Львы Сицилии. Закат империи - Стефания Аучи

играли, а позже вместе развлекались.

Его сердце наливается свинцом. Он содрогается от рыданий. Боль – горячая тяжелая пуля в живот. Теперь и Иньяцио, и Манфреди исчезли. Как и Аннина, даже не успевшая родить ему сына. Как и мать, с которой он не успел попрощаться. Как Оливуцца.

Как все то, что принадлежало ему и что он не сумел сохранить.

* * *

Конец войны не принес конец испытаниям.

Может, и правда еще слишком рано, думает Франка, глядя на стопку визитных карточек на консоли из розового дерева в прихожей «Виллы Иджеа». Она берет их в руки, перебирает, но знает уже, что в этих листках Палермо отклоняет приглашение на праздник, который она хотела бы организовать через месяц, в середине февраля 1919 года. Она надеялась вернуть отелю былое великолепие, но пока что ее усилия кажутся напрасными. Почти в каждом доме траур, горе: городу нужны тишина и спокойствие, чтобы высохли слезы. Да и то, что в недавнем прошлом на «Вилле Иджеа» располагался военный госпиталь, не способствует радости.

Усталым жестом она откладывает визитные карточки и идет к балкону, выходящему в парк. Джуджу, которой почти десять лет, в теплом голубом пальтишке пытается уговорить гувернантку сводить ее к морю, сегодня непривычно беспокойному. А Иджеа, которой исполнилось восемнадцать, наверняка закрылась у себя в комнате и читает какой-нибудь английский роман из тех, что она часто покупает в Риме. Франка пролистала несколько страниц книжки, которую она нашла на ее столике, «По морю прочь» Вирджинии Вульф, и тут же с досадой закрыла. История двух людей, которые ищут друг друга, чтобы затем расстаться, ей показалась до боли знакомой.

Она должна быть благодарна за то, что ее дочери не слишком пострадали от войны, пусть даже для семьи она не прошла бесследно. Винченцо вернулся в Палермо и как будто вновь занялся организацией спортивных состязаний и других городских мероприятий. Иногда он выходит из своего дома на виа Катания и приезжает на «Виллу Иджеа» навестить племянниц. И хотя с ними он всегда очень старается выглядеть веселым, видно, что война оставила новые рубцы на его сердце рядом со все еще незажившей раной от смерти Аннины. Что же касается Иньяцио, он живет в Риме с Верой, постоянно занят делами, о которых Франка знает или мало, или совсем ничего, но которые никаким образом не разрешали их финансовые трудности. Они виделись после того, как он вернулся с фронта, и Франка с трудом узнала в пятидесятилетнем сутулом человеке с морщинистым лицом и потухшим взглядом мужа. Конечно, он тоже тяжело переживал трагедию Джулии: когда надежда найти другого ее сына, Иньяцио, живым окончательно угасла, обнаружили его труп, через год после исчезновения… или скорее то, что от него осталось. С того момента, так же как и мать, Джулия решила не снимать черного траурного платья, заперлась в палаццо Бутера и ни с кем не встречалась, даже с братьями. К счастью, ее сын Джузеппе не только вернулся с войны целый и невредимый, но даже был назначен ответственным секретарем председателя Совета министров, Витторио Эмануэле Орландо, на Парижской мирной конференции. Джованна была помолвлена с Уго Монкада ди Патерно, да и София тоже быстро найдет мужа. Хотя бы для них жизнь не закончилась…

Так-то оно так, только не прежняя жизнь. А тогда какая? – спрашивает себя Франка.

Мир, возродившийся из пепла войны, ей чужд, она не вписывается в него: этот мир вычеркнул таких мужчин, как кайзер Вильгельм II, погасил свет целой эпохи и сейчас пробирается ощупью в потемках. В нем она чувствует себя старой, хотя ей всего сорок пять лет.

Она садится за письменный стол и отвечает на письма. Конгрегация дам Джардинелло просит у нее помощи для нескольких молодых вдов. Стефанина Пайно приглашает ее на музыкальный вечер, и надо написать ей ответ с благодарностью за…

Настойчивый стук в дверь.

Горничная отеля открывает дверь, переговаривается с кем-то. Франка слышит знакомый голос:

– Донна Франка! Донна Франка, пожалуйста, мне нужно с вами поговорить…

Вздохнув, она встает и идет в другую комнату.

Перед ней стоит ее бывшая камеристка Диодата. В голове проносятся кадры из прошлой жизни на вилле в Оливуцце, и Франка позволяет себе улыбнуться. Сколько раз эта женщина помогала ей причесаться! Сколько платьев приготовила для нее! Всегда была внимательной, тактичной с ней… даже, и особенно, во время ссор с Иньяцио.

Франка с улыбкой идет ей навстречу, разрешает войти и прощается с горничной.

– Ты хорошо выглядишь, – говорит она ей, зная, что лжет. Женщина, стоящая перед ней, лишь тень от той крепкой розовощекой девушки, которая много лет подряд усердно ей прислуживала. Она похудела, покрылась морщинами, на ней бесформенная шляпа и заплатанное пальто.

– Спасибо. Вы тоже, синьора, очень хорошо выглядите. – Диодата склоняет голову, испытывая неловкость. – Донна Франка, извините, что я вот так пришла, не предупредив вас заранее письмом. Знаю, это не хорошо… Но, понимаете, я услышала, что вы вернулись из Рима, и только вы из всех, кого я знаю, можете мне помочь. – Ее глаза увлажняются, и лицо Диодаты словно трескается. – Умоляю вас, донна Франка. Я в отчаянии! – Она обхватывает ладонями щеки. – Вы же помните, да, почему я уволилась? Меня позвал замуж Танино Русселло, крестьянин из деревни, он торговал овощами, у него была земля в поселке Сан-Лоренцо. – Диодата слегка краснеет. – Мы оба были одиноки и решили попробовать жить вместе. Детей у нас не было, но он к тому же, если вы помните, был в возрасте и хромал. Поэтому он не пошел на войну, и нам это казалось благословением свыше… Но три месяца назад у него начался кашель… Мамочки мои, какой у него был кашель… На следующее утро у него повысилась температура, да так сильно, что я испугалась и позвала доктора. Но доктор пришел не сразу, потому что, как мне передали, людей с похожим кашлем, как у моего мужа, очень-очень много по всему Палермо, и всему виной болезнь, ее еще называют испанкой: люди с очень сильным жаром, который не утихает, с болью в горле до удушья, под конец начинают харкать кровью и умирают десятками… Ровно так все и было. После четырех дней сильного жара Танино начал кашлять с кровью, и на следующее утро его не стало. – Диодата поднимает голову, в ее взгляде – горе, нужда, отчаяние. – Я заразилась от него испанкой, но Господь меня не захотел. Я все еще здесь, мне пришлось за гроши продать участок земли, который он