Приключения барона Мюнгхаузена - Рудольф Эрих Распе

По возвращении в Европу я отправил от имени капитана несколько окороков лордам адмиралтейства, а также лордам казначейства; еще несколько штук послал лорду-мэру и в городской совет Лондона, а также торговым обществам, остальные раздарил своим друзьям. Со всех сторон мне изъявляли самую горячую благодарность, а лондонское Сити ответило на мой подарок весьма лестным образом: я получил приглашение ежегодно обедать в ратуше в день выборов лорда-мэра.

Медвежьи шкуры я отослал императрице одного северного государства на шубы для Ее Величества и высших чинов двора. Она отблагодарила меня собственноручно составленным письмом, которое было доставлено мне чрезвычайным посланником. Будучи вдовой, упомянутая августейшая особа в этом письме предлагала мне великую честь разделить с ней трон. Но так как сан венценосца никогда не соблазнял меня, то я в деликатнейших выражениях отклонил высокую милость. Посланник, вручивший мне письмо императрицы, получил приказ обождать моего ответа, чтобы лично доставить его своей государыне. Второе письмо, вскоре полученное мною от нее, свидетельствовало о силе страсти вдовствующей монархини и о благородстве ее духа. Неизлечимая болезнь в скором времени постигла эту женщину с нежной душой, и случилось это единственно по причине моей жестокости, о чем я узнал из разговора с ее приближенным, князем Д[11]. Право, не знаю, что такое находят во мне дамы, но умершая императрица была не единственною представительницею женского пола, предлагавшей мне корону.

Недобросовестные люди распустили слухи, будто бы капитан Фиппс во время своего путешествия дошел на корабле не так далеко, как мог бы это сделать. Но мой долг защитить в данном случае его доброе имя. Наше судно шло верным путем, когда я нагрузил его таким громадным количеством медвежьих шкур и окороков. Так что было бы безумием со стороны Фиппса после того продвигаться дальше на север, ведь мы едва могли плыть на парусах даже против мало-мальски свежего ветра, не говоря уже о громадных ледяных горах, преграждавших путь в широтах ближе к полюсу.

Впоследствии капитан нередко признавался, как ему досадно, что он не разделяет со мной славу достопамятного дня, восторженно названного им «днем медвежьих шкур». Мой добрый приятель немало завидует высокой чести, которой я удостоился благодаря этой победе, и всячески старается умалить мои заслуги. Мы уже не раз поссорились с ним из-за этого и до сих пор состоим в несколько натянутых отношениях. Между прочим, он утверждает, будто бы я не имею права хвалиться тем, что обманул медведей, нарядившись в медвежью шкуру. Капитан Фиппс уверен, что если бы он пошел к этим зверям без всякого переодевания, то и тогда они приняли бы его за настоящего медведя.

Конечно, это слишком щекотливый момент, чтобы человек, умеющий ценить благовоспитанность, стал спорить с кем бы то ни было по этому поводу, а менее всего – с благородным пэром.

Приключение десятое

Еще одно морское путешествие совершил я с капитаном Гамильтоном. Мы отправились с ним из Англии в Ост-Индию. Со мной была легавая собака – в полном смысле слова бесценное животное, потому что она никогда не подводила меня. Однажды, когда по самым точным расчетам, какие только были нам доступны, наше судно находилось по крайней мере в трехстах милях от земли, моя собака вдруг начала беспокоиться. Я с удивлением наблюдал за нею целый час, после чего стал уверять капитана и всех судовых офицеров, что суша должна быть близко, так как мой лягаш чует дичь. Это вызвало общий хохот, который, однако, нисколько не поколебал моего доверия к славному псу.

После долгих препирательств я с непоколебимой твердостью высказал наконец капитану, что более верю чутью моего Трея, чем глазам всех моряков на корабле, и тут же смело предложил ему побиться со мною об заклад на сто гиней – сумма, которую я ассигновал на это путешествие, – что не пройдет и получаса, как мы наткнемся на дичь.

Капитан, добрейший человек, опять расхохотался и попросил мистера Крауфорда, нашего корабельного врача, пощупать мне пульс. Тот исполнил его желание, однако тотчас объявил, что я совсем здоров. Тут между ним и капитаном Гамильтоном завязалась негромкая беседа, бóльшую часть сказанного я отлично расслышал.

– Он чуточку не в своем уме, – пробормотал капитан. – По чести, я не могу заключить такое пари.

– Я совершенно противоположного мнения, – возразил врач. – Приятель ваш здоровехонек, только он полагается больше на чутье своей собаки, чем на здравый смысл любого члена экипажа. Он в любом случае проиграет, но так ему и надо.

– Держать подобное пари, – продолжал между тем капитан, – не вполне честно с моей стороны. Однако тем более будет достойным поступком, если я возвращу барону выигранные у него деньги.

Во время этого разговора Трей продолжал делать стойку и еще более укрепил меня в моем мнении.

Едва мы с капитаном успели ударить по рукам, как несколько матросов, которые занимались рыбной ловлей в шлюпке, привязанной к корабельной корме, убили гарпунами огромную акулу и немедленно втащили свою добычу на борт. Когда команда принялась потрошить рыбу, в ее внутренностях оказалось не менее шести пар еще живых куропаток.

Несчастные птицы так долго пробыли в своем заточении, что одна из самок сидела уже на пяти яйцах, и в тот момент, когда акуле распластали брюхо, из одного яйца как раз вылупился первый цыпленок.

Этот выводок куропаток мы вырастили вместе с котятами, появившимися на свет за несколько минут перед тем. Старая кошка полюбила маленьких птичек не менее своих четвероногих чад и страшно сердилась, когда наседка улетала слишком далеко и медлила возвращаться. Среди остальных куропаток оказалось четыре самки; они сидели на яйцах то в одиночку, то по нескольку штук за раз, так что в продолжение всего нашего путешествия за столом капитана постоянно имелась в избытке свежая дичь. Бедняге Трею в виде награды за сто гиней, выигранных мною благодаря его тонкому чутью, я приказал ежедневно отдавать косточки куропаток с наших тарелок, а порой угощал его и целой птицей.

Приключение одиннадцатое

Я уже рассказывал вам однажды, господа, о небольшом путешествии на Луну, которое совершил, чтобы найти там свой серебряный топорик. Впоследствии я попал еще раз на наше ночное светило, но уже несравненно более приятным способом, и оставался там достаточно долго для того, чтобы основательно изучить множество невиданных явлений, которые и опишу вам настолько точно, насколько позволяет мне память.

* * *

Один мой дальний родственник вбил себе в голову, что где-нибудь непременно существуют люди-исполины, равные по росту тем, кого будто бы нашел Гулливер в царстве Бробдингнег. Старый оригинал не жалел ничего, лишь бы отыскать этот диковинный народ, и предпринял далекое путешествие с целью научных исследований, причем предложил мне отправиться вместе с ним.

Что же касается меня, то я считал упомянутый рассказ Гулливера не более чем занимательной сказкой и так же мало верил в существование страны Бробдингнег, как и в существование Эльдорадо. Между тем мой родственник назначил меня своим единственным наследником, после чего я счел своим долгом исполнить его желание.

Мы отправились в путь и благополучно достигли Тихого океана, без всяких особых приключений, которые стоило бы отметить, кроме разве что встречи с летающими женщинами и мужчинами, исполнявшими в воздухе дивный менуэт или виртуозно кувыркавшимися, как самые искусные акробаты. Но подобные мелочи, конечно, не заслуживают вашего внимания.

На восемнадцатый день, после того как мы миновали остров Отахеити, жестокий ураган подхватил наш корабль, поднял его по крайней мере на тысячу миль над поверхностью моря и продержал довольно долгое время на этой высоте. Наконец свежий ветер надул наши паруса, и мы с невероятной скоростью помчались дальше.

Шесть недель носилось наше судно над облаками, как вдруг мы увидали остров, круглый и лучезарный. Мы вошли в удобную гавань, высадились на берег и увидели, что этот неведомый край населен. Перед нашим взором расстилалась новая земля с городами, деревьями и горами. Там текли реки, синели озера, и мы уже вообразили, что каким-то чудом вернулись в покинутый нами подлунный мир.

Однако наше заблуждение вскоре рассеялось. Сверкающий остров, на который мы высадились, оказался Луною. Здесь мы увидали громадные человеческие фигуры, носившиеся верхом на дивных треглавых орлах.

Чтобы дать вам некоторое представление о размерах этих удивительных птиц, я должен сказать, что расстояние между концами их крыльев было вшестеро больше самого длинного каната на нашем корабле. Вместо того чтобы ездить верхом на лошадях по примеру жителей Земли, обитатели Луны летали на этих исполинских птицах. Их царь как раз в то время затеял войну с Солнцем. Он предложил мне должность офицера в своем войске, однако я вежливо уклонился от этой чести.