал, что оказался бы вне пределов досягаемости этого двойника Желтой Карточки, прохромай я достаточно далеко по Старой льюистонской дороге. Он преследовал бы меня до супермаркета «Ред энд уайт», где Эл покупал мясо, однако если бы я успел дойти до автозаправочной станции «Тит Шеврон» или до «Веселого белого слона», то мог бы обернуться и показать ему нос. «Кроличья нора» держала его на привязи.

Иначе я бы увидел его в Далласе. Я в этом не сомневался, как не сомневался в том, что именно сила тяжести удерживает людей на поверхности земли.

И словно в подтверждение моих мыслей, он позвал:

– Джимла, пожалуйста!

И отчаяние, которое я видел в его лице, напоминало ветер: неосязаемое, но неумолимое.

Я посмотрел направо, налево, убедился, что автомобилей нет, и перешел на ту сторону улицы, где стоял он. Приближаясь, увидел два отличия: как и его предшественник, он носил мягкую фетровую шляпу с широкими полями, но только чистую, а не грязную. И как у его предшественника, цветная карточка торчала из-под ленты, словно репортерский пропуск из давних времен. Только не желтая, и не оранжевая, и не черная.

Зеленая.

5

– Слава Богу, – вырвалось у него. Он взял мою руку, сжал. Ладонями, почти такими же холодными, как воздух. Я мягко высвободился. Исходившей от него опасности я не чувствовал – только настойчивое, призрачное отчаяние. Но оно могло быть опасным. Могло быть таким же острым, как нож, которым Джон Клейтон изуродовал лицо Сейди.

– Кто вы? — спросил я. – И почему вы называете меня Джимлой? Джим Ладью живет далеко отсюда, мистер.

– Я не знаю, кто такой Джим Ладью, – ответил Зеленая Карточка. – Я держался далеко от вашей нити...

Он замолчал. Его лицо перекосилось. Он поднял руки к вискам и сдавил голову, словно боялся, что выплеснутся мозги. Но мое внимание привлекла именно карточка, засунутая под ленту. До меня вдруг дошло, что цвет у нее не постоянный. На протяжении нескольких секунд он менялся, напомнив мне заставку, которая появлялась на мониторе моего компьютера, если я отходил от него минут на пятнадцать. Зеленый сменился канареечно-желтым. Потом, когда мужчина медленно опустил руки, снова стал зеленым. Но возможно, не таким ярко-зеленым, как в тот момент, когда я заметил карточку.

– Я держался далеко от вашей нити, насколько возможно, – продолжил мужчина в черном пальто, – но полностью не получалось. Кроме того, нитей сейчас так много. Благодаря вам и вашему другу-повару так много этого дерьма.

– Я ничего не понимаю, – ответил я, но кривил душой. Я начал соображать, что это за карточка, которую носили с собой и он, и его спившийся предшественник. Эти карточки напоминали индикаторы, которые носят сотрудники атомных электростанций. Только фиксировали они не полученную дозу радиации, а... что? Здравомыслие? Зеленый – с головой все в порядке. Желтый – крыша начинает ехать. Оранжевый – пора звать людей в белых халатах. А когда твоя карточка становится черной...

Зеленая Карточка не отрывал от меня глаз. С другой стороны улицы он выглядел не старше тридцати. Вплотную – почти сорокапятилетним. А при взгляде в глаза становилось понятно, что лет ему – не счесть, и он не в себе.

– Вы кто-то вроде хранителя? Охраняете «кроличью нору»?

Он улыбнулся... или попытался.

– Так ее называл ваш друг. – Он достал из кармана пачку сигарет. Без этикетки. Такого я не видел никогда, ни в Стране прошлого, ни в Стране настоящего.

– Она единственная?

Он достал зажигалку, сложил руки лодочкой, чтобы ветер не задул огонек, поднес его к сигарете. Запахло сладким, больше похожим на марихуану, чем на табак. Но не марихуаной. И хотя он не говорил, что это за сигарета, я понял, что она лечебная. Что-то вроде «Гудис паудер».

– Их несколько. Представьте себе имбирный эль, который налили в стакан и оставили.

– Понятно...

– Через два или три дня весь углекислый газ уйдет, но несколько пузырьков останутся. То, что вы называете «кроличьей норой», это и не нора вовсе. Это пузырь. Что касается охраны... нет. На самом деле, нет. Это было бы хорошо, но мы так мало можем сделать, чтобы не ухудшить ситуацию. В этом проблема путешествий во времени, Джимла.

– Меня зовут Джейк.

– Отлично. Что мы делаем, Джейк, так это наблюдаем. Иногда предупреждаем. Как Кайл пытался предупредить вашего друга-повара.

Так, значит, звали этого безумца. Совершенно нормальное имя. Кайл, это ж надо. Реальность происходящего только все усугубляла.

– Он никогда не пытался предупредить Эла! Только просил у него бакс, чтобы купить дешевого вина!

Зеленая Карточка затянулся сигаретой и уставился на крошащийся бетон, хмурясь, будто что-то на нем читал. Слышалось только шурш-шурш плоскопрядильных станков.

– Поначалу он пытался. По-своему. Но вашего приятеля так взволновал найденный им новый мир, что он не обращал внимания. И к тому времени Кайл уже разваливался. Это... как это у вас называется? Профессиональная вредность. Мы подвергаемся невероятному психическому стрессу. Знаете почему?

Я покачал головой.

– Подумайте. Сколько исследовательских и закупочных путешествий совершил ваш друг-повар, прежде чем пришел к мысли отправиться в Даллас, чтобы остановить Освальда? Пятьдесят? Сто? Двести?

Я попытался вспомнить, как давно стояла «Закусочная Эла» в фабричном дворе, и не смог.

– Вероятно, даже больше.

– И что он вам говорил? Каждое путешествие – первое?

– Да. Полный сброс на ноль.

Зеленая Карточка устало рассмеялся.

– Конечно, говорил. Люди верят тому, что видят. И все же ему следовало знать, что это не так. И вам следовало знать. Каждое путешествие создает свою собственную нить, а когда их становится достаточно много, они всегда запутываются. Ваш друг не задавался вопросом, как он может снова и снова покупать одно и то же мясо? Или почему вещи, которые он приносил из тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года, не исчезали, когда он отправлялся в следующее путешествие?

– Я спрашивал его. Он не знал, поэтому игнорировал это.

Мужчина начал улыбаться, но улыбка тут же превратилась в гримасу боли. Зеленый цвет начал уходить с карточки, засунутой под ленту шляпы. Зеленая Карточка глубоко затянулся сладко пахнущей сигаретой. Цвет вернулся, набрал густоты.

– Да, игнорировать – очевидный вариант. Мы все так делаем. Даже после того как психика Кайла начала разваливаться, он, безусловно, знал, что походы в винный магазин только ухудшают его состояние, но все равно ходил туда. Я его не виню. Уверен, вино облегчало боль. Особенно ближе к концу. Возможно, все закончилось бы не так ужасно, если бы он не мог добраться до винного магазина... если бы тот находился вне круга... но он мог. Да и вообще, кто может сказать? Ни о какой вине здесь речь не идет, Джейк. Никто никого не осуждает.