Рядовые Апокалипсиса - Борис Громов

Донг снова зачирикал, а укушенный заметно повеселел. С тем и поехали назад в Ивантеевку. Трупа в переулке уже не было, зато выезд на Автопроездную улицу, по которой Юра спокойно проехал вчера вечером, сейчас был перекрыт помаргивающей проблесковыми маяками машиной ДПС. Пришлось ехать в объезд, вокруг парка. Хотя спешить теперь уже особо нечего. А чего уж там у ментов приключилось, Паку было глубоко плевать, пусть сами о своих проблемах думают.

В Ивантеевке они были уже к шести часам утра, но въехать на машине на территорию фабрики не получилось. Что–то там опять случилось с электромотором, открывающим ворота. Вечно его коротит и как всегда – не вовремя! Пора уже заменить. Остановив «буханку» перед проходной, Юра вылез из машины сам и велел выбираться вьетнамцам. Укушенного совсем развезло с двух стаканов водки: он с трудом передвигал ногами и шел только благодаря Ване Донгу, который придерживал его под локоть. Проходя через «вертушку», он вдруг остановился и, несколько раз судорожно икнув, рыгнул прямо себе под ноги. Прощебетав что–то, видимо извинения, слабым голосом он, по–прежнему поддерживаемый Донгом, поплелся к дверям заводского корпуса. Пак, взяв ключи, пошел следом.

Уже на втором этаже, перед открытой дверью, он дал Ване последние указания:

— Этого уложите спать, завтра, пока в себя не придет – не трогайте. Если вдруг ему плохо станет – звони мне, привезу доктора. А то крыса – зверь такой… Мало ли какой заразой наградит…

Закрыв вьетнамцев, Юра пошел назад к машине. В узеньком коридорчике возле «вертушки» уже елозил шваброй по полу один из подчиненных Степаныча.

— Что, ПХД[23] у вас? – беззлобно усмехнулся Пак.

— Да ну тебя! – отмахнулся охранник. – Надо было этого твоего «узкопленочного» убирать за собою заставить!

— Да ладно тебе, сам видел, хреново ему. Азиаты, блин, ни фига пить не умеют! И тяпнул–то два стакана, а накрыло так, как нашего русского с литрухи не накроет.

— Это ты, что ль, русский? – хихикнул вдруг охранник, отставив швабру.

— Но–но! – шутливо погрозил ему пальцем Юра. – Это что за фашистские и ксенофобские высказывания? Где твой интернационализм, юноша?

Уже выходя из дежурки, он услышал, как охранник со смехом сообщил ему в спину точный адрес, по которому проживает его интернационализм. Старый, всем русским хорошо известный адрес, так хорошо рифмующийся с вопросом «Где?». Все еще улыбаясь, Юра повернул ключ в замке зажигания, прикидывая, куда бы отправиться после завтрака – в сауну или по девкам, благо, пара знакомых сутенеров имелась. Совмещать эти виды досуга он не любил, будучи твердо уверенным, что в бане с девушками не получится толком получить удовольствие ни от первого, ни от второго. Прикинув все «за» и «против», Пак остановился на бане, и «буханка» бодро покатила к его дому.

Юра даже в кошмарном сне не мог себе представить, что ровно через тридцать две минуты после его отъезда укушенный крысой вьетнамец перестанет дышать. А еще через четыре минуты его мертвое тело встанет с кровати и молча вгрызется зубами в горло спокойно спящего по соседству Вани Донга…

А к вечеру Юре стало плохо. Все–таки правы были люди, говорившие ему когда–то, что пить водку в бане – нехорошо. Слишком сильная нагрузка на сердце. Раньше он на подобные разговоры внимания не обращал, а вот теперь понял, что все может быть вполне серьезно: его сердце будто кто–то в кулаке стиснул… А при каждой попытке вдохнуть полной грудью в него словно длинная игла вонзается. Ох, мама, хреново–то как! Что делать? «Скорую» вызвать? Да ну их к чертовой бабушке! Пока доедут – сто раз окочуришься. О! На первом этаже соседнего дома – травмпункт. Уж там–то не откажут в помощи! Как же все–таки хорошо, что отсыпаться он остался в Ивантеевке, на одной из нескольких «конспиративных квартир», оставшихся в собственности Петра Сергеевича Жмыхова еще с тех пор, когда он был просто Петей Жмыхом. Если б укатил к себе, в недавно отстроенный в дачном поселке «Полянка» двухэтажный домик, могло бы быть куда хуже, там врачей поблизости нету.

В «травме» было на удивление многолюдно. Помимо нескольких вечных «завсегдатаев» любого лечебного заведения – старушек разной степени дряхлости, готовых симулировать любое заболевание, лишь бы получить возможность хоть кому–то пожаловаться на невежливую современную молодежь, на бестолковое правительство и вообще на общую неустроенность жизни, в коридоре сидело довольно много народа. Человек пятнадцать ютились на неудобных пластиковых стульчиках вдоль стен. Были они разного возраста и пола, но объединяло их всех одно: на каждом белели свежие повязки, по большей части на руках. И глаза были какие–то испуганные, что ли. Что это с ними? Хотя, какая на фиг разница! Тут самому бы копыта не отбросить. Юра заглянул в открытую дверь одного из кабинетов, в котором что–то несусветное буровил крепко пьяный мужик, с залитой кровью рубашкой и разбитым лицом, которому мощный врач–кавказец с ломаными ушами и немного оплывшей фигурой бросившего спорт борца–вольника пытался вправить сломанный нос.

— Что у вас? – спросила Пака молоденькая и очень миловидная медсестра, обернувшаяся на его тихое покашливание.

— Сердце прихватило! – почти прошептал он, пытаясь не вдыхать слишком глубоко.

— Пили?

Юра в ответ понуро кивнул. Медсестра неодобрительно нахмурила брови и покачала головой, всем своим видом говоря что–то вроде: «Вот только еще одного алкаша нам и не хватает для полного счастья!» Однако встала и провела его в соседний кабинет, усадила на стул. Достала из шкафчика тонометр и, сноровисто натянув Юре на руку синюю эластичную манжету, померила давление. Судя по изменившемуся с недовольного на участливое выражение лица, показания круглого циферблата ей не понравились.

— На кушеточку прилягте. Я сейчас укольчик вам сделаю.

Он послушно лег на кушетку.

— А что это у вас тут за аншлаг такой?

— Ой, и не говорите, – всплеснула руками медсестра, вынимая из стеклянного шкафчика какие–то ампулы и одноразовый шприц в прозрачной упаковке. – Страшное дело! На Ярославском шоссе рейсовый автобус перевернулся. Один из этих московских психов как–то оказался в салоне и на водителя напал.

Тут медсестра, закрыв стеклянную дверцу, обернувшись и поймав непонимающий Юрин взгляд, удивленно округлила и без того большие голубые глаза:

— Вы что, телевизор совсем не смотрели сегодня?

Юре было тяжело не то что говорить, но даже глубоко дышать, он просто отрицательно покачал головой, легонько постучал себя указательным пальцем по шее в районе правой гланды и виновато развел руками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});