Танец с драконами - George Martin

– Источающий приятный аромат. Как это по-вашему – благоухающий? Душистый?

– Так значит, «Селейсори Кхоран» означает «вонючий стюард», примерно так?

– Скорее, «благоухающий стюард».

Тирион криво улыбнулся:

– Я, пожалуй, остановлюсь на «вонючем». Но спасибо за наставление.

– Рад, что просветил тебя. Возможно, когда-нибудь ты позволишь также наставить тебя в истине Рглора.

– Когда-нибудь.

«Когда моя голова окажется на пике».

Каморку, которую он делил с сиром Джорахом, можно было назвать каютой только из вежливости. Сырая, тёмная, зловонная клетушка, куда едва влезли два спальных гамака – один над другим. Мормонт растянулся в нижнем, медленно покачиваясь в такт движению корабля.

– Девушка, наконец, высунула нос на палубу, – сообщил ему Тирион. – Стоило ей завидеть меня, как она рванула обратно вниз.

– Зрелище из тебя неприглядное.

– Ну, не всем же быть красавчиками вроде тебя. Девчушка отчаялась. Я бы не удивился, если бы бедняжка прокралась наверх только для того, чтобы перемахнуть через борт и утопиться.

– Бедняжку зовут Пенни.

– Я знаю, как её зовут, – это имя Тирион возненавидел. Брат карлицы умер под именем Грош, но по-настоящему его звали Оппо. «Грош и Пенни. Самые мелкие монеты, наименее ценные – и, что хуже всего, они сами выбрали себе такие прозвища». От этого Тириону стало горько.

– Как бы её ни звали, ей нужен друг.

Сир Джорах сел в гамаке:

– Ну так подружись с ней. Хоть женись на ней, мне-то что.

И от этого его горечь только усилилась:

– Подобное к подобному, так вы считаете? Не поискать ли вам и себе медведицу, сир?

– Это ты настоял на том, чтобы мы её взяли.

– Я сказал, что мы не можем оставить её в Волантисе. Это не значит, что я собираюсь её поиметь. Она моей смерти хочет, не забыли? Я последний человек на свете, кого она выберет себе в друзья.

– Вы оба карлики.

– Да, и её брат был карлик, и погиб потому, что какие-то пьянчуги приняли его за меня.

– Чувствуешь за собой вину?

– Нет, – ощетинился Тирион. – На моей совести уже достаточно грехов, но к этой смерти я непричастен. Может, я и питал некую неприязнь к ней с братом за те роли, которые они сыграли в ночь свадьбы Джоффри, но никогда не желал им зла.

– Конечно-конечно, ты безобидное создание. Невинен, как агнец, – сир Джорах поднялся на ноги. – Девочка-карлица – это твое бремя. Целуй, убей или избегай – как тебе больше понравится. Мне до неё дела нет.

Он задел плечом Тириона, протискиваясь из каюты.

«Неудивительно, что его дважды изгнали, – подумал Тирион. – Я бы его тоже прогнал, если бы мог. Холодный, задумчивый, угрюмый, без чувства юмора – и это еще его достоинства».

Сир Джорах проводил большую часть дня за разглядыванием моря, меряя шагами носовую надстройку или облокотившись о перила.

«Ждёт встречи со своей серебряной королевой. Стремится к Дейенерис, желая лишь, чтобы корабль шёл как можно скорее. Возможно, я поступил бы так же, если бы в Миэрине меня ждала Тиша».

Может ли Залив Работорговцев быть тем самым местом, куда отправляются шлюхи? Маловероятно. Из прочитанного Тирион знал, что города работорговцев как раз наоборот – поставляют шлюх. «Мормонту следовало бы прикупить себе одну». Миленькая рабыня чудесным образом исправила бы его характер... особенно какая-нибудь с серебряными волосами, вроде той шлюшки, которую Мормонт насадил на свой член в Селхорисе.

На реке Тириону пришлось терпеть Грифа, но, по крайней мере, тогда его развлекали тайны, которыми окружал себя капитан «Скромницы», да и остальная компания на речном судне держалась по-свойски. Увы, на коге все были именно теми, кем казались, общий язык искать было особо не с кем, и кроме красного жреца интересных людей здесь не было. «Он и, может быть, Пенни. Но девушка меня ненавидит, как ей и следует».

Жизнь на борту «Селейсори Кхоран» оказалась для Тириона невероятно скучна. За весь день не находилось занятия интереснее, чем колоть себе пальцы ножом. На реке хоть были чудеса, на которые можно полюбоваться: гигантские черепахи, разрушенные города, каменные люди, обнажённые септы. Не угадаешь, что может скрываться за очередным поворотом реки. На море же дни и ночи не отличались друг от друга. Первое время после Волантиса ког шел вдоль берега, и Тирион мог смотреть на попадавшиеся мимоходом мысы, наблюдать за стаями морских птиц, взлетавших со скал и развалин сторожевых башен, считать оставшиеся за кормой голые бурые острова. Он видел и множество других кораблей – рыбацкие лодки, неуклюжие торговые суда, величавые галеры, взбивавшие волны веслами в белую пену. Потом они отошли дальше от берега, и остались только море и небо, воздух и вода. Вода как вода, небо как небо. Разве что иногда с облачком. «Слишком много синевы вокруг».

Ночи были еще хуже. И в лучшие-то времена Тирион плохо спал, а нынешние были далеко не лучшими. Попытки уснуть грозили ему кошмарами, а в них его ждали Горести и каменный король с отцовским лицом. У Беса остался небогатый выбор – либо забираться в гамак и слушать, как внизу храпит Джорах Мормонт, либо торчать на палубе и созерцать море. В безлунные ночи море от горизонта до горизонта было черно, как мейстерские чернила. Тёмное, глубокое, пугающее, жутковато-прекрасное – вглядываясь в него, Тирион ловил себя на том, что думает, как легко перемахнуть через планшир и кануть вниз во тьму. Один крошечный всплеск – и жалкая сказочка-жизнь окончится. «Но что, если ад существует, и отец ждет меня там?»

Лучшим событием каждого вечера становился ужин. Еда была не то чтобы хороша, но её было много, поэтому туда Тирион и проследовал. Камбуз, где он принимал пищу, был тесным и неудобным помещением с таким низким потолком, что пассажирам ростом повыше постоянно грозила опасность проломить череп – в первую очередь это касалось рослых рабов-воинов Огненной Длани. Как бы Тириону ни нравилось хихикать над этим, он всё же предпочёл есть в одиночестве. Для него очень быстро стало невыносимым сидеть за переполненным столом с людьми, говорящими на другом языке, прислушиваться к их беседам и шуткам, не понимая ни слова. Особенно тягостно стало с тех пор, как он начал всякий раз задумываться, не над ним ли смеются.

На камбузе же хранились и книги. Капитан оказался заядлым книгочеем, так что держал на судне аж три тома: книгу стихов о море (один другого хуже), залапанный томик постельных похождений юной рабыни в лиссенийском доме подушек и четвертый (последний) том «Жизни триарха Беличо» – знаменитого волантисского патриота, чья непрерывная череда завоеваний и триумфов безвременно оборвалась, когда его съели великаны. Тирион прочитал все три книги к третьему дню плавания. За отсутствием другого чтения он взялся за них снова. Книжка про рабыню была написана хуже остальных, зато увлекательнее, и именно её Тирион прихватил с собой, почитать в тот вечер за ужином из свёклы с маслом, холодной ухи и галет – таких черствых, что ими можно было забивать гвозди.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});