Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед! - Александр Петрович Харников

союз с Бонапартом. Для инглизированной части высшего света более предпочтительным был бы союз с Лондоном. Пусть русские убивают французов за британские интересы. Англичане за это подкинут своим сторонникам немало полновесных гиней. Да и коммерсанты из Туманного Альбиона с большим удовольствием купят заготовленные русскими помещиками и купцами лес, пеньку и прочие столь необходимые Англии товары.

Смеркалось. Мы остановились на ночлег в Лудони – небольшой деревне, где местный староста должен был обеспечить нас кровом, а лошадей наших кормом. Удобства, конечно, были далеко не пятизвездочные, но мне доводилось спать и в спальном мешке под открытым небом. Заснул я как убитый. Мне приснился Бонапарт, почему-то одетый не в свой излюбленный костюм – треуголку и серый походный сюртук, а в партикулярное платье и простонародный картуз. К чему бы это?

* * *

14 (26 мая) 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Дарья Иванова, русская амазонка

Эх, скучно все-таки, когда вокруг не стреляют, не машут кинжалами и саблями, словом, когда дни похожи один на другой, и не надо озираться по сторонам, ожидая какой-нибудь подлянки. Часть наших ребят уехала на встречу с посланцами Наполеона, часть обучала здешних бандоловов, натаскивая их в искусстве членовредительства. Папа с дядей Димой занимались с Кулибиным проектированием парохода – корабля, который для здешнего народа станет высшим достижением инженерной мысли.

Ну а я, проведя пару лекций по экономике с раненым Рязановым, заскучала. Мне вдруг вспомнился наш университет, ребята из группы и даже нелюбимые преподы, которые сейчас казались милыми и хорошими людьми. Я чуть было не всплакнула с тоски. Но, подумав, что с красным носом и заплаканными глазами я изрядно подпорчу свой имидж «кавалерист-девицы», которой море по колено, взяла себя в руки и стала раздумывать, чем бы заняться.

Василий Васильевич предложил мне поработать с «панночкой» – так шутники «градусники» прозвали полячку по имени Барбара, пойманную вместе с развеселой шведско-польско-английской компанией. Это именно они чуть было не отправили к праотцам господина Резанова, при этом собирались отловить кого-нибудь из нас. Император Павел решил проявить милосердие и не отправлять Барбару в каталажку. Не знаю, какие у него были планы относительно этой девицы, но по его августейшему повелению полячку было велено содержать не под замком, а среди вольных людей, впрочем, не спуская с нее глаз. Павел взял с нее слово, что она не будет пытаться сбежать, но я знала, что полякам верить нельзя – они соврут, недорого возьмут.

Барбара оказалась девицей своенравной и гордой. Однако я тоже не подарок, и после нескольких попыток взбрыкнуть полячка была поставлена на место и далее вела себя вполне нормально. Мы с ней вроде бы даже подружились, но я внимательно за ней следила, подключая время от времени к воспитательному процессу Джексона. Барбара оценила белые и острые клыки пса, а потому старалась не сердить его.

По вечерам мы с ней ходили в баню – помещение в Кордегардии, приспособленное для омовения телес наших орлов. Баня была и в Михайловском замке, но располагалась она неподалеку от личных покоев императора, и мы решили туда не ходить, дабы не ввергать Павла Петровича в грешные мысли. Горячей воды нам вполне хватало на то, чтобы помыться. Хотя я изрядно соскучилась по ванной, душу и шампуню.

Для мытья женского личного состава попаданцев – меня и фельдшерицы Ольги – выделялось определенное время. Никто нам не мешал, а вход в наш импровизированный «санузел» охранял бдительный страж – Джексон. С появлением Барбары мы теперь мылись втроем. Полячка с большим удивлением разглядывала наши бюстгальтеры, сравнивая их со своим корсетом. Похоже, что эти нехитрые предметы женского туалета, еще неизвестные в Европе начала XIX века, вызвали у нее когнитивный диссонанс. Было видно, что ей очень хочется расспросить нас о нашей одежде, но воспитание не позволяло это сделать.

Еще больше она была удивлена, увидев, как я занимаюсь спаррингом в нашем импровизированном спортзале. Дама, размахивающая ногами и ломающая ударом ребра ладони палку – это зрелище изумило паненку до глубины души. А ведь она еще не лицезрела, как я стреляю и метаю ножи. С трудом переварив все увиденное, она спросила, кто меня всем этим штукам научил. Я честно призналась, что учителей у меня было немало, но самый главный из них – дядя Дима, друг отца и замечательный человек.

Барбара пригорюнилась и сказала, что она очень скучает по отцу, который у нее остался единственным близким и родным человеком. А на вопрос, почему же тогда он отпустил ее в далекий Петербург в компании отъявленных головорезов, полячка неожиданно вспыхнула и что-то буркнула под нос, а затем весь вечер молчала.

Утром она, как ни в чем не бывало, снова заговорила со мной. Я заметила, что она перестала бросать косые взгляды и на парней из «Града». Даже наоборот – кое на кого она смотрела с нескрываемым интересом. Видимо, природа и весенние гормональные изменения брали свое – девице хотелось большого и чистого чувства. Особым ее вниманием пользовался Сыч – в миру Гера Совиных. Он спас ее от смерти во время задержания. К тому же хлопцы наши были как на подбор – настоящие рубаки, в общем, «старые солдаты», не знающие слов любви. Как рассказывал мне отец, кое-кто из них приударил за здешними феминами, и, похоже, небезуспешно. Впрочем, время сие недаром считалось «галантным», и любовные похождения для военных воспринимались окружающими как само собой разумеющееся дело.

– Ты, Дашка, смотри, – посмеиваясь, говорил отец, – тоже не загуляй. Я же вижу, как на тебя поглядывают разные графья и бароны. Ты у меня девка видная, фигуристая, не то что тутошние мадемуазели. Они в корсеты так затянуты, что даже вздохнуть не могут.

– Папа, ты ничего не понимаешь, – отшучивалась я, – здесь корсетами пользуются не только дамы, но и мужики. Особенно ими здесь грешат гвардейские офицеры. Их даже дразнят за это «хрипунами». Что же касается моих чувств, то я не собираюсь падать в объятия разных там графов и герцогов. Ты же знаешь меня – я девочка умная и порядочная. И замуж выйду только за того, кого полюблю. А так как таковых кандидатов на горизонте я не наблюдаю, то вопрос о моем замужестве пока не актуален.

Сказала я это, а самой вдруг вспомнился Саша Бенкендорф. Конечно, судя по тому, что мне известно о нем из рассказов Василия Васильевича, будущий всесильный глава III отделения еще тот шалопай и бабник. Но это у него было в нашей истории.