Народы и личности в истории. Том 2 - Владимир Миронов

В Северо-Германском парламенте. 1870 г. Карикатура.

Почти все его окружение составляли военные, бывшие друзья по офицерскому корпусу. Сам Вильгельм мечтал о громких сражениях и победах. Планы вскоре нашли подтверждение в законопроектах об усилении армии (1892–1893), о государственном перевороте (1894–1895), направленном против социал-демократии, о каторжных тюрьмах (1898–1899). Вильгельм готовил себя к роли диктатора и немецкого Бонапарта. Он открыто заявил (1891): «В стране лишь один господин – это я, и другого я не потерплю». Бисмарка отправили в отставку (1890). В итоге в Германии установилась система «личного правления». Получить такого напыщенного, пустоголового, грубого болвана во главе страны – значило подтолкнуть ее к бездне. Царственные особы, победоносно оглядывая ряды рабов и холуев, в упоении властью даже не понимают, как они смешны и ничтожны. Ведь их «боги зовут на бой!» Через год после отставки Бисмарк скажет: «Самое опасное в характере императора – это то, что он легкоподдается всем мимолетным воздействиям и не доступен ни для какого более устойчивого влияния. Он стремится всякое свое желание немедленно претворить в действие, что исключает какое бы то ни было постоянство. К тому же император страдает отсутствием чувства справедливости и верного глазомера. Он не только не уважает, но и не понимает прав других и всегда бьет мимо цели».[675] Откровенно говоря, и нам и им не очень-то везло с «царями». Вот и получим – по революции!

Патологическую ненависть питал Вильгельм II к парламентариям, с огромным удовольствием употребляя в адрес депутатов рейхстага выражения и фразы типа: «отребье без отечества» и «немецкий парламентарий со временем становится свиньей». Он просто спал и видел, как бы ему избавиться от парламента, его главной обузы, мешающей установить в стране неприкрытую диктатуру. Он говорил: «Пусть скорее придет тот день, когда гренадеры-гвардейцы со штыком и барабаном очистят помещение (рейхстаг)». В сладких мечтах кайзер готов был повесить всех: евреев, социалистов, католиков, интеллектуалов («скоро созреют для того, чтобы всем вместе быть повешенными»). Зверские его настроения распространялись не только на евреев, но и на азиатские народы («чтобы китаец никогда даже не осмелился косо посмотреть на немца!»). Его битва против социалистов, как известно, закончилась революцией, изгнанием в Нидерланды. Это означало приход к власти Гитлера.[676] Немцы, как и русские, стали социалистами поневоле.

Выводы таковы. Во-первых, вспомним все-таки: немало русских императриц и царей вели свою родословную от немецкой королевской ветви (Екатерина и Анна Иоановна, жена Николая I Шарлотта, жена Николая II – Александра). Известный русский философ Л. П. Карсавин, хотя и полагал, что народы нельзя определять только границами территории, государственностью, национальностью, с помощью биологических и антропологических признаков, в то же время признавал наличие немецкой примеси в крови у нашей государственной верхушки. Он писал (1923): «По крови своей и Александр III и Николай II больше немцы, чем русские, и русской «природы» их не спасти сомнительного свойства гипотезами об адюльтерах в царствовавшей русской семье и грехе матушки Екатерины. Но и по внешнему виду (!), и по характеру оба – типично русские люди. Национально-русскими чертами являются и чрезмерная деликатность, и лукавство, связанное с нею, и равнодушие, и пассивная покорность судьбе у Николая II. Можно говорить о том, что он являет собою плохой русский тип, примерно соответствующий типу интеллигента конца XIX – начала XX вв., но не видеть в нем русского человека нельзя. Единоутробные и единокровные братья, сыновья русского отца и матери-немки, один – типичный русский патриот и немцеед, другой – такой яркий представитель немецкого народа. Более того, сколько чистокровных немцев становились подлинными русскими государственными деятелями, патриотами и русскими людьми, и сколько коренных русских людей онемечивалось или офранцуживалось до полной утраты национальных черт!».[677] Утрата национального чутья и чувства – страшная болезнь, порой неизлечимая.

Такая же картина наблюдалась и внутри сановно-правительственной верхушки. Как пишет в своих воспоминаниях врач Н. Вельяминов, мимо которого, по его собственным словам, «прошли, как в кинематографе, масса русских деятелей разных «рангов» и немало крупных эпизодов из жизни России за эти 40 лет», немцы издавна занимали в России ведущие роли: «По традициям из глубокой старины при Дворе премировала немецкая партия, с упорством защищавшая свои позиции против русских» (1919). Российские консерваторы тяготели к Германии, либералы – к Англии, социалисты – к Франции. Сильная прогерманская группировка (В. Пуришкевич, П. Дурново, И. Горемыкин, Р. Розен, Б. Штюрмер, Э. Эйхвальд и др.) отстаивала взгляды на страницах «Гражданина» и «Нового времени», требуя содействия «немецкого бронированного кулака» в поисках защиты от «английских козней». Ясно, что все они имели личные интересы в экономических связях с Германией.[678]

Примером вредного влияния станет, как говорится, и засилье «дурных немцев» в кругах, близких к семье Николая II. Довольно сильными оказались германофильские настроения в кругах интеллигенции. А вскоре германофильство и вовсе перешло в юдофильство (особенно в революционных кругах), сыграв роковую роль в истории России XX века. «Ну а вот чему же наша элита выучилась в Германии?» – это уж иной вопрос. Не умея и не желая улучшить жизнь народа, «элита» все норовит «лечь под немца» (под американца, еврея, да хоть под кого угодно, только чтобы «Русью не пахло»). Об этом отчуждении речь пойдет позже. Плоды же этой дурной выучки мы ощущаем и по сей день.

Скажем и иное: из стен немецких школ Петербурга вышло немало деятелей русской науки и культуры (Бенуа, Мусоргский, Миклухо-Маклай, Кюи). Иные, подобно С. Ю. Витте, былисторонниками политики «сосать двух маток» (Францию и Германию). Немцы не только очень внимательно наблюдали за хитросплетениями, но и давали «ценные рекомендации» (какими ныне в избытке «одаривают» нас американцы). Германский император не раз советовал Николаю II «поменьше верить им (англичанам и французам. – В.М.) и сверх того дать им пинка, чтобы они слетели в Неву». Однако легко сказать – «дать им пинка»! Эта рекомендация в чем-то близка знаменитому петровскому наказу «взять у Европы то, что нужно, а затем повернуться к ней задом». Что и говорить, соблазн такой вот «политики» велик, но с нашими ли долгами «рожу кривить». Да и, повернувшись задом, недолго самому получить пинок в зад. Видимо, Вильгельм это понимал. В 1904 г. он говорил в отношении внешней политики российского императора Николая II: «Он по отношению к галлам – из-за займов – слишком бесхребетен».[679] Нынешняя наша бесхребетность, как видим, имеет печальную и устойчивую традицию.

Во-вторых, те или иные слова, жесты, признания сами по себе ничего не значат, не в состоянии объяснить. За ними стояли, стоят и будут стоять вполне конкретные экономические и военно-стратегические интересы… Германия издавна проявляла самое пристальное внимание к России, как к партнеру или как к вероятному противнику (в зависимости от расклада сил и царящих наверху настроений). Две наши страны всегда были связаны самыми тесными политическими и экономическими узами. Это стало еще более очевидным примерно со второй половины XIX в., когда рост и значение немецкой торговли в России заметно усилились. Для сопоставления достаточно привести порядок цифр: если за вторую половину XIX в. торговые обороты Франции с Россией возросли в 3 раза, то германские – в 11,5 раза! В 1901–1905 гг. импорт России из Германии составлял 35,8 % от ее общего оборота (в 1913 г. – половина оборота!), а импорт из Франции – лишь 4,3 %. Мысль о том, что именно Германии предначертано сыграть решающую роль в деле модернизации России, вполне разумна. Тому были индустриально-технические, денежно-торговые, этнические основания. В России в начале XX в. проживало 170 тыс. германских подданных и 120 тыс. австро-венгров (и всего-навсего 10 тыс. французов и 8 тыс. англичан). Символом присутствия немцев стал памятник «железному канцлеру» Бисмарку, возведенный в Москве в 1900 г. (был разрушен в 1941 г. после нападения Германии на СССР). При столь мощной немецкой колонии надо было и развивать эту линию.

В-третьих, за сближением России и Германии с тревогой наблюдали США и Англия… Американец Спарго утверждал, что «хладнокровная, безжалостная манера, с которой Германия осаждала Россию со всех сторон как в Азии, так и в Европе, систематические усилия по ослаблению своей жертвы, его экономическая эксплуатация вызывают в памяти удушение Лаокоона и его сыновей. Троянские жертвы были не более обречены в объятиях монстра, чем Россия в руках Германии»… За брюзжанием американца следует видеть нескрываемое раздражение и зависть монополистических кругов США к своему более удачливому сопернику (на тот период истории). Мы твердо убеждены в обратном. Приход немецких капиталов, техники не означал экономического закабаления, как пытаются уверить нас критики. Немецкий гений и великий мастер еще послужат России! Было бы и нелепо, и вредно для торжества российской цивилизации и русской культуры утверждать, что нам противопоказаны «германские критерии инженерии и организованности». Скажу определенно: такие вот «германские критерии» очень даже необходимы современной России! Ничего на свете так не боятся англосаксы и янки, как крепкого союза Русских и Немцев! А если сюда еще – Китай с Японией!