Гайдзин. Том 1 - Джеймс Клавелл

– Войдите.

Малкольм Струан сидел в кресле, зажав меж пальцами дымящуюся сигару, элегантный в своем ночном халате, но нервничающий.

– Привет, Джейми.

– Добрый вечер, тайпэн. – Обе девушки поклонились с великим почтением. Макфей даже не подозревал, что почти все о Малкольме Струане – так же как и о нем и о большинстве гайдзинов – было широко известно в Ёсиваре и служило предметом постоянных и оживленных пересудов: его огромное богатство, то, что он недавно стал тайпэном, обстоятельства его ранения и приближающаяся женитьба. – Это Сидзука, она останется с тобой. Слуга вернется за ней перед самым рассветом – все, как я тебе говорил. Я постучу сначала. Она может оказаться немного робкой, но, ну, это не страшно. Это моя мусуме, Неми, я… э… я подумал, что в первый раз будет лучше привести сюда и ее тоже, тогда все будет проще.

Обе девушки опять поклонились.

– Хейа, тайпэн, – сказала Неми, полностью владея собой, в восторге от того, что видит его, и абсолютно уверенная в своем выборе. – Сидзука сестра мой, харасо мусуме, хейа! – Она энергично кивнула и легонько подтолкнула Сидзуку вперед. Та нерешительно приблизилась к Малкольму, опустилась на колени и снова поклонилась.

– Я буду у себя, если понадоблюсь.

– Спасибо, Джейми.

Макфей тихо прикрыл дверь и прошел дальше по коридору. Его апартаменты были чистыми, мужскими и удобными. Три комнаты: гостиная, спальня, еще одна спальня – все с каминами, и ванная. На буфете их ждала нарезанная ветчина, свежий хлеб и ее любимое лакомство – свежеиспеченный яблочный пирог, яблоки были привезены из Шанхая. Саке в чаше с горячей водой и виски «Лок Лей» из собственного винокуренного завода Струанов, которое она обожала.

Едва лишь Джейми закрыл дверь на задвижку, как Неми приподнялась на цыпочки и жадно поцеловала его.

– Нет видеть сесть день, снача'ра кровать, потом мыца! – сказала она, изменяя обычный порядок. Его сердце забилось быстрее, хотя он никуда не торопился.

Она взяла его за руку, отвела в спальню и несильно толкнула на кровать, потом опустилась на колени, чтобы снять с него сапоги, и начала раздевать его, щебеча без умолку на своем едва понятном пиджине, рассказывая ему, что Ёсивара вся охвачена бурной деятельностью, Плывущий Мир процветает, не стоит беспокоиться о Сидзуке, она дорогая, но самая лучшая, и что это еще за слухи ходят всюду о войне и, пожалуйста, нам не нужна война, только бизнес, и у меня появилось новое кимоно со счастливыми рыбами карп по всей ткани, которое, ну, немножко дорогое, «но итибан, Дзами-сан, вы понравица очень. Кровать!»

Он послушно забрался под полог. Ночь была изумительной, не жаркой и не прохладной. Она развязала оби, кимоно соскользнуло на пол, вслед за ним нижнее кимоно и то, что было под ним. Совершенно нагая, без всякого чувства вины или стыда за свою наготу, как все мусуме, – одна из многих характеристик, отличавших их, и одна из тех, которые Макфей и все остальные гайдзины находили столь поразительными и достойными зависти, – Неми вынула заколки из волос, тряхнула головой, и они упали черной волной, доставая ей до талии. Потом она торжественно прошла в ванную для первого восторга этого вечера.

Она села на унитаз, дотянулась до цепочки сливного бачка и потянула. Вода с ревом устремилась в фарфоровую чашу и, как всегда, она радостно захлопала в ладоши.

Увидев это сооружение в первый раз, девушка не поверила своим глазам.

«Куда вода уходить?» – спросила она, подозрительно прищурившись. Джейми объяснял и рисовал ей картинки, но она все равно не верила ему, пока он не показал ей все трубы и не отвел ее в сад, где она увидела круглый люк отстойного резервуара – все трубы, баки для воды, котлы, унитазы, раковины, сливы и три ванны были привезены из Англии, Гонконга и Шанхая, где уже начиналось производство многих вещей для огромных рынков Индии и Азии.

Она стала умолять его позволить ей показать это своим подругам. Он с гордостью согласился, потому что это был первый опыт такого рода во всей Японии, к неудовольствию сэра Уильяма и ярости Норберта Грейфорта; по этому образцу теперь были изготовлены около дюжины работающих и неработающих копий, хотя лишь некоторые из них имели и горячую, и холодную воду: все только самое лучшее и современное, другими словами, британское, для компании Струана.

Посему экскурсии для немногих избранных по ознакомлению с ванной комнатой Дзами-сана стали самой вожделенной достопримечательностью в Иокогаме гайдзинов. Возбужденно тараторящие мусуме, похожие на стайку экзотических птиц, кланялись, с шумом втягивали в себя воздух, и дергали за цепочку под изумленное оханье и хлопанье в ладоши.

Неми вымыла руки. С довольным вздохом она скользнула к нему под покрывало.

Филип Тайрер лежал, совсем обессилев и почти засыпая. Фудзико некоторое время удобно лежала под ним, придавленная его весом, потом начала осторожно выбираться.

– Ийе, мацу. Нет, не двигайся… подожди, – забормотал он.

– Я просто хочу принести полотенце, Тайра-сан. Полотенце, вы понимаете?

– А, ах да. Понимаю, полотенце. Ты оставайся, я принесу…

– О нет, я бы потеряла лицо, это моя обязанность. Отпустите меня, пожалуйста… нет-нет, не будьте упрямым или непослушным.

Она коротко хохотнула, когда он прильнул к ней и замер, не отпуская, но она была опытна и хорошо знала свое ремесло и просто ждала. Теперь в маленькой комнатке было тихо. Ночь снаружи была ясной. Ветер шелестел ветвями деревьев и кустарника. От раздвижных окон тянуло прохладой, пока еще не зябкой и приятной. Танцующий огонек масляной лампы.

Через мгновение она выскользнула из-под него, не нарушив его покоя, и прошла в маленькую ванную с высокой, до краев наполненной горячей водой деревянной ванной, которая стояла на деревянной решетке, куда стекала вода, когда вынимали затычку. Душистое мыло, ночная ваза, свежие полотенца. Она быстро воспользовалась сначала влажным полотенцем, потом сухим.

Когда она вернулась, в руках у нее было горячее полотенце; она обтерла его тело губкой, потом вытерла насухо. Все это время глаза его были плотно закрыты, и он едва не постанывал от удовольствия, одновременно смущаясь тем, что это она так ухаживала за ним, а не он за ней.

– Ах, Фудзико-тян, ты удивительна.

– Нет, для меня это удовольствие, – сказала она, давно уже перестав смущаться или удивляться странным привычкам чужеземцев: тому, что они редко мылись, обычно мучительно стеснялись и переживали из-за любовных утех, были поразительными собственниками и, как правило, приходили в ярость, узнав, что у нее бывают другие клиенты – какая глупость! чем были они сами, как не клиентами? – или, вспыхнув, отворачивались, когда она раздевалась, чтобы доставить им удовольствие, прикрывали себя чем-нибудь, раздевшись только до половины, предпочитали совокупляться в темноте, когда каждому известно, как это волнует: видеть, рассматривать и наблюдать, или багровели от смущения, когда она прибегала к самым простым вариациям, чтобы избавить их от скучного однообразия или продлить и усилить моменты единения с богами – время Облаков, Пролившихся Дождем.