Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светка рядом с Бегуновым шумно вздохнула.
— Кто-то вздыхает, — заметила Анна Борисовна. — Видимо, этим он хочет сказать, что я говорю известные вещи. Да, известные. Но я вынуждена их напоминать, раз вы забываете. У нас свои трудности. Не хватает нескольких преподавателей, до сих пор нет старшей вожатой. Вы учились без классного руководителя. Но это ничуть не значит, что можно распускаться и позволять себе, что угодно. Тем более, что вам повезло: у вас отличный вожатый, один из лучших активистов школы. Я не боюсь сказать это при нём…
Все шумно заоборачивались, словно видели Равенкова первый раз.
— Ах, ах… — тихонько сказал Лисовских.
Равенков недовольно опустил глаза и забарабанил пальцами. Шум не утихал.
— Тихо… Тихо! — Анна Борисовна болезненно морщилась.
Валька слушал и не слушал. Всё, что говорилось, было привычным. Привычные слова складывались в привычные предложения: «Вместо того чтобы больше заботиться об успеваемости… Без дисциплины не добиться… Думать о чести школы… Коллектив отвечает за каждого…» И вдруг он услышал про себя:
— А Бегунов позволяет себе такие дикие выходки. Я уж не говорю, что он полностью игнорирует распоряжения школьной администрации, абсолютно плюёт на коллектив: на репетиции хора не является, на сборы тоже… Да ещё заявить своему преподавателю, завучу школы: «Вы слишком любопытны!» Нет, Бегунов, это не любопытство. Это моя обязанность вмешиваться в подобные безобразия и добиваться, чтобы их не было! И будь уверен, что…
Мгновенно вся усталость, всё равнодушие слетели с Вальки. Нужно было отстаивать справедливость! Он вскочил.
— Я не вам говорил, а ей! Она сама…
— Сядь! — Анна Борисовна хлопнула ладонью о стол. — Потрудись хоть сейчас вести себя прилично! Тебя ещё спросят, как это она сама… Не хватает даже мужества признаться. Или ты думаешь, я ничего не видела и не слышала?
Валька медленно сел. Но класс уже гудел, и голоса в поддержку Бегунова ясно выделялись в общем шуме.
— Интересно вот что, — перекрывая шум, заговорила Анна Борисовна. — Бегунова защищают те, кто сам не в числе лучших: Лисовских, Кольчик, Воробьёв… («Раньше она сказала бы ещё: Бестужев», — подумал Валька. Но сейчас Сашка молчал.)
Маленький Витя Воробьёв смешно сморщился: «С чего это я в худшие попал?»
— Да-да! И ты, Воробьёв! Ты тоже последнее время распустился… И меня удивляет, почему молчат наши активисты?
— Можно, я скажу? — Эмма Викулова на передней парте вскинула руку.
— Очень хорошо. Скажи.
— Все мальчишки считают, что если они сильные, значит…
Мальчишки подняли гвалт.
Встал Равенков и резко потребовал:
— Тихо! Пять секунд на установку тишины. Раз…
Тишина повисла над партами, тяжёлая, но непрочная.
— Непонятно, почему молчат пионеры, — сказал Равенков. — Почему молчит командир отряда Левашова. Она, кстати, соседка Бегунова по парте.
Светлана встала.
— Я в командиры не просилась. И в соседки к Бегунову не просилась. Пусть Бегунов сам говорит.
— Хорошо, пусть, — согласилась Анна Борисовна. — Говори, Бегунов.
Что говорить? Опять доказывать одно и то же?
— Я уже говорил.
— Мы пока ничего не слышали, кроме грубостей. Может быть, ты объяснишь своё поведение?
— Я вырвал свой альбом. И я не грубил, я про неё сказал.
— А ты не мог не вырывать, а сказать спокойно, чтобы она отдала.
— Будто она понимает! — крикнул Витька Воробьёв. — Она как обезьяна!
— Она дразнилась!.. Сама виновата! — зашумели мальчишки.
— Ти-хо!
— Разрешите, я скажу, — попросил Володя Полянский. И, не дожидаясь ответа, вышел к столу.
Высокий, в отутюженном чёрном пиджачке, подтянутый и какой-то слишком взрослый. Вальке он не нравился. Казалось, что Полянский считает себя умнее остальных и в класс ходит только по необходимости. Говорят, он занимался в драмкружке Дворца пионеров и даже по телевидению выступал. Может быть. Валька не знал.
— Бегунову трудно говорить. Не все умеют говорить, когда волнуются, — сказал Полянский, поглядывая исподлобья на класс.
— Ты зато умеешь, — хихикнула Эмка Викулова.
— Я умею… Я хочу сказать про Бегунова. Получается, будто он какой-то преступник. И в том виноват и в этом. А тут всё просто. Лагутина схватила его альбом. Она знала, что Бегунов не хочет, чтобы альбом смотрели, но схватила… Вот Викулова говорит, что ребята силой пользуются. Это неправда. Бегунов не сильный. И он не дрался, он просто альбом вырвал, чтобы она не смотрела. Даже Юрий Ефимович не стал смотреть, когда Бегунов сказал, а она…
— Постой, постой! — Анна Борисовна встревоженно взглянула на него, а потом на класс. — При чём здесь Юрий Ефимович?
— Сегодня же рисование было.
— Ну и что?
Володя почувствовал, что, кажется, сказал больше, чем нужно.
— Ну и вот… Бегунов попросил не смотреть альбом, и Юрий Ефимович не стал.
— И двойку поставил, — язвительно сообщила Викулова.
— Ябеда, — сказал Кольчик.
— Кто ябеда? Всё равно Юрий Ефимович записку написал!
— Викулова, постой. Какую записку? В чём дело?
— Ну, простую записку. Потому что Бегунов как заорёт: «Не имеете права!»
Анна Борисовна ладонями потёрла щёки.
— Так… — тихо сказала она. — Я просила Юрия Ефимовича быть вашим классным руководителем. Сегодня утром он почти согласился. Хорошо же вы его встретили…
Хотелось есть, но возиться с печкой или плиткой не хотелось. Валька поставил на клеёнку сковородку и стоя жевал холодную жареную картошку без хлеба. Всё равно, лишь бы притупился голод.
Он не включал свет, хотя в кухне стало совсем темно. В окнах стояли сумерки. Ветер притих, но мороз остался.
В коридоре грохнула дверь, и через секунду с клубящимся холодом кто-то маленький ввалился в кухню.
— Валька! Ты дома, Валька?
Андрюшка.
— Ну что? — сказал Валька.
— Можно, я включу свет?
— Я сам. — Он давнул кнопку выключателя. Андрюшкина шуба засияла блёстками инея и начала окутываться паром.
Андрюшка стянул косматую шапку и сообщил:
— Мы сегодня штурм начинаем. Придёшь?
— Какой штурм?
— Крепость будем брать. Я же рассказывал.
Счастливый он человек, этот Андрюшка. Будет штурмовать сегодня снежную крепость, нет у него других забот. Глаза блестят, и щёки розовые от мороза.
— В такой-то холод, — сказал Валька.
— Когда бегаешь, никакого холода нет, — возразил Андрюшка и немного опечалился. — Ты не придёшь, да?
— Я не могу.
— Не можешь…
«Не до крепости мне», — хотел сказать Валька. Но сказал:
— Я правда не могу. Мне в школу ещё надо. Я, может быть, завтра приду, Андрюшка.
— Ну хорошо. Завтра. — Он помолчал и добавил — Часов на крепости нет. Плохо это.
— Ладно…
Он закрыл за Андрюшкой дверь. Дома было до тошноты тихо. Отец, как всегда, задержался в техникуме, у мамы — профсоюзное собрание.
Интересно, заходил ли с запиской Сашка? Если заходил, всё равно никого не застал. После классного собрания Бестужев ещё раз пробовал подойти к Вальке. Валька сказал:
— Пошёл к чёрту.
На этот раз, кажется, Бестужев крепко разозлился…
Валька глянул на часы. До семи ещё почти час. Совет дружины в семь. Равенков сказал: «Здесь мы ничего не решим. Не отряд, а базар какой— то. Сами хуже делаете. А ты. Бегунов, придёшь сегодня на заседание совета. Ясно?» И он взглянул на Анну Борисовну.
«Правильное решение, — сказала она. — По крайней мере, там ребята, у которых есть чувство ответственности».
А у класса чувства ответственности нет. Собрание кончилось тем, что мальчишки переругались с девчонками, а про Вальку и про дисциплину говорить никто не хотел.
У Бегунова чувства ответственности тоже нет. Он оторвался от коллектива, нарушил школьную дисциплину, оскорбил нового классного руководителя, а потом завуча, вину свою не осознал и извиняться не захотел.
Часы на стене стучали сухо и отчётливо. Это были большие старинные ходики. Валька посмотрел на них, принёс лист ватманской бумаги и достал тарелку, чтобы вычертить по ней циферблат крепостных часов. Тарелка выскользнула и грохнулась на пол.
Валька постоял, потом задвинул ногой под стол черепки, оделся и вышел из дому.
В чистом тёмно-синем небе светилась россыпь звёзд. Среди этой россыпи дрожала золотая капля. Валька знал — это Юпитер. Совсем недавно он снова смотрел на него в Сашкин телескоп. Видел светлое зеркальце планеты и четыре точки спутников. Совсем недавно… Эх, Бестужев…
Школа работала в одну смену и по вечерам делалась непривычно пустой.
Лестница была полутёмной и гулкой. Валька поднялся на второй этаж. Плафоны в длинном коридоре горели через один, и стоял полумрак. Только открытая дверь пионерской комнаты в конце коридора ярко светилась. Валька пошёл туда, и справа, в чёрных стёклах, двигалось его тёмное отражение.
- Дагги-Тиц - Владислав Крапивин - Детская проза
- Большая книга зимних приключений для девочек (сборник) - Вера Иванова - Детская проза
- Журавленок и молнии - Владислав Крапивин - Детская проза
- Наследники (Путь в архипелаге) - Владислав Крапивин - Детская проза
- Колыбельная для брата - Владислав Крапивин - Детская проза
- Рассказы и повести - Владислав Крапивин - Детская проза
- Нарисованные герои - Владислав Крапивин - Детская проза
- Рассказы про Франца и каникулы - Кристине Нёстлингер - Детская проза
- Рассказы про Франца и любовь - Кристине Нёстлингер - Детская проза
- Странный человек Валька Сорокин - Евгений Спиридонов - Детская проза