Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен - Анатолий Уткин

Безотносительно к оценке роли Сталина в ходе поляризации сил в Европе следует отметить, что британская односторонняя гарантия Польше не могла не убедить его в том, что лидер Запада — Британия — предпочитает союз с Польшей улучшению отношений (не говоря уже о союзе) с СССР. И если вокруг Польши состоится новый Мюнхен, то западные державы постараются устранить Советский Союз (как это уже произошло в Мюнхене). Отсюда возникает вопрос: не состоится ли этот «новый Мюнхен» за счет «аморфного Востока»?

ГАРАНТИИ ПОЛЬШЕ

Как резюмирует английский историк А. Буллок, «английские гарантии Польше вызвали возмущение как в Берлине, так и в Москве. Хотя англичане и вели с Россией переговоры о способах предотвращения агрессии в Восточной Европе, они не информировали русских ни о своих планах, ни о своем решении в одностороннем порядке принять декларацию. Литвинов почувствовал, что это известие делает его собственное положение крайне шатким; отмахнувшись от попыток британского посла объясниться, он заявил, что все его усилия, направленные на укрепление советско-английского сотрудничества, «на данном этапе потерпели поражение», что с советского правительства довольно и впредь «оно будет считать себя свободным от каких бы то ни было обязательств».

Почему примирители бросились к Польше, не успев договориться с СССР? Согласно Лидделу Гарту, Галифакс, правая рука Чемберлена, полагал, что Польша в военном смысле ценнее России. И это мнение преобладало на Даунинг-стрит тогда, когда, по словам Лиддела Гарта, польские генералы «все еще связывали все свои надежды с огромной массой кавалерии и были убеждены в возможности конных атак. В этом отношении их идеи отстали от своего времени на восемьдесят лет, поскольку бессмысленность кавалерийских атак была доказана уже во время Гражданской войны в Америке». Поляки отмобилизовали 30 пехотных дивизий и 12 кавалерийских бригад. В Берлине уже подписали штаны выступления против Польши 98 дивизиями, командиры которых вполне осознавали значение моторизованной техники.

Возможно, беседы с Беком несколько отрезвили Чемберлена. Премьер спросил польского лидера: куда, по его мнению, будут нанесены следующие удары Гитлера? Бек с отсутствующим выражением лица предположил, что, видимо, речь пойдет о колониях. Чемберлен поинтересовался, может ли СССР оказать помощь Польше. Бек ответил, что любая форма ассоциации между Польшей и Россией будет означать войну между Польшей и Германией. Может ли Польша гарантировать помощь Румынии? «Пусть та будет предоставлена сама себе, — ответил Бек. Он пошел в своем самоослеплении еще дальше: — Риббентроп… недавно заверил меня, — сказал Бек, — что Германия не претендует на Данциг». Ослабил ли Польшу захват немцами чешских заводов «Шкода»? Вовсе нет. В области военного снаряжения Польша большей частью обеспечивает себя сама, она даже поставляла орудия Великобритании. Это было слишком даже для Чемберлена, который знал по крайней мере то, что в Британии не видели польских пушек. Бравада Бека дорого стоила его стране.

В Англии начала расти группа сторонников укрепления связей с СССР.

Черчилль привел Майского в курительную комнату палаты общин: «Господин посол, если мы желаем добиться успеха, нам нужна помощь России. Ныне меня не волнует ваша система, но поляки и румыны относятся к ней неодобрительно. В крайнем случае они могут позволить вам войти, но они хотели бы получить гарантии, что вы в конечном счете выйдете. Можете ли вы дать такие гарантии?» Обращаясь к вопросу о сближении с СССР, Черчилль сказал 13 апреля 1939 г. в палате общин: «У России огромный интерес к тому, чтобы предотвратить нацистскую экспансию в восточном направлении. Именно на этот глубокий, естественный, законный интерес мы должны полагаться, необходимо добиться полного возможного сотрудничества с Россией, сделать так, чтобы никаким предрассудкам со стороны Англии или Франции не было позволено вмешаться в теснейшее сотрудничество между нашими странами, обеспечивая тем самым для нашей комбинации сил огромный контрбаланс русской мощи».

Однако официальное мнение было иным. Англия и Франция представили своеобразный ответ на предложение Москвы о конференции шести держав. Лондон просил лишь одного — гарантировать независимость Польши и Румынии. Лондону это было сделать проще — он располагался в другом конце Европы, а если Берлин воспримет такие гарантии как казус белли? Чемберлен не соглашался даже с тем, что нарушение суверенитета указанных стран будет рассматриваться его правительством как прецедент, автоматически включающий процесс взаимной помощи.

Через несколько дней Литвинов вручил послу Великобритании в СССР сэру Уильяму Сидсу официальное предложение: считать, что любое продвижение германских вооруженных сил на восток будет расцениваться как нападение на Советский Союз; Красная армия станет действовать соответственно. СССР, Англия и Франция окажут друг другу взаимную военную помощь. Польша, если пожелает, может подключиться к их союзу. Предложение было разумным. Гитлер в этом случае попадал в железное кольцо. Причем Литвинов, зная о подозрительности Сталина, потребовал немедленного обсуждения военных условий союза. Оценивая данное предложение, Макмиллан пишет в мемуарах: «Это был последний шанс Литвинова. И наш тоже».

Черчилль подытожил ситуацию таким образом: «Если бы мистер Чемберлен по получении русского предложения ответил: «Да. Давайте сомкнем руки и разобьем Гитлеру нос» или похожими по смыслу словами, парламент поддержал бы его. Сталин пришел бы к определенному мнению, и история пошла бы другим курсом». После долгих внутренних переговоров Париж принял предложение СССР, а Лондон нет. Здесь его обсуждение происходило 19 апреля. Вступивший вместо Галифакса Кадоган охарактеризовал московский план как «чрезвычайно неудобный». Он заявил, что военный потенциал СССР незначителен, и заключил: «С практической точки зрения все аргументы говорят за то, чтобы не принимать русского предложения». Но отвергнуть его было очень сложно, к тому же существовала, хотя и «очень отдаленная», возможность того, что СССР найдет общий язык с Германией. И все же предложение Литвинова нельзя было принимать на том основании, что оно могло «вызвать отчуждение наших друзей и укрепить пропаганду наших врагов, не дав при этом реального материального вклада в укрепление нашего фронта».

Чемберлен был в затруднении, зная, что завтра Черчилль укажет на него пальцем. И все же старая команда — Чемберлен, Галифакс, Вильсон, Кадоган, Инскип и Саймон — выступила против союза с большевиками, приводя в качестве основного аргумента возможное недовольство Польши и Румынии. Военные тоже помогли: согласно их экспертизе, военная помощь, которую мог оказать Польше и Румынии Советский Союз, «не столь велика, как это принято считать». В своих мемуарах Черчилль так определил утраченные возможности: «Теперь, глядя на эти события издалека, приходишь к выводу, что Британия и Франция должны были принять русское предложение, провозгласить трехсторонний союз и оставить выяснение метода конкретных действий союза в случае войны на будущее. Тройственный союз мог бы перехватить дипломатическую инициативу, и Гитлер не смог бы прибегнуть к своей излюбленной тактике действий то на одном участке, то на другом… Британский народ принял принцип обязательной военной службы, и он имеет право совместно с Французской республикой призвать Польшу не создавать препятствия на пути реализации общего замысла. Мы должны были полностью поддержать идею сотрудничества с Россией, все балтийские государства — Литва, Латвия, Эстония — должны были также войти в ассоциацию… Не существовало никаких средств образования Восточного фронта против нацистской агрессии без активной помощи России. Русские интересы самым непосредственным образом были связаны с предотвращением реализации планов Гитлера в Восточной Европе. Это давало надежду на консолидацию всех государств и народов от Балтийского до Черного моря в единый фронт против агрессии». Последовавшая со стороны западных держав пауза, по мнению Черчилля, имела роковое значение.

После многодневного молчания Чемберлен сказал, что скорее уйдет в отставку, чем заключит союз с Советами. Более простодушный адмирал Четфилд выразил обеспокоенность тем, как бы Россия не заключила союза с Германией. «Это создаст для нас самую опасную ситуацию». Протокол в этом месте фиксирует оживленное изумление по поводу страхов адмирала.

После двух недель молчания Лондона Сталин сместил Литвинова с поста комиссара иностранных дел. Его место занял Молотов. Как пишет американский историк У. Манчестер, «исследовать сознание психопата невозможно — кратчайшее расстояние между двумя точками становится лабиринтом, и все же… в мышлении Сталина был метод. По-своему, следуя собственным извращенным представлениям, он все же был патриотом; как Уинстон, он видел опасность рейха и желал своей стране избежать этой опасности. Такова была его цель. Любые средства были приемлемы для него. Он начал поиски выхода из данного положения. Без сомнения, он предпочел бы избежать привязанности к союзникам вовсе. Если на него с подозрением смотрели в европейских столицах, то и он наблюдал за западными лидерами с немалой долей паранойи». Пока союз с Британией и Францией выглядел предпочтительнее. Поэтому Молотову было поручено не прекращать дискуссий с Галифаксом и Бонне.