Слесарь. Трилогия (СИ) - Белов Иннокентий

Если хорошо опережу лодку.

Может, кто‑то и прыгнет в воду за мной, поэтому кинжал надо оставить.

Какой‑то триатлон получится, в таком случае.

Но надеждам на спасение не суждено было сбыться.

Когда я начал подниматься на возвышенный в этом месте берег реки, бандиты хорошо меня разглядели и заулюлюкали. Я подумал, что они хотят лишить меня надежды на спасение, навязать свою волю и радуются, что мне некуда деваться теперь.

Но я ошибался.

Они давали сигнал другим действующим лицам и радовались, что эта часть задания выполнена и они могут перестать за мной гнаться, ведь работа для этой банды закончена.

Между кустов мелькнуло что‑то рыжее, и я не успел рассмотреть нового врага, как стукнула тетива и в нижнюю часть живота меня ударила какая‑то серая молния. Ноги у меня сразу отнялись, и я с ходу упал на землю, пытаясь убрать от удара пострадавшую часть живота.

Но у меня ничего не получилось.

От вспышки боли я сразу потерял сознание и очнулся от той же боли, которая впивалась мне куда‑то в позвоночник. Весь низ живота у меня был мокрый, я почувствовал, что меня куда‑то тащат за руки, которые уже связаны.

От нового удара спиной обо что‑то твердое я опять потерял сознание и, когда очнулся, обнаружил перед своим лицом рожу Рыжего, поднявшего мою голову и злорадно скалящегося.

Я сидел, упираясь спиной в дерево, и из низа живота торчал конец болта. Я не чувствовал ног совсем и понял, что мне конец. Пришло время умереть, как бы долго веревочке не виться. Они, все‑таки, достали меня.

Рыжих оказалось двое.

Один из них развязал мне руки и приказал второму поднять меня повыше, чтобы я все мог увидеть. Меня схватили за куртку и дернули вверх, я снова потерял сознание от боли. Но этот благословенный миг продлился слишком мало и вскоре я почувствовал страшную боль в лице. Я дернул головой, но деваться было некуда, сзади я упирался в твердый ствол.

– Очнулся, ублюдок. Хватит отрубаться. Тебе надо все прочувствовать на себе, – донеслось до меня через нестерпимую боль и один из палачей убрал свечу от моего носа. По ощущениям, они поджарили мне именно нос, там, где ноздри срастаются с губой.

Боль была страшная.

Но она не шла в сравнение с той болью, которою приносило мне любое шевеление и попытка вздохнуть. Где‑то внутри живота зазубренный болт касался позвоночника, но благословенное беспамятство не приходило.

Между двумя этими пытками я выбрал бы свечу, теперь муки от нее казались не таким и страшными.

Я не мог свыкнуться с этим страданием и мечтал снова потерять сознание.

Но не получалось, почему то. Видно, эту чашу страданий мне придется испить сполна.

– Подожди, сейчас его подвесим и не будем спешить, – услышал я, – Ублюдку еще рано на покой.

Один из Рыжих поднял за подбородок мою голову, и я обнаружил, что придавлен к дереву его лапой, которой он зафиксировал меня в стоячем положении.

– Страшная смерть тебя ждет, будешь тут висеть примером остальным людишкам, как связываться с нами, кланом Разноцветных камней, – продолжал с той же интонацией выговаривать второй Рыжий, стоя от меня в паре шагов и разбирая спутавшуюся веревку.

– Сейчас, растянем тебя на сосне. Выпустим кишки и обмотаем ноги. Потом разведем костер и будем радоваться, глядя, как ты плачешь, – продолжал он рассказывать, как я умру

Конечно, я умру, ведь с болтом в кишках, пробившим мочевой пузырь и дошедшим до позвоночника – долго жить не рекомендуется. И совсем не хочется.

Боль внезапно затихла и у меня получилось заговорить. Сначала с трудом, но потом все увереннее:

– Но… Не надейтесь… Что буду умолять… Уродов… О пощаде… – прошептал я, глядя слезящимися глазами на обрыв за спиной Рыжих.

– Я сам прикончил… четырех тварей… Остальных убили по моему доносу, – с торжеством человека, которому теперь почти нечего бояться, я смотрел на лица Рыжих.

– Скоро ни одной твари не останется… Всех передавим, как клопов, – что‑то на меня напало поговорить перед смертью.

Глядя, как меняются лица моих палачей, мне хотелось засмеяться, но я не стал этого делать, ибо боялся снова потерять сознание и очнуться уже в подвешенном состоянии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Беспомощный и беззащитный.

Я протянул вперед руки, которые висели вдоль тела, с помощью маны, с намотанной на одной из них веревкой и потратил, всю оставшуюся, ману на удар прямо передо собой. Больше она мне не пригодится.

Один Рыжий пролетел метров десять. Тот, который ближе стоял ко мне и придерживал, прежде, чем рухнул в воду с огромной высоты. Он не пискнул, не издал ни звука, видно, уже был без сознания от удара.

Второй, стоявший ближе к обрыву – полетал поменьше, вперед спиной спланировав с обрыва.

Намотавшаяся на руку веревка дернула и меня вперед с неотвратимой силой. Пролетая над обрывом, над хорошо видными гнездами ласточек и стрижей, я успел порадоваться своей героической тризне:

– Еще двое, – прежде, чем сильнейший удар выбил навсегда сознание из моего израненного тела.

Глава 14 ГДЕ Я?

Пробуждение было непростым и совсем не приятным.

Комок подступил к горлу и я, боясь захлебнуться, с трудом приподнялся, опираясь на локоть левой руки. Откинулся, как смог, подальше от места, где оказалось мое тело в момент пробуждения.

Тошнило меня долго и обильно, брызги разлетались, попадая на руку и пачкая одежду, но остановиться я не мог, пока желудок полностью не выкинул все содержимое.

Выпрямился и попробовал сесть, но в голове зашумело. Только и смог, что не удариться сильно головой, откидываясь обратно в лежачее положение.

В голове не было ни одной мысли, только туман, белая пелена и больше ничего.

От поверхности, на которой лежало тело, шло очень приятное тепло и вскоре веки сомкнулись, человек уснул.

При следующем пробуждении я вспомнил полет, закончившийся ударом, свечу, болт в животе, боль и страх, погоню, смерть лошади, Сторожку, пиво в трактире, тайник с камнями, долгую дорогу из города, склады, женская головка на подушке рядом и, больше ничего.

Тепло снизу зовет расслабиться и закрыть глаза, я не вижу причин сопротивляться зову, тем более, что вокруг полная темнота.

Следующее пробуждение. Первая мысль – я упал в воду с большой высоту, уже умирающий.

Почему нет боли? Где вода, кто достал меня?

Почему вокруг так темно? Я, что, умер?

Осознание мышления приходит позже. Я могу думать, я что‑то помню. Что‑то плохое. Я проиграл и, поэтому, умер.

Но я – не мертвый.

Меня же тошнило, и я чувствую запах рвоты рядом со мной.

Неужели Рыжие уроды… Кто это такие?

Неужели они воскресили меня для вечной муки?

Что, я – зомби?

Я трогаю свое лицо. Оно гладкое и под носом ничего не болит, на месте страшного ожога перед смертью.

Еще, оно – теплое. Зомби не бывают теплыми, вроде так.

Ощупываю себя и со страхом дотрагиваюсь до промежности. Хотя, чего я боюсь, я же поднимался на локте, я могу шевелиться, могу трогать себя и внизу живота не торчит хвостовик болта.

Я – не парализован, могу шевелить ногами. Пробую поднять ногу, что‑то мешает мне и тут раздается скрип. На ноге одето что‑то неуклюжее и скрипучее, на второй – тоже.

Не помню, что это такое. Но, могу вспомнить, когда увижу.

Под рукой шелестит странный материал, такого здесь не должно быть, это же синтетика, откуда она взялась в Черноземье? Синтетика?

Черноземье… Я повторяю это слово и картинки бегут перед глазами, открытыми в темноте.

Корт, стоянка, Гильдия, молодая девушка в поселении, красивая, что‑то ей обещано, Мечник, удар в шею, золото, костер со сладким запахом, Сторожка, молодые парни должны сегодня умереть..

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Точно, я только что был в Сторожке, привез навощенные таблички с какими‑то списками. Потом обед, выезжаю за ворота, мужик навстречу, болт торчит в голове Криты, я бегу и попадаю в засаду. Лица Рыжих и последний всплеск маны.