Отто фон Штиглиц - Андрей Готлибович Шопперт

– Давай, – значит, плохо объяснил.

– А если один мотоциклист едет? – и рожа зверская.

– А если конь?

– Какой конь?

– В кожаном пальто. Повторяю, в бой не вступать, себя не обнаруживать. На полной скорости едешь сюда. Теперь всё?

– Разрешите выполнять? – и этот обиделся, но причины противоположные с майором. Этот пострелять хочет. Орден нужен. Ну, на ордена уже все заработали. Или на расстрел. Приедем – увидим.

Акимушкин за сутки ходить не научился. Мог только лёжа стрелять. Плохо. И тут Брехту мысль пришла в голову. Вызвал Егорова – механика самолётного.

– Сходи туда, не знаю куда, возьми то, не знаю что, но через пару часов, чтобы у Сашки Акимушкина было кресло поворотное и станок для пушки. Можешь танк раскурочить и оба броневика. Можешь у местных досок добыть. Одна нога там, побежал.

Не побежал, репу почесал и поплёлся, вот не «есть» ни сказал, ни «слушаюсь». Распустили вы людей товарищ Дон Педро.

Егоров не сказал про «есть», а первым делом пошёл к завхозу, коим Брехт Красницкого назначил и выбил у него две коробки шоколада, за чем и был застукан Брехтом.

– Так, тащ полковник. У них кузнец есть в селушке этой. У него инструмент, горн. Ещё бы песет чуток выделили и вдвоём мы таку-таку штуку сробим, загляденье будет. – Покрутил рукой, словно лампочку вворачивает.

А что, не себе.

– Товарищ майор, выделите, сколько понадобится. Вот, сердцем чую, что Акимушкин в этом противостоянии последнее слово скажет.

На «Форде» главную дорогу сторожить выехал сержант Афанасьев. Ну, этот к дисциплине приучен. Мотор ему сказал Брехт не глушить, пусть на холостых жрёт бензин. Три бочки прихватили на складе, да баки под завязку заправили. Тут скорость важнее бензина.

Зря готовились и волновались. Больше никаких гостей в Альмандронес в этот день не пожаловало. Егоров к вечеру забрал второй «Форд» и привёз из кузницы настоящий агрегат. Кресло и вращалось и само передвигалось по направляющим. Вот кого надо конструктором самолётов ставить. Никакие Туполевы и рядом не стояли.

Акимушкин, принесённый на колокольню, уселся, покрутился, поездил туда-сюда, произвёл пробный выстрел, без дефицитного снаряда и показал большой палец.

– Как вы говорите, тащ полковник – «Урою».

Немцы они не дураки. Они на разведку прислали самолёт. Мессершмитт Bf 109. Шёл он над дорогой, что разбита была, со стороны уничтоженного диверсантами склада продовольствия легиона «Кондор». Летел. Низко. Искал врагов и пропавших итальянцев. Полыгалова то ли не заметил, то ли за цель не посчитал, но появился вблизи церкви неожиданно и почти бесшумно. Когда увидели, было уже поздно метаться. Но на счастье русских, ну, почти русских – советских, немец пилот сходу стрелять не стал. Ходят солдатики в их немецкой одежде, перед церковью следы боя. Танк опять же их немецкий стоит. Помахал крыльями и пошёл круги нарезать. Зря. На втором круге Акимушкин из английской мелкой пушечки, весом всего сто тридцать кило, снарядик пустил. Бах. Не БАХ, а бах, из-за шума, что самолёт производил, почти и не услышал никто выстрела, колоколенка окуталось облачком мелким белым и всё действо. Снарядик маленький, всего 668 грамм, да и патрон весит чуть больше кило двести. Зато начальная скорость у него 600 метров в секунду. Снаряд вылетел из обрубка, иначе эту Виккерса-Терни никак и назвать нельзя и полетел. Вот снаряды из пушек они летят, а самолёт в те былинные годы по небу ползал со скоростью, которую в будущем и машина на земле многие развивали. Догнал заходящий на третий круг английский снаряд немецкий самолёт и русский снайпер начал на специально таскаемой с собой палочке рисовать очередную зарубку. Это его Иван Яковлевич надоумил. Режут же зарубки снайпера на прикладах винтовок, лётчики звёздочки рисуют, Но у Акимушкина то пушки, то пулемёты, они железные и всё время разные. Потому ему Брехт про палочку и рассказал. Прижилось.

Сейчас Иван Яковлевич заглянул через Сашкино плечо и помотал головой. На войне, кажется, за десять самолётов сбитых будут Героя давать. Или за двадцать. Так по обоим подсчётом Сашке Герой положен. Двадцатая зарубка. Силен. Чертяка.

Событие восемнадцатое

Мюллер на совещании:

– Все свободны. А вас Штирлиц я попрошу остаться.

– Ну попросите.

– Ну Штирлиц…… ну останьтесь….. ну пожалуйста…

Решили ещё на один день задержаться в деревушке при церквушке. Явно Господь их тут прикрывает от ворогов и ништяки всякие посылает. С немецкого самолёта ещё один пулемёт достался и лётчик пленный. Что-то удачно там Акимушкин продырявил и самолёт заглох и не взорвался и не закувыркался, сел на дорогу, что вела к железке. Тут лётчика Афанасьев подъехав на «Форде» и схомутал. Это только на первый взгляд сержант медлительный увалень. Фиг-вам. Он командир отделения диверсантов, а туда за красивые глаза не попадёшь. Пять лет отслужил и все пять лет тренировки. Схомутал, подцепил тросом самолёт и пригнал его в расположение. Ну, не совсем пригнал. На полдороге отобрали у него птичку ребята с гораздо более мощным тягачём. К «Мерседесу» подцепили. Брехт Валерия Иваныча поблагодарил и назад отправил.

В колокольне, внутри немца допросили. Кучу разных новостей узнали. Все плохие. А некоторый совсем плохие. Началось наступление на Гвадалахару. Иван Яковлевич полную историю Испанской войны не знал. Так отрывочки, но что Мадрид падёт раньше Гвадалахары – точно, и что после Мадрида ещё побережье будет держаться сколько-то, как-то же вывезли золотой запас. То есть, не должны Гвадалахару взять. Так вот, часть легиона Кондор всвязи с этим перебросили с того аэродрома, на который Брехт нацелился. Прямо им сюда под бок доставили. Но тоже не всё просто из-за их нападения на склад охрану усилили, там теперь полная рота стоит. Испанцы, но не крестьяне. Нормальная рота. Успела повоевать в Сантандере на Севере.

Это не самая плохая новость. Франко выжил, а с ним и министр Внутренних дел и