Вдоль по радуге, Или приключения Печенюшкина - Сергей Белоусов

-- Ваше капюшонство. -- В дверь спальни осторожно просунулась мордочка Шибы -- преданного камердинера. Ляпус оборвал воспоминания и устремился в новый, нынешний день.

-- Что там?! -- спросил он отрывисто. Камердинер вместо ответа проскользнул на середину комнаты, склонился в раболепном поклоне перед повелителем и, протянув левую руку перед собой, осторожно разжал пальцы. На ладони его лежал золотой брелок в виде крохотного перочинного ножичка с затейливой резьбой.

-- Где он? -- продолжал Ляпус, удовлетворенно вздохнув. Он еще вчера ждал обладателя этого условного знака -- своего самого главного

и самого секретного шпиона.

-- В виноградной гостиной, -- услужливо отвечал Шиба и тенью скользнул вперед -- показывать дорогу. Великий злодей всего два дня как вселился во дворец и плохо еще знал все ходы и переходы.

Как был, в длинной ночной рубахе, Ляпус быстро шагал по дворцовым коридорам, пересекал то круглые, то длинные залы с высокими расписными потолками, согнувшись, влезал в потайные двери. Камердинер не случайно не предложил ему одеться. Он знал: без команды хозяина это опасно. Ляпус считал себя выше этикета. Все же в какой-то момент Шиба оказался на мгновение позади господина и быстро накинул на плечи ему знакомый уже серый плащ с серебряным капюшоном.

-- Сквозит здесь, ваше капюшонство, -- прошелестел он в самое ухо Ляпуса, словно пригибаясь от возможной оплеухи. -- Как бы не простудиться вам.

Ляпус недовольно дернул плечом, но промолчал... хорошо рассмотреть виноградную гостиную не было возможности: задернутые шторы пропускали в комнату ровно столько света, чтобы ненароком не наткнуться на мебель. У камина стоял в ожидании некто в темном бесформенном плаще, скрывавшем фигуру. На голову его до самого подбородка был опущен капюшон с прорезями для глаз. Незнакомец медленно и церемонно поклонился Ляпусу.

Камердинер Шиба был оставлен в дальнем углу и потому беседы, которая велась шепотом, не слышал. Один только раз, когда хозяин его, не сдержавшись, повысил голос, можно было разобрать обрывки двух-трех фраз: "...И запомните, мне нужны обе девчонки. Обе! ...тогда никто во веки веков не разгадает тайну Драконьей пещеры. ...а головой Печенюшкина я украшу..." Дальше опять был шепот. В конце разговора золотой нож -- брелок снова перекочевал к незнакомцу. Секретный агент второй раз склонился перед Великим злодеем и исчез, только серая тень едва заметно мелькнула в полумраке. А, может, это сквозняки, которых так боялся верный камердинер, неслышно шевелили портьеры.

Ляпус один, без свиты, прошел в те комнаты дворца, которые вчера были отведены для Алены. Он, незамеченный, встал у двери сбоку, наблюдая, что делает девочка.

Аленка сидела у стола, заставленного всякой снедью, набирала в ложку салат с зеленым горошком и бросала в фею Мюрильду, приставленную к ней в качестве няньки. Та только охала и вытирала платочком измазанное злое сморщенное личико с хищным острым носом. Мюрильде страшно хотелось превратить строптивую девчонку во что-нибудь безвредное, например, в воробья, но она терпела -- не смела ослушаться Ляпуса. Новый повелитель Волшебной страны строго-настрого приказал ей слушаться девочку во всем, выполнять ее малейшие желания.

-- Ты зачем над ребенком издеваешься, старая злюка, -- ныла Алена противным голосом. -- Ты сама сказала, что тебе велено делать все, что я попрошу. А ты не делаешь! Где Лиза?! Где мои мама с папой? Где Фантолетта с Морковкиным?

-- Ну, что ты, Аленушка, -- пищала Мюрильда, пытаясь безуспешно придать своему злому хриплому голосу сладкие интонации. -- Твои папа с мамой в Волшебную страну никак не попадут. Взрослым это невозможно. А Лизу, Фантолетту, Морковкина вся наша черная сила разыскивает. Как найдутся, сразу им руки-ноги скру... то есть свя... то есть поцелуют в уста сахарные и приведут сюда к тебе, голубчиков наших драгоценных...

Плюх! Новая порция салата чпокнула Мюрильде, забывшей об осторожности, прямо в глаз. От неожиданности злая старушонка свалилась со стула на пол, высоко задрав тощие ноги в экономно заштопанных чулках.

Ляпус, хохоча и громко хлопая в ладоши, прошел от двери на середину комнаты и сел к столу. Плюх! Плюх! Две ложки салата полетели прямо в Ляпуса. Но тот, схватив пустую суповую тарелку, мгновенно принял обе порции в нее, словно фокусник -- в шляпу -- шарики для пинг-понга.

-- Молодец, Аленка! -- искренне восхитился Великий злодей. -- Вот таким и должен быть ребенок. Ловким, требовательным, безжалостным ко всем, кто ему мешает жить в свое удовольствие. Тебе надоела эта злая противная старуха, правда? Пожалуйся, пожалуйся мне на нее. Как она посмела тебя, самую красивую девочку на свете, не слушаться?

-- Салатика мне третью порцию не давала, -- наябедничала тут же Алена. -- Говорила, живот заболит. А еще сказала, что я рева-корова.

-- Так давай ее накажем, -- с готовностью подхватил Ляпус. -- Что с ней лучше сделать?! Можно приказать слугам на твоих глазах побить ее палками. А можно превратить в жирную зеленую муху. Мы с тобой посадим муху в банку, поднимемся в угловую башню и бросим ее в паутину. Я видел вчера -- там в паутине сидит паук размером в два моих кулака. Мы с тобой с удовольствием посмотрим, как он сожрет муху.

-- Смилуйся, повелитель! -- завыла в углу Мюрильда, растирая по физиономии слезы пополам с салатом.

Неожиданно вместе с ней заревела Алена.

-- Ты что?! -- не на шутку удивился Ляпус. -- Что с тобой, девочка моя золотая? Людоедочка моя бриллиантовая!

-- Ба-ба-бабушку жалко! -- рыдала Аленка. -- Она же старенькая! У меня дома бабушка Вера есть. Она тоже старенькая, тоже мне много есть не дает. А ее все любят! И я люблю. А ты хочешь -- в муху! Я тебя боюсь! Тебя самого --в муху! А-а-а!

Ляпус понял, что был слишком жесток, и с ходу переменил поведение.

-- Да я и не думал ни в кого ее превращать, -- наклонился он ласково к девочке. -- И палками бить не собирался. Уж и пошутить нельзя. Знаешь, Алена, страна большая, дел по горло, все надо успеть, всем помочь, напоить, накормить, там гору разрушить, тут город построить. Устал, как собака. Был веселый, стал мрачный. Шутить совсем разучился. Вот, пошутил глупо, а вы расплакались. Встань, Мюрильдочка, прости меня, дурня...

И тут он расплакался сам. Стал шарить по карманам носовой платок, не нашел, попытался вытереть слезы пальцами, но они все лились и лились. Мюрильда сжалась в комок, глаза ее выросли от изумления, она ничего не понимала, но боялась проронить хоть полсловечка.

Алена вытащила из кармашка платочек, вытерла слезы, вытерла нос, подумала и решительно протянула платок Ляпусу. Тот благодарно улыбнулся ей сквозь слезы, утер лицо и, подсев к девочке поближе, продолжал:

-- Всех люблю, для всех хочу счастья. Но одному трудно. Где вы, верные помощники? Лиза, Федя, Печенюшкин, Фантолетта, Морковкин. С вами вместе мы бы горы свернули. Если б, Алена, они меня узнали получше, знаешь бы как полюбили...

-- А Фантолетта сказала, что ты Федю в тюрьму посадил, -- с сомнением перебила Алена.

-- Я?? -- Ляпус невероятно удивился. -- Хочешь, сейчас с тобой все тюрьмы обойдем -- нет там Феди. Вообще там никого нет -- все тюрьмы пустые. У меня же нет врагов. Прячется где-то от меня Федя. А что меня бояться? Вот скажи -- я страшный?

-- Нет, -- ответила Аленка честно. -- Ты, когда не плачешь и не шутишь, так даже красивый.

-- Вот видишь!! -- обрадовался злодей. -- Давайте жить все вместе, дружно и весело. А потом мы вас отправим домой, к родителям. Только надо сначала найти твоих друзей.

-- А как их найдешь, -- с сомнением покачала головой девочка. -- Я не знаю, Мюрильда не знает, ты тоже, наверное, не знаешь, а то бы уже нашел.

-- Вот я-то как раз знаю, -- тихо сказал Ляпус. -- Но без тебя мне их не найти. Ты можешь мне помочь? Да? Тогда слушай меня внимательно...

Глава десятая

Печенюшкин. История первая

-- Что это?! -- воскликнула Лиза. -- Печенюшкин, смотри! Неужели мы летим?!

-- Эка невидаль, -- отозвался Печенюшкин. -- В ступе, выходит, можно летать, а в троллейбусе нельзя?

-- Ну, ступы-то во всех сказках летают, -- Лизу трудно было переспорить. -- А вот про летающий троллейбус я что-то до сих пор не слышала.

-- Конечно! -- ядовито откликнулся пушистый герой. -- Если в свои девять неполных лет ты о чем-то не слышала, значит, этого и быть не может? Вообще-то ты права, троллейбусы не летают, но мы очень торопимся. Некогда, понимаешь?

-- Но ведь троллейбус не самолет. У него же крыльев нет.

-- А у ступы что, есть крылья? -- Печенюшкин обиделся и замолчал.

Лиза смутилась и принялась снова разглядывать свои украшения -- память о прошедшей ночи, знаки королевской власти.

Левое запястье ее обвивал золотой браслет-змейка. Кобра с раздутым клобуком, с рубиновыми глазами сжимала в пасти свой хвост. Браслет нужно было три раза повернуть вокруг запястья -- так объяснила Лизе живая, настоящая кобра -- и тогда, где бы девочка ни была, змея тут же придет к ней на помощь. И еще на безымянном пальце правой руки у Лизы плотно сидел золотой перстень с бирюзовой печаткой. На печатке был искусно вырезан темно-вишневый скорпион. Если долго и Пристально смотреть на кольцо, скорпион начинал шевелиться, словно пытался вылезти из печати. Этим перстнем полагалось запечатывать письма, чтобы адресаты девочки знали: пишет им не кто-нибудь, а королева. В торжественных случаях полагалось переодеть кольцо с правого на левый безымянный палец. Тотчас вместо повседневной Лизиной одежды на ней оказывались бы длинное платье, изумрудно-золотые туфельки, а на голове -- корона. В таком наряде девочка казалась себе очень представительной, хотя, конечно, променяла бы его на пионерскую форму. Было у волшебного перстня и последнее, третье предназначение. Если сильно потереть камень, скорпион спрыгивал с печати и кусал Лизиного обидчика.