Отцы-командиры Часть 2 - Юрий Мухин

Прибежал разведчик-наблюдатель и сообщил, что с тыла прослушиваются команды, но он не разобрал языка.

Я сразу выбежал на перекресток и, услышав русскую речь, дал обычную команду: «Стой, кто идет?» Вышел вперед офицер, и я узнал в нем того комбата, который утром кормил меня завтраком. Он уверил меня, что не наблюдал моей атаки и думал, что немцы обороняются. Но, когда обстрел прекратился, решили проверить, и они вошли в Васильевку. Я спросил, какую задачу имеет его батальон, и он ответил, что должен выйти на берег реки в селе Замостье, что левее и впереди. Он не знает, кто у него был соседом слева и где он сейчас. Чередуясь со взводными лейтенантами, я уснул на пару часов, а на рассвете решил все же искать свой полк, понимая, что обо мне забыли.

Все мои солдаты, кто умел ездить на велосипедах, оседлали этот вид транспорта и поехали обратным маршрутом. Только двое раненых и не умевшие ездить на велосипедах, отправились пешком подкомандой командира взвода конной разведки лейтенанта Щербины. Выехав из села полевой дорогой, мы увидели слева группы солдат на поле, подходивших к полевой кухне с котелками. На нас никто не обратил особого внимания, но я догадался, что это и есть наш батальон под командованием пресловутого Лихолая. Дорога привела нас к штабу, все еще располагавшемуся в землянке лесника. Здесь тоже раздавали завтрак, и мое войско сразу же загремело котелками у комендантской кухни, с которой все они питались.

Я зашел в штаб. Командир полка Бунтин разговаривал по телефону с командиром единственного нашего батальона Лихолаем. Похоже, что последний докладывал ему обстановку: о том, что «противник не дает головы поднять» — это была его дежурная фраза. На это командир полка советовал действовать мелкими группами. Когда он закончил разговор, я тут же доложил по форме, что его приказание выполнено: вчера в 20 часов сводная группа овладела Васильевкой. «А ты же слышал, что Лихолай докладывал только что?» — спросил он. Я доложил о трофеях, показал документы убитых, награды унтера и часы. И тут он немедленно отреагировал: «Часы мои будут». Я снял их с руки и положил перед ним.

«Коновода!» — скомандовал он и вышел из землянки. Я вышел следом. «Садись на лошадь коновода!» — приказал он мне, и мы рысью поехали в батальон. Солдаты уже строились в ротные колонны. Лихолай на полусогнутых подбежал к командиру полка и приложил руку к фуражке. Бунтин плетью нанес удар по приложенной руке и заорал; «Что, противник не дает голову поднять? Под трибунал пойдешь, мерзавец!» Лихолай так и стоял с приложенной к голове рукой и повторял только два слова: «виноват» и «исправлюсь». Ротные командиры скомандовали; «Шагом марш», и повели подразделения в Васильевку, так как они с вечера видели, что со стороны противника огня уже нет, и хотели утром войти и доложить об овладении Васильевкой якобы в результате атаки. Так делалось во многих случаях, так как, к сожалению, их никто не контролировал. Бунтин в раздражении закурил. Я не стал напоминать об обещанном ордене, а напомнил только о фляге спирта, которую он посулил разведчикам в случае овладения селом. Спирт удалось захватить в Бездрике. Бунтин сказал, чтобы я написал записку на имя помощника по снабжению. Я сделал и дал ему на подпись. «Отдыхайте до обеда, потом ко мне сюда» — такова была наша награда.

У землянки меня ожидали пешие разведчики. Я передал коня коноводу, и он поехал в село, а мы пошли в «тылы» полка. Капитан Короткое, прочитав приказ, отлил нам полкотелка спирта, остальное мы долили водой и хорошо размешали. Нам открыли банку американских консервов, в которой вертикально стояли сосиски, дали хлеба, и мы сделали по несколько глотков поочередно и закусили. От выпитого и от пережитого за сутки боя мы уснули под деревом как убитые. Проснулись от солнца, которое теперь жарило нас. Я поднял всех, пообедали с кухни и пошли в наше село. Вот и знакомый дом. В нем теперь разместился штаб полка, а на перекрестке в величавой позе стоял Бунтин. Перед ним в блокнот что-то записывал лейтенант, видимо, из нашей «дивизионки» или армейской газеты. Командир рассказывал, что полк вчера ворвался в Васильевку, овладел ею под его непосредственным командованием, а сейчас форсировал реку Псел и ведет бой в центре города. Лейтенант поблагодарил и убежал с материалами, полученными лично от командира полка с переднего края. «Отдохнули твои разведчики?» — спросил командир.

Я спросил его, кто доложил о том, что ведет бой в городе. «Лихолай, конечно», — ответил он. «Да разве в большом городе так ведут бой?» — сказал я. «Я уже и сам усомнился, — ответил он. — Валяй туда сейчас же с двумя разведчиками, проверь и доложи с места по телефону». Знакомой дорогой под прикрытием лесополосы мы быстро добрались до реки, по берегам которой росли деревья и было несколько заводей и луж. За одной из бань сидел Лихолай и не хотел брать телефонную трубку, так как нужно было отвечать о продвижении, а он только что разобрался, что роты ему соврали о том, что форсировали реку, хотя это была обычная лужа чуть выше колен.

«Теперь снимет, а может, и под трибунал отдаст», — грустно молвил он. Я взял трубку. На той стороне уже ждал моего доклада командир, и я сообщил о вранье и об истинном положении. Боя фактически не было. Наша батарея 76-мм полковых орудий вела пристрелку одним орудием целей в городе. Пехота укрывалась за сараями и банями и даже огня не открывала, чтобы противник их самих не обстреливал из минометов. Командир полка тоже добра не ожидал, ибо успел сообщить о победе командиру дивизии. Назревало неладное, а вместе с предыдущими прегрешениями в бесплодных боях с огромнейшими потерями могли наступить и организационные выводы. Наутро стало известно, что командир дивизии полковник Скляров и командир нашего 48-го полка майор Бунтин отстранены от командования. Вместо Склярова был назначен подполковник Есипов Ф. С., а в командование нашим полком был допущен исполнять обязанности заместитель командира полка майор Кузминов М. Я. Приказом по дивизии отстранялся и командир батальона Лихолай.

Ю. И. МУХИН. Как видим, и бой за Сумы шел без какого-либо участия кадрового офицерства. Командир 48-го полка просидел в штабе, из которого не было видно не только противника, но и того, что делал единственный батальон полка. Еще дальше спрятался командир дивизии. Комбаты, видя страх вышестоящих начальников, нагло имитировали исполнение боевых задач, надеясь, что немцы сами отойдут, а они продвинутся и доложат о «взятии» немецких позиций «в ходе атаки» под их мудрым руководством. Артиллерия вела огонь без всякой связи с пехотой, без толку расходуя снаряды. В обычае пехоты было не стрелять по немцам, чтобы те в ответ не стреляли.

Дело решил какой-то командир батареи или дивизиона, который рассмотрел все же немецкие позиции и группу Лебединцева и помог ей достаточно точным артиллерийским огнем. И смелость Лебединцева, который мог бы, по примеру кадрового офицерства и дальше лежать за торфом, но все же решился воспользоваться теми десятками секунд, когда немцы не видели его группу и когда только и возможно было атаковать в этих условиях.

Заметим, что в 1943 году трусливая бездеятельность кадрового офицерства уже не оставалась без последствий. Командарм снял с должностей командиров дивизии и полка. А дальше, как увидите, командование не стеснялось и более крутых мер.

Глава 8. Об уме и тупости

«Как одену портупею…»

Ю. И. МУХИН. Вообще-то «интеллигенция» старательно вкладывает в головы обывателей мыслишку, что на военную службу поступают только умственно неполноценные люди. Мое общение на протяжении жизни с сотнями реальных офицеров не дает оснований прийти к такому выводу. Военные училища — это все же не институты кинематографии или театральные училища, выпускников которых мы сегодня каждый день видим на экранах телевизоров, непроходимая глупость и малограмотность которых уже даже не поражает, а удручает.

Однако определенная специфика армейской службы мирного времени все же не без оснований породила присказку: «Как одену портупею, так тупею и тупею». На мой взгляд, это объясняется определенной интеллектуальной легкостью армейской службы без войны: раз нет Дела, то над ним не надо и голову ломать — живи по уставам и приказам начальников и горя знать не будешь. Конечно, на учениях у офицеров как будто есть возможность проявить свой ум и изобретательность, но это имело бы смысл, если бы мероприятие было не учением, а настоящим боем. Тогда победа и поражение врага доказал бы твой ум. А на учениях доказательством твоего ума является не победа, а оценка командующих учениями генералов, то есть доказательством твоего ума будет то, понравился ты им или нет. Так что, как ни крути, а мирная армейская жизнь по уставам и указаниям начальников с точки зрения доходов в армии является наиболее «умной».