За стеной из диких роз (СИ) - "Lett Lex"

Именно с таким лицом она въехала во двор замка на рассвете. Клод явно не ожидал её прибытия на день раньше, очевидно встревоженную и без вещей. Однако не задавая лишних вопросов, он проводил девушку в её комнату, радушно предлагая своей гостье отдохнуть. Аннабелль слегка изумилась его тактичности, хотя, скорее всего, ему просто было лень расспрашивать девушку о её злоключениях. Он лишь сказал, что крайне рад её возвращению, но в его голосе, кроме сухой сдержанности и доли обычной для него насмешки было что-то ещё. Дрожащее, светлое, как надежда. Но Анна решила, что ей показалось.

— Вы заберёте свой подарок? — спросила она, указывая на медальон.

— Он тебе не пригодился? — спросил он и девушка было готова поклясться, что в голосе его звучала издевка.

— Пригодился, спасибо. Но Вы сказали, что он может быть опасен для меня на третий день, — напомнила Аннабелль.

— Но ты же вернулась, — произнёс он, девушка расслышала смешок. — Я солгал. Считай это моим подарком и… жестом доброй воли. Остальные вопросы оставим до завтра с твоего позволения, — почти заботливо произнёс он, резко закрывая дверь.

Анна не стала спорить. Она поплотнее задёрнула шторы и рухнула на кровать, не думая ни о пауках, ни о странном хозяине замка, ни о предстоящих ей днях. Воспоминания прошлого переплелись с образами снов и утянули девушку в свой мучительный водоворот сразу, как только она опустилась на кровать. Она уже привыкла к этим беспокойным снам и даже научилась сколько-то отдыхать в этом урагане лиц и событий, случившихся так давно, что она, казалось бы, должна была забыть о них. Огонь с баррикад вспыхивал перед её глазами каждую ночь.

6

Только проснувшись, Анна поняла, насколько устала накануне. Будто бессилие только и ждало, пока девушка откроет глаза, чтобы наброситься на неё и впиться в руки и ноги, наполняя всё тело свинцом. Каждое движение давалось с огромным трудом, ещё сложнее было решиться пошевелить рукой, повернуть голову, а перевернуться на другой бок вовсе выходило за грани возможностей. Точно десятки тонких, но прочных нитей привязали девушку к кровати и не давали покинуть этот тёплый и уютный мир. Даже чересчур уютный для комнаты, покрытой метровым слоем пыли. Воспоминания о пауках разогнали чары, Аннабелль нехотя села и осмотрелась.

Солнце уже появилось над горизонтом и медленно взбиралось под самый купол неба, окрашивая покрывшие его облака в кроваво-красный цвет, начавший уже выцветать и растворяться в нежной синеве. Комната преобразилась. Перемена не была иллюзорной, как видения в лунном свете, в помещении как будто потрудился десяток горничных: солнце отражалось от начищенных столов и паркета, уютно куталось в тонкие, как облака занавески. Аннабелль покинула постель и обошла комнату, проверяя, не спит ли она. Девушка поймала себя на мысли, что уж очень придирчиво осматривает комнату, как будто действительно жила в ней. Она хмуро усмехнулась, вспомнив, что теперь этой комнате действительно придётся стать её прибежищем на год. Мысль эта не вызвала у неё бешеного восторга, равно как и воспоминания обо всём, что привело её в этот замок. Если бы можно было повернуть время вспять.? Тогда бы она не знала, когда остановиться. Она ещё раз обошла комнату, оказавшуюся намного просторнее, чем ей казалось, в этот раз девушка не осматривалась, ей просто нужно было движение, чтобы как-нибудь отвлечься от нелёгких мыслей, зачастую почти сводивших её с ума. Пол, потолок, нежно-голубые, как весеннее небо, стены, или как спокойное море, которое она видела на картинках. Девушка восприняла это как насмешку, но её чувства так смешались, что она сама не совсем понимала, обижена она или расстроена. В то же время, сквозь всю эту мешанину печали и разочарования, близкого к отчаянию, всё сильнее пробивался воинственный настрой.

Вдруг краем глаза она уловила какое-то движение. Аннабелль обернулась и увидела появившийся на туалетном столике поднос, и она готова была поклясться, что видела, как бесшумно открылась и закрылась дверь. Девушка выскочила в коридор, надеясь настигнуть своего посетителя, но вне комнаты было так же безлюдно и пыльно. Анна ещё немного потопталась на пороге, думая, что, проявив терпение, сможет увидеть таинственного гостя, который, наверное, куда-нибудь спрятался. Он не появился и через пять минут. Пожав плечами, девушка вернулась в комнату и настороженно замерла. Постель была аккуратно заправлена, а на столике уже накрыт завтрак. «Кто здесь?» — громко спросила она и, не дожидаясь ответа, принялась обыскивать комнату. Она заглянула за занавески, под кровать, даже попыталась отодвинуть тяжёлый комод, заглянула во все шкафы, но никого не нашла. Зато в пустовавших накануне шкафах и ящиках обнаружилось большое количество нарядов и украшений, словом, всего, что могло только быть найдено в комнате, в которой живёт девушка. Даже её старое платье, в котором она появилась в замке, было вычищено и починено чьими-то умелыми руками. Оно, конечно, блекло в сравнении с прекрасными нарядами, расшитыми сверкающими нитями, но Аннабелль предпочла его после того, как задумалась, откуда могли взяться остальные платья. В замке, где живёт один мужчина и призрачные люди, вряд ли может появиться женская одежда. Возможно, женщина всё же жила там, но задолго до Аннабелль. Тогда где она теперь? Анна вздрогнула от этой мысли и, достав своё старенькое платье, поплотнее закрыла дверцы шкафа. Неприятный холодок пробежал по коже, когда она подумала, кому же всё-таки принадлежала эта комната. Кто спал на этой кровати? Может, портрет той женщины висит в одной из массивных рам? «Хватит думать об этом», — скомандовала Аннабелль сама себе. Она не любила портить себе настроение, хотя в последнее время ей это удавалось всё лучше и лучше, да и ситуация не располагала к тому, чтобы прыгать и визжать от счастья.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Позавтракав, Анна покинула свою комнату и отправилась на поиски хозяина замка. В её голове кружился целый рой вопросов, простых и не очень, уточняющих, немного грубых. Она чувствовала себя потерянной и одной из многих вещей, которые она хотела знать, был ответ на вопрос: «что делать дальше?». Никогда раньше этот вопрос не стоял перед ней настолько остро, даже в тот момент, когда ей предстала картина горящего города, в котором рёв огня сливался с криками людей, брошенных ему, точно жертвы языческому богу (в нём смешались все: революционеры, роялисты, просто люди, пытавшиеся спасти себя и свои семьи, не примыкавшие ни к тем, ни к другим). Тогда ей было, куда бежать. Теперь её мир был ограничен шипастой стеной терновника. Эта мысль нагоняла тревогу, в ней было много всего: чувство, что девушка теперь заключённая у странного человека, которому она обязана жизнью, в замке, где появляются и исчезают люди, а вещи меняются сами собой. Но больше всего девушку беспокоило, что она оставалась одна. Она не боялась одиночества, но при мысли, что целый год ей придётся как-то занимать себя в этом странном месте, тоска скручивалась неприятным комком под рёбрами.

Замок менялся медленнее комнаты девушки. Он всё оставался покрытым пылью, как напудрившаяся старая кокетка, уверенная, что килограммы косметики ей абсолютно к лицу. Толстый слой пыли бережно хранил цепочки следов, оставленные жителями замка. Их было несколько: нетвёрдые маленькие следы с пятнами воды, оставшейся от талого снега, принадлежавшие Аннабелль, и широкие шаги человека, шедшего твёрдой поступью, быстро и порывисто. Повинуясь любопытству, которому предстояло стать её проводником на всё это время, Анна пошла по следам загадочного хозяина замка. Несколько раз он проходил мимо её двери кругами, точно решаясь войти, но спустя несколько порывистых шагов вперёд-назад он, видимо, оставил эту затею и пошёл дальше по коридору. Девушка последовала за ним, точно её вёл призрак, выраставший из глубоких следов тяжёлых ботинок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он провёл её по анфиладе комнат: чайных салонов и милых гостиных в нежных тонах, красивых, напоминавших комнаты кукольного домика. Всюду были всевозможные милые безделушки: фарфоровые статуэтки, высохшие цветы и искусственные букеты, выглядевшие совсем как настоящие, чернильницы, в которых никогда не было ни капли чернил, аккуратные чашечки, из которых не выпили ни капли чая. Аннабелль осматривала их с восхищением, одновременно жалея, что всё это великолепие абсолютно бесполезно. Хозяин замка думал так же и почти бежал, чтобы как можно быстрее покинуть эти комнаты, предназначенные исключительно для любования. Анна вздрогнула, как от резкого порыва ветра, вспомнив такие покои, виденные ею раньше; они были подобны живой картине и каждый входивший в комнату человек становился её частью. Она помнила девушек в аккуратных платьях, часами сидевшими на жёстких, но красивых диванах, аккуратно держа в руках милые чашечки и боясь пошевелиться лишний раз, чтобы — не дай бог — не повредить обивку. Аннабелль ускорила шаг, убегая от воспоминания, и вышла к лестнице. Тут следы уходили вниз, на первый этаж, но как заманчиво выглядели ступеньки, поднимавшиеся вверх, скрывавшиеся за поворотом и оставляющие только догадываться, что же там, наверху. Анна пожалела, что не стала составлять карту, план замка ей бы пригодился. Она долго стояла, выбирая, последовать ли ей за призрачным хозяином замка или искать собственные приключения. Оба варианта были одинаково заманчивы и девушка готова была разорваться, чтобы оказаться в нескольких местах одновременно. Желание подняться наверх одержало верх. Аннабелль улыбнулась самой себе, вдруг совсем бесстрашно, будто это всё было тем приключением, которого она жаждала так давно, несмотря на всё, что ей пришлось пережить. Она даже не успела удивиться себе самой, когда оказалось, что она уже бежит по лестнице вверх, периодически перевешиваясь через перила и поглядывая на уходящие вниз ряды когда-то белоснежных ступеней. От открывавшейся картины кружилась голова, но девушка продолжала подниматься, как маленькая птичка, отчаянно машущая крыльями, чтобы взлететь как можно выше и только тогда почувствовать себя свободной.