Истории московских улиц - Владимир Муравьев

"На Никольской башне, которую разбили в 1812 году французы, образ святителя Николая, оставшийся невредимым от французского нашествия, ныне подвергся грубому расстрелу. Как Никольская башня, так и Никольские ворота совершенно изрыты снарядами, пулеметами, ручными гранатами и ружейными пулями. Совершенно уничтожен киот, прикрывающий икону Св. Николая, сень над иконой сбита и держится на одном гвозде. С одной стороны изображение Ангела сбито, а с другой прострелено. Среди этого разрушения образ Св. Николая уцелел, но вокруг главы и плеч святителя сплошной узор пулевых ран. При первом взгляде кажется, что иконы нет, но, всматриваясь внимательнее, сквозь пыль и сор, вырисовывается сначала строгое лицо святителя Николая, и в правом виске видна рана, а затем становится яснее и весь чудотворный образ - стена и ограждение Священного Кремля".

Власти закрыли поврежденный образ красным полотнищем. "Красною тряпкой затмили - Лик", - писала об этом в одном из стихотворений 1918 года Марина Цветаева. Позднее к этой строке она сделала примечание-объяснение: "Красный флаг, которым завесили лик Николая Чудотворца. Продолжение - известно".

А продолжение было таково.

В праздник 1 Мая 1918 года (в тот год он пришелся на Страстную среду) Красная площадь стала центром торжеств. Было организовано мощное "общенародное" шествие, здания на площади, стены Кремля задекорировали красными флагами и лозунгами.

В.Д.Бонч-Бруевич в статье "Первое мая и В.И.Ленин" описал это празднество:

"Рабочий класс революционной России впервые держал власть в своих собственных руках. Никогда нигде на всей нашей планете еще не было празднования Первого мая при таких неожиданных обстоятельствах... Все районы были на ногах, и великими потоками лилась человеческая стихия на Красную площадь под стены древнего Кремля, где теперь вытянулся громадный фронт братских могил борцов революции, погибших в первых кровавых боях Октября во время вооруженного восстания в Москве, во время первых битв нашей гражданской войны.

Мы все, ответственные работники, конечно, были в рядах демонстрантов-рабочих и шли каждый со своим районом или со своей организацией. Я шел с организацией рабочих и служащих Кремля. Пройдя мимо трибуны, где назначенные от правительства товарищи, с Л.Д.Троцким и Я.М.Свердловым во главе, принимали демонстрацию, я отделился от рядов демонстрантов и присоединился к рядам правительства, собиравшегося на трибуне. Мне хотелось поделиться впечатлениями с Владимиром Ильичем, и я знал, что он наверное сейчас находится на Кремлевской стене, откуда он хотел посмотреть на всю демонстрацию. Его выступление на площади должно было совершиться несколько поздней, когда демонстранты подойдут и займут площадь.

Я пришел в Кремль и поднялся на Кремлевскую стену, с которой когда-то Наполеон смотрел на пожар Москвы.

Владимир Ильич радостный ходил по широченному проходу стены, часто останавливаясь между ее зубцами, и смотрел пристально на площадь.

Я подошел к нему.

- Вы шли с демонстрантами? Я видел вас... - встретил меня Владимир Ильич, весело и юно смотря поблескивающими глазами.

- А как же? - ответил я ему. - Первого мая мы все должны быть там...

- Это хорошо, это верно! - одобрил Владимир Ильич. - Не надо отрываться от масс, несмотря на всю занятость. Самое важное - не потерять постоянную связь с массами. Надо чувствовать жизнь масс..."

Затем Ленин спустился со стены, вышел на площадь и произнес краткую речь.

Торжества продолжались весь день, ораторы сменяли один другого. Конечно, никто им возражать не смел. Но к вечеру произошло неожиданное. Вот как об этом рассказывает современник Н.П.Окунев в своем дневнике:

"Первого мая к вечеру огромное красное полотнище, закрывавшее изъяны, причиненные Никольским воротам во время октябрьского переворота, когда была разбита икона Николая Чудотворца, порывом ветра было разорвано, и таким образом ясно обнаружилось как раз то место, где скрывался под красной тканью образ. На другой день собралась к воротам огромная толпа людей, видевшая в этом чудо. По требованию верующих был совершен из Казанского собора к Никольским воротам крестный ход, и там отслужен молебен. А затем явились конные стражники и разогнали всех, сделав даже несколько выстрелов, к счастью, в воздух".

Явление иконы Николая Чудотворца было воспринято как знак. По всем московским приходам заговорили об общем крестном ходе к Никольским воротам. Крестный ход состоялся 22 мая. Репортер газеты "Новая жизнь", явно настроенный к нему враждебно, невольно создает грандиозную картину:

"С утра улицы Белокаменной переполнены народом. Со всех концов, от всех сорока сороков церквей по направлению к Красной площади движутся процессии молящихся, развеваются, сверкая на солнце, тысячи хоругвей, несется торжественное церковное пение. У Никольских ворот, где на днях наблюдалось "чудо", совершается непрерывная церковная служба. Десятки тысяч фанатизированных женщин наполняют Красную площадь, толпясь у могил жертв революции. Поражает обилие интеллигенции: масса вылощенных лиц в котелках, студентов в кителях, дам в шляпах. Подавляющее большинство - серая мещанская пыль, озлобленная, угрюмая, полная ненависти ко всем и ко всему".

Репортер не говорит, по понятным соображениям, что все же большинство крестного хода составляли пролетарии - рабочие, работницы, солдаты, крестьяне.

А "полная ненависть ко всем и ко всему" исходила с другой стороны: весной и летом 1918 года как мирный народный протест против новой власти многолюдные крестные ходы проходили по всей России, и в некоторых городах они были расстреляны.

Образ Николая Чудотворца на Никольских воротах через некоторое время был заложен кирпичом.

В 1925 году, когда подошло время в очередной раз ремонтировать Казанский собор, община верующих храма решила по возможности вернуть собору прежний облик. Произвести реставрацию предложили тогда уже известному своими реставрационными работами П.Д.Барановскому. Средства на реставрацию давала община.

Барановский начал реставрационные работы с барабана главы собора и восстановления кокошников. Понимая, что работа продлится долго, он, чтобы не портить вида Красной площади, работал без лесов, и Казанский собор преображался, обретая прежнюю красоту, на глазах москвичей.

Но довести реставрацию Казанского собора до конца Барановскому не удалось: в 1930 году храм был закрыт, община распущена. Здание собора было наскоро переоборудовано под жилые коммунальные квартиры.

В.И.Березина, бывшая жилица дома № 1 по Никольской улице, как стал именоваться Казанский собор, поселившаяся в нем в 1934 году "по замужеству", рассказывает об условиях жизни в переоборудованном под жилье соборе.

"Жизнь в церкви я до сих пор вспоминаю с содроганием. Бытовые условия были такие, что никому не пожелаю. Комнатки тесные, в каждой по 4-5 человек. Стены голые: от церковных интерьеров и утвари нам ничего не осталось. Окошечки узенькие, света почти не давали. Кухни и ванной комнаты как таковых не было вовсе. Но в каждой комнате - раковина с холодной водой, и паровое отопление у нас было: печки не топили, это я точно помню...

В то время Казанская церковь вместе с Иверской часовней выглядели как несуразный двухэтажный дом с деревянным грубо сколоченным чердаком... Бывший собор обнесли дощатым забором... Один вход был со стороны Исторической площади, другой - с Никольской... Туалет находился на первом этаже, это был деревянный сортир в три очка".

На старых фотографиях видны и забор, и "чердак". По всей видимости, это оставшиеся от реставраторов ограждения и леса.

"Ордерa на столь "центровую" жилплощадь, - продолжает рассказ Березина, - выдавались только "классово устойчивому элементу", в основном рабочим. Но все равно жизнь в соборе протекала под неусыпным контролем Лубянки. Во время парада или демонстрации в каждой комнате сидел у окна их сотрудник, а еще один - на чердаке. Помню, один раз на майские праздники такая духота была, что энкавэдэшник наверху в обморок свалился. Мы, жильцы, хотели было ему помочь, а он нас не впустил - ждал, покуда свои заберут. Накануне каждого мероприятия с нас слово брали: будем дома или уедем. И ни разу никто не ослушался. Бывало, если раньше вернешься - демонстрация еще не кончилась, - идешь себе на бульвар гулять или еще куда-нибудь..."

Но кроме неудобств были и выгоды, о которых многие советские люди тогда мечтали: жильцы собора могли из своих окон видеть парады и демонстрации и, главное, - Сталина.

"Мы, жильцы, - вспоминает Березина, - Сталина в окна высматривали все ждали, когда на трибуну выйдет. А если колонна демонстрантов шла мимо Мавзолея, когда на нем товарища Сталина не было, люди потом очень сокрушались, даже в истериках бились".

Корреспондент газеты, в которой было опубликовано это интервью, спросил, испытывали ли жильцы чувства стеснения или неловкости не из-за бытовых неудобств, а из-за того, что жили в храме. "Нет, - получил он ответ. - Мне было двадцать лет, но и моя свекровь, и люди более старшего возраста об этом не думали. Наверное, время было другое".