Этюд в сиреневых тонах - Тиана Соланж

подольше бодрствовать, и мы сможем пообщаться.

— Я… те…бя ль…блю, — по слогам проговорил он, а я прижалась губами к его руке, не в силах сдержать слез. — Са…ша, не…пла…

— Не буду, любимый, — замотала я головой, счастливо улыбаясь. — Никогда больше не буду, родной…

Я целовала его потрескавшиеся губы, совершенно забывая, что наказал мне Влад. Но удержаться не могла, и сегодня наши поцелуи были солеными на вкус. Но, то были слезы радости и счастья.

Он жив! Пусть ценой жизни моего… нашего отца, но жив. Жаль, что я так и не смогла сказать папе спасибо.

«Дорогая моя девочка! Сашка! Сашенька! Птичка моя!

Знаю, ты читаешь мое письмо, а на глазах у тебя слезы. Не плачь, моя девочка, папа обещал, что больше плакать ты не станешь.

Саша, я всегда любил тебя и всегда делал все ради твоего счастья. Ты прости меня, доченька, что никогда не говорил тебе о твоих настоящих родителях. Это моя вина и мой грех. Но… я так хотел, чтобы ты любила только меня, и что… я эгоист, прости…

Саша, я догадываюсь, что тебе наговорила обо мне и твоей маме Вика. Не верь, милая, никогда не верь ей! Правда она всегда иная — горькая как полынь, и не все могут ее принять достойно. Вика не смогла.

Да, я всегда любил твою маму. Настоящую маму. Аленушка была всем в моей жизни, но ее выбор пал не на меня. И я смирился. Их любовь с Алмасом Валеевым была чистой, крепкой и взаимной. И ни она, ни я никогда бы не осквернили ее нашей изменой. Твои родители были прекрасной парой, они словно дополняли друг друга.

Семья отвернулась от Алмаса, когда они с Аленой поженились. Вся родня отреклась от него, в том числе его троюродный брат Азим Кильдеев. Их имена предали забвению, о них забыли и потребовали забыть остальным.

Но твои родители не забыли этого предательства, оберегая тебя от посягательств родни. Именно поэтому, Алмас еще до твоего рождения упросил меня стать твоим крестным отцом. И взял обещание, что я заберу тебя себе, если с ними что-то случится. Но тогда я еще не знал, что беречь должен тебя от совершенно другого человека.

Да, это Вика подстроила ту аварию, а Азим, «случайно» встретивший брата в тот день, задержал его. В машину садилась одна Алена. Я до сих пор себе не могу простить, что долгое время считал, что моя жена… я не видел за идеальным фасадом монстра в человеческом обличии. Врачи не успели спасти Алену, но по моему настоянию подключили ее к аппаратам, чтобы сохранить жизнь тебе, ведь твое маленькое сердечко билось. Я каждый день приходил к тебе, надеясь, что твоя мама очнется, но…

Я упустил, что Алмас может пойти на самоубийство. Этого тоже не могу простить себе. Я узнал много позже, кто причина всему. Азим давно хотел прибрать к рукам фирму брата, оказывается, он все время следил за ними, надеялся втереться в доверие Алмасу. И именно он сказал брату, что Алена и их ребенок умерли в день аварии. Я не успел всего на несколько часов.

Узнав, что Вику увезли в роддом, я попросил врачей сделать так, чтобы ты родилась. Меня предупреждали, что ты, возможно, не выживешь. Что ребенок родится слабым и недоношенным, да и что делать, если ее ребенок родится живым и здоровым?.. Я сходил с ума от отчаяния и наделал много ошибок. Но и смотреть на безжизненное тело любимой женщины, знать, что она мертва, но дышит только для того, чтобы сохранить жизнь тебе — было выше моих сил.

Все вышло, как я и планировал. Ты скажешь жестоко!? Согласен, но иначе я не видел выхода. Ты отчаянно цеплялась за свою крохотную жизнь, а мой ребенок родился мертвым. Ты стала моей уже официально, а Аленина дочь умерла вместе с матерью.

А вот наследство родителей осталось. Мне удалось уговорить отца Алены, чтобы он принял наследство, и ничего не досталось родственникам Алмаса. К тому же, деньги на его бизнес давал именно тесть Валеева, и было бы большим идиотизмом все отдать непонятно кому. Все это время я, как мог, поддерживал Станислава Викторовича, твоего дедушку, но старик быстро сдал. Смерть единственной дочери и ушедшей следом супруги подкосили его окончательно. Мы успели составить завещание с теми условиями, что я озвучил Кильдееву. Подстраховывались, конечно, но… как уж вышло…»

Я на секунду оторвалась от чтения письма и поправила простыню, которой был укрыт муж. Север давно спал, а мне разрешили остаться с ним до утра. Сон все равно не шел, и я решила открыть папино письмо.

Я все думала о признании отца, его ошибках. Да, он признал, что ошибся, доверившись снова Кильдееву. Вернее, сначала не догадывался, кто организовал ту аварию и подстроил смерть его друга, а когда все всплыло… папа надеялся наказать виновного, но Виктория невовремя вмешалась, выдав все тому. Понятно, что прямых доказательств их вины у меня нет, и посадить Кильдеева не удастся, но…

Да и неважно теперь это все. Папу не вернуть, как и моих настоящих родителей. Надеюсь, кто-то там, наверху, воздаст всем по заслугам, а мы… мы просто будем жить дальше. Как завещал нам папа, оставив в конце письма наказ:

«Птичка, живите здесь и сейчас. Любите друг друга, но, главное — обязательно говорите об этом. Не оглядывайтесь на прошлое, смотрите в будущее. Как всегда делал я сам. Будь счастлива, моя девочка. Любящий тебя папа».

Еще одним сюрпризом, ожидавшим меня в конце письма, стала дарственная на помещение в центре Питера, к которому примыкала галерея. К бумагам, где я значилась хозяйкой этого богатства, стала приписка, сделанная папой:

«Ты всегда мечтала рисовать. Сколько бы я ни пытался научить тебя чему-то еще, ты неизменно сбегала к своим мольбертам (улыбающийся смайлик — не знала, что папа их умеет рисовать!) Я хочу сделать тебе последний подарок, моя птичка. Надеюсь, скоро твои работы украсят этот зал, а вся страна станет тебе рукоплескать, восхищаясь твоим талантом. Как это делал я, глядя на твои рисунки. Я верю в тебя, малышка. Твори. Люби. И будь любимой!»

Я расплакалась, прижимая к груди письмо и бумаги на галерею. Затем тихонько наклонилась к груди мужа, слушая мерный стук его сердца.

— Спасибо, папа. Спасибо за все, — шепнула едва слышно, закрывая счастливые глаза. — Ты подарил мне это счастье!

***

Три года спустя…

— В чем секрет успеха?