Зарождение добровольческой армии - Сергей Волков

— Даниил значит «раб Божий», — отвечаю.

— Да, молодец! — И, держа мою руку теперь левой рукой, правой благословляет меня: — Ну, иди себе с Богом! — и отпускает меня.

Я снова проделываю все «приличные приемы» и быстро стараюсь проскочить к дверям из зала, но… попадаю в «нежные объятия» самого директора!.. Очень больно щипая меня под мышкой, он утащил меня в коридор и, стиснув зубы, шипел мне в ухо: «Мерзавец! Негодяй! Опозорил мне все училище! Вон из училища с волчьим билетом!..»— и многое другое, чего я уже и не запомнил… Но когда мы все собрались в классе, все мои 37 ребят прямо надрывали свои животы от смеха, от нового очередного «анекдота» со мной!

Не знаю, у кого была жалость ко мне, но меня не выгнали из училища, не дали «желтого билета», но… в годовом балле за поведение стояло четко написанное — 3… Предполагаю, что сам милый и славный Владыка защитил меня, грешного!

В дополнение к моим «анекдотам» приведу и еще один. В Северной Таврии, во времена геройских боев славного нашего начальника–рыцаря генерала Врангеля, я уже был «господин поручик» и начальник 3–го орудия нашей батареи. После долгих и упорных боев всю нашу Корниловскую дивизию поставили на долгий отдых в большое селение Федоровку. Но… вместо отдыха, пришел приказ нашего строгого Кутепыча (генерала Кутепова) и для нас пушкарей: ежедневные занятия, учебная стрельба, занятия при орудиях и пеший строй.

Меня, как прошедшего еще в «реалке» так называемую допризывную подготовку унтер–офицером, засчитали специалистом по пехотному строю и… отдали мне всю батарею для этой премудрости, включая и 8 милых барышень–доброволиц, которые чуть не падали в обморок от моих «крепких выражений» и жаловались на меня командиру батареи.

Как‑то ночью прихожу к себе на квартиру после приятных, совсем не военных дел и нахожу приказ: «Завтра к 6 часам утра всем быть в парке, и батарее быть готовой к учебной стрельбе. Проводить стрельбу будет полковник Переяславцев». Расписался в прочтении приказа и задумался. Полковник Переяславцев очень милый человек, но до истерики нервный и беспокойный. Я накануне отпустил в Мелитополь четырех вольноперов, номеров своего орудия, якобы лечить зубы, и теперь нужно их заменить совсем еще не обученными солдатами. Спать уже не было времени, и я пошел в парк, чтобы самому все приготовить.

К 6 часам прискакал и Переяславцев. С места в карьер, не расспросив начальников орудий, не отдав предварительных распоряжений, он начал пороть горячку:

— По коням! Садись! За мной рысью марш!…

Он вывел батарею за околицу и… прямо бешеным темпом стал подавать следующие команды — построить батарею, сделать параллельный веер и приготовить батарею к стрельбе. Обычно при учебной стрельбе если патрон вкладывается в казенную часть орудия, то командующий батареей обязан подать команду: «Вынуть стреляющее приспособление!» Такой команды так и не последовало. Батарея готова, начальники орудий подняли руки… И вдруг команда: «Батарея, правое, огонь!» Поднявши и свою руку, смотрю направо, ожидая своей очереди. Начальник 1–го орудия опускает руку, но команды его — «Огонь!»— я не слышу. Начальник 2–го орудия, громко командуя — «Огонь!», — тоже опустил руку. Я, только соображая, успели ли мы все сделать по команде, командую «Огонь!» и опускаю руку. И… моя 3–я пушка бабахает гранатой на небольшом прицеле! Я от неожиданности так и остался с широко разинутым ртом, все мои номера лежат с перепугу на земле, а ко мне бежит полковник Переяславцев с лицом белее бумаги. Трясущимися губами он спрашивает:

— Разве вы не вынули стреляющее приспособление?! Еще ничего не соображая, громко отвечаю:

— Никак нет, господин полковник! Вашего приказа не было!..

Посланный на место падения гранаты разведчик, вернувшись, доложил, что там ничего не случилось. Кончилось все так называемым товарищеским судом, где с хохотом разбирали подробности моего «анекдота». Меня «засудили»: виноват, что стрелял, и не виноват, так как точно исполнял приказы командира! Полковник Переяславцев с того момента стал совсем другим человеком и вскоре женился, а на меня, грешного, сочинили еще один куплет «точной стрельбы» в наш батарейный «Журавель». Более мелкие «анекдоты» из моей жизни и не опишешь!..

Итак, снова мой караул, хождение взад и вперед, чтобы не заснуть стоя, таблица с пропусками, пуговка звонка к караульному начальнику и непреодолимое желание прислониться к чему‑либо и заснуть.

И в последние секунды моего погружения в сладкий сон вдруг широко открывается наружная дверь, и в тамбур входит какой‑то офицер в шинели (пальто) мирного времени. Часовой в тамбуре вытягивается в струнку. Офицер входит в прихожую, останавливается, снимает свои

старомодные очки, вытаскивает из кармана носовой платок и протирает очки. Я старательно приглядываюсь к офицеру: кто он и что он? Офицер — старик, старая–престарая шинель когда‑то имела лучший вид, но сохранились еще генеральские красные отвороты; на голове рыжая кубанка (мне совсем еще незнакомая!), погоны сильно помятые, видно, что генеральские, звездочек на них пока не вижу.

Сама личность генеральская — круглолицый, седые усы, растрепанные, как у кота, в разные стороны, глаза не «грозные», нос картошкой и красный от холода… «Должно быть, генерал в отставке», — подумалось мне. Совсем уже близко я, к ужасу, замечаю, что на погонах этого «отставного» никаких звездочек нет и не бывало!! Значит — полный генерал! — захолодало в моей голове… За всю мою недолгую военную жизнь я никогда еще не отдавал никакому начальству честь винтовкой, а только шашкой или рукой. И если даже юнкер в тамбуре перед полным генералом стал только смирно, то что же делать мне, разнесчастному? А генерал, взглянувши на меня, надел свои очки и прятал свой платок. Уже ничего более не соображая, я стал смирно, генерал кивнул мне и направился к лестнице.

— Ваше Высокопревосходительство! — дрожащим голосом выдавил я из себя. — А пропуск? Пожалуйте ваш пропуск? Без пропуска я не имею права пропустить вас!..

— Пропуск?! Какой пропуск? У меня никакого пропуска нет!

— А я не имею права пропустить без пропуска!

— А вы знаете, кто я такой?

— Никак нет, Ваше Высокопревосходительство!

— Ну, я совсем не знаю теперь, как же мне быть с вами, голубчик! Может, вы вызовете вашего караульного начальника?

— Слушаюсь, Ваше Высокопревосходительство! — с облегчением ответил я и ухватился за спасительную пуговку звонка.

Через пару секунд, в течение которых «страшное начальство» довольно внимательно рассматривало меня, показался на лестнице наш дежурный полковник. Но, увидя стоящего около меня, он вдруг переменился в лице, как‑то обдернул себя, поправил со всех сторон и подскочил к генералу с рапортом. Генерал выслушал рапорт, пожал ему руку, и они вместе вступили уже на лестницу. Вдруг генерал оборачивается ко мне… и, смеясь, говорит:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});