Прямой эфир (сборник) - Коллектив авторов

– А как вы быстро прилетели, Прасковья Ивановна.

– Где ж быстро?! Вон тебя как… Извозили…

– Нет, быстро, быстро… А где ж вы факелы-то раздобыли? А я смотрю – бегут с огнём… Прямо кино и немцы.

– А это Толи-соседа. Он их по старинке для рыбы держит. А тут как-то к нему за маком залезли, так он их факелом-то и разогнал. Хорошо, говорит, справился.

– Как за маком?! Наркоманы, что ли? – удивился я.

– Да, солдаты-то, азияты эти, черти…

Потом мы принялись вычислять, кто мог напасть на нас, что делать с моим зубом, как унять ноющий нерв… Света тем временем ватой подробно «слизывала» кровь с моего тела. Затем нагрела воды, налила её в таз, выгнала всех из комнаты и принялась мыть мне ноги. Я сопротивлялся, как мог, но она слушать ничего не хотела, усадила меня на табурет и принялась за дело. Опять было стыдно. Мне казалось, что в этой процедуре было что-то неестественное, хотелось, чтобы это скорее кончилось. Но Света с таким упорством и потребностью взялась за этот ритуал, что я сдался. Так, в стыде и блаженстве, я всё это и протерпел.

А когда все первые реакции и дела, явившиеся следствием последнего события дня, столь всколыхнувшего этот дом, стихли, Светлана повела меня в маленькую спаленку.

Надо сказать, что эту каморку по приезде я и не сразу заметил. Это была комнатка в комнате, по принципу матрёшки, маленькая спаленка на одну кровать. Должно быть, эта символическая «отдельная» комната была когда-то придумана в этой семье для молодых влюблённых, может быть, для будущего полковника и будущей матери его трёх дочерей. Стены здесь были тонки и даже не доходили до потолка. Дверь сюда я поначалу принял за вход в чулан или другое подсобное помещение. Но здесь было чисто, уютно, милые светлые обои и широкая панцирная кровать. И всё это запиралось изнутри…

В комнату с такой биографией, открыто, не скрываясь, и привела меня Света.

Она заперлась на ключ, раздела меня, сама села рядом на стул, голову положила мне на грудь и так просидела почти до утра, пока я не уснул.

Утром мы уехали. Попрощались по-семейному. Анжела с Валюшей преподнесли мне на прощание вышитые за ночь подушечки для иголок – должно быть, их научили в школе на уроках труда – розовую и голубую, с трогательными, по-детски вышитыми узорами. Прасковья Ивановна напекла пирогов.

А потом была наша Одесса, любовь и ссоры, была её Астрахань, арбузы, были полковничьи сто рублей на мой фарфоровый зуб, наши письма, мой пьяный сумасшедший приезд в Ярославль, её кожано-фешенебельный набег на Москву, отсутствие моих цветов, посредничество нашего друга, опять ссора, опять письма и та дурацкая квитанция через год…

Теперь она в Риге, замужем, у неё есть ребёнок – мальчик.

Москва, 1989 год

Картинки детства

Люся Крюкова

Иногда вдруг всплывают в памяти эти и другие картинки из моего детства.

Картошка

Помню себя лет с пяти. Конец 40-х. Новосибирск, Вокзальная улица, 122.

В нашем дворе жили пять семей, и в каждой из них были дети. Росли они без отцов, которые не вернулись с войны.

Детство было полуголодное – картошка, хлеб, да и то не всегда досыта. А уж мясо, рыба, колбаса… Эти продукты вообще крайне редко бывали на наших столах.

Чего мы только не делали из картошки! Мы её и жарили, и пекли, отваривали «в мундире», делали пюре, драники…

Я себе устраивала праздники. Пекла ломтики картошки на печке, заворачивала их в пакетики из бумаги. Затем вставала на табуретку, сама себе рассказывала стишки и награждала себя же за выступление бумажным кулёчком.

Зимой я выносила картошку в сени, чтобы та промёрзла, стала сладкой и очень вкусной! Так тогда казалось.

Мама много работала, дома бывала редко. Брат старше меня на пять лет. Конечно, он верховодил у нас. Бывало, посадит меня чистить картошку, а сам бежит на улицу играть с мальчишками. А я сидела и чистила, чистила…

Потом я выросла и разлюбила картошку.

Уже много лет не ем её.

Радио

У нас в комнате над столом висело радио – круглая чёрная тарелка. Я любила слушать сказки, спектакли, концерты. И очень нравилась мне песня «Самара-городок». Я вытаскивала вилку приёмника и кричала в розетку, чтобы мне спели ещё разок эту песню. Потом возвращала вилку на место, садилась и долго ждала повторения.

Наверное, меня никто не слышал, потому что про Самару-городок в этот день больше не пели.

Баня

Суббота, банный день – праздник для меня.

Я ходила в баню несколько раз в день, со всеми нашими соседками. Там продавали вкусную газировку с сиропом – тридцать копеек за стакан.

Маме я так и сказала, что когда вырасту, пойду в баню работать банщицей. А мама меня спросила, как же ты будешь там работать, ведь туда и мужчины тоже ходят? Газировка с сиропом манила непреодолимо, и я быстро нашла выход:

– Тогда я буду в бане продавать билеты!

Друг Вовка

В детский сад я категорически отказалась ходить за год до школы. Наша воспитательница Мария Ивановна была человеком жёстким и нередко поддавала нам. Мне это почему-то очень не нравилось, и я стала оставаться дома одна. Мама на работе, брат в школе.

И был у меня друг Вовка Кульков. Его родители снимали квартиру через два дома от нашего.

У Вовки мама не работала, поэтому Вовка тоже в детский сад не ходил. Как только мы просыпались, так сразу бежали друг к другу. Целыми днями играли вместе. Летом на улице, зимой – дома у Кульковых. Если меня кто-то обижал, то Вовка тут же налетал с кулаками на обидчика.

Вовкина мама – тётя Аня иногда водила нас в ТЮЗ и даже в Оперный театр на детские спектакли. Хозяйка дома, где квартировали Кульковы, – старая бабка с клюкой гоняла меня. Бранилась, говорила, что это безобразие, когда девочка с мальчиком играет!.. Бабка закрывала калитку на щеколду, не пускала меня к ним во двор.

Однажды Вовка не стерпел такого хамского отношения к нам и запустил пустой бутылкой в бабку, да попал ей прямо в нос. Конечно, потекла кровь. Крики, ругань, досталось тогда моему другу крепко…

Вот такой у меня был заступник!

Где же ты теперь, друг мой Вовка?!

Корона для принцессы

Начало пятидесятых.

Мне лет восемь, Элке Костенко – чуть больше трёх. Это позже мы с ней подружились на всю жизнь, а в то время мы и подругами-то не были, скорее я была для неё нянькой. Очень я любила Элку и много времени проводила с ней. В нашем дворе дети росли без отцов. Матери наши много работали, чтобы хоть как-то накормить нас, приодеть. А у Элки был отец. Они жили хорошо по тем временам, как нам казалось. Помню, выходит на улицу Танька Абрамова с ломтём чёрного хлеба, на нём – маргарин да сверху соль. И тут выруливает Элка из своего двора с ломтём белого батона, который намазан вкусным сливочным маслом и посыпан белым сладким сахаром. Это было «пироженое» для нас. Мы все просили откусить, и Элка не жадничала. Бутерброд моментально исчезал, и Элке ничего не оставалась, как снова бежать домой за очередным «пироженым».

Однажды летом, как обычно, мы играли на улице. Во дворе росло много лопухов, и на них уже появились колючки. Из этих колючек я сделала корону и надела её на белобрысенькую головёнку Элки. Корона так хорошо зацепилась за жиденькие волосёнки, что сниматься с головы уже никак не хотела. Смотрелась корона очень красиво, и мы все говорили Элке, что она очень похожа на принцессу. Позже я попробовала снять колючий кружок с белобрысой головы, но не смогла. На шум переполоха прибежала Элкина мама, но и у неё ничего не вышло.

Мне, конечно, влетело, а принцессу отвели в парикмахерскую и постригли наголо.

Розыгрыш

Тимофей Зацепилов

Вечер шестого января выдался морозным. Смёрзшийся с рамой окна градусник застыл на двадцатой отметке ниже нуля. Ну и пусть! Совсем скоро друзья подхватят меня, и мы уедем в ночь – туда, где горит огнями Москва, где всегда весело и жарко.

Спустя четверть часа я стоял на автобусной остановке и ждал – с минуты на минуту должен был показаться нужный автомобиль. Тем временем мороз крепчал, заставляя раньше времени начать исполнять разные танцевальные па. За двадцать минут я серьёзно замёрз, и настроение, словно ртуть на градуснике, стало понижаться к отметке «ноль».

– Ничего страшного, – успокаивал я себя, пританцовывая. – Ещё подожду немного и сам позвоню Гарику.

Через минуту я уже искал в записной книжке своего телефона номер приятеля. Одеревеневшие на морозе пальцы с трудом реагировали на мозговые импульсы, поэтому процесс вызова друга утомительно затягивался.

И тут телефон сам разродился сигналом вызова, звонил виновник моего томительного ожидания. Коротко извинившись, Гарик сообщил, что уже целых пятнадцать минут вся компания ждёт меня, правда, чуть дальше от остановки. Товарищ настоятельно рекомендовал более не играть на нервах ребят и как можно скорее отыскать мигавшее «аварийкой» авто.