Чужой портрет - Мария Зайцева

на поверхности реальности.

Одновременно пытаюсь дышать, чтоб унять это рабское, животное в себе, то, что когда-то сумел проявить и воспитать Алекс… Нет, голоса у них не похожи… Наверно, если бы Алекс говорил вот так же, как Каз сейчас, с такими же угрожающе-вибрирующими интонациями, я бы… Я бы и дальше подчинялась. До сих пор бы подчинялась…

— У меня нет такой напарницы, — так же спокойно отвечает Ланка, — только Ольга… Она сегодня, насколько я знаю, не работала… Но наши графики иногда совпадают… А что случилось, Казимир Андрианович? Что-то пропало?

— Можно сказать и так… Позволите пройти?

Ой…

Еще раз бегло осматриваю кухню.

Даже в окно не прыгнуть, третий этаж!

— Нет, — голос Ланки так же сух и спокоен, — у меня ребенок спит. Его нельзя беспокоить.

— Я не побеспокою… Просто неудобно тут, на пороге…

— Мне удобно. Простите, Казимир Андрианович, но я пущу вас только при условии ордера на обыск.

— Какая вы… — хрипит Каз, — неприступная… Не боитесь потерять работу?

— Боюсь, — спокойно отвечает сестра, — но не до такой степени, чтоб терять уважение к себе. Мой сын — инвалид, его очень сложно уложить, и, если проснется, то сложная ночь мне обеспечена… Хотя, вам эти трудности вряд ли знакомы… И я не понимаю причин вашего визита в такой поздний час.

— Мне нужно узнать, кто сегодня вечером был вместо вас на смене, Светлана, — перебивает ее Каз, и мне становится дурно. До тошноты. Не прокатила наша конспирация… Сейчас он уволит Ланку. Просто уволит! Или еще чего хуже, повесит на нее что-нибудь!

— Сегодня на смене была я, — немного удивленно и совершенно спокойно отвечает Ланка, и я поражаюсь ее нервной системе. Я тут уже практически на полу в лужу растеклась от ужаса, а она стоит себе невозмутимо, находит силы противостоять давлению… А ведь Каз не только голосом давит. На нее.

Стоит лишь представить себе, как он стоит у порога, опираясь плечом о косяк, высоченный, поджарый, хищный, словно волк, как смотрит на нее тяжелым, жутким взглядом…

Он ведь может и не спрашивать разрешения!

До меня доходит это с опозданием, и сразу лоб покрывается холодным потом.

Он ведь может просто зайти! Кто ему запретит? Ланка? Смешно… И плевать ему на ее ребенка, на мужа, да на все плевать, боже мой!

Такие люди не видят препятствий!

Почему же стоит? Почему разговаривает?

— Но, кроме вас, еще кто-то был, — говорит Каз, настойчиво очень, — невысокая девушка, с темными глазами, такими большими, ресницы длинные… И губы пухлые… Скулы высокие…

— Не знаю, о ком вы говорите, — перебивает его Ланка, — я таких не знаю. Я пришла сегодня на работу, как обычно, отработала свою смену и ушла… У вас же есть записи с камер слежения? Можно проверить…

— Мы проверили, — отвечает Каз, — и там не видно, чтоб вы работали… Зато видно, что вы, или похожая на вас девушка вышла из подсобки и тут же была перехвачена моим человеком. И уехала с ним.

— Ну вот у этого человека и спрашивайте, я тут причем? — равнодушно говорит Ланка, — я не знаю, кого там перехватил ваш человек, я совершенно спокойно отработала… Правда, свет пару раз гас по всему этажу… Не очень удобно было работать… Но это уже вопросы не ко мне…

— То есть, вы никого не видели больше? — спрашивает Каз, — и с моим человеком, отправленным специально, чтоб привезти уборщицу в клуб к Тагиру Хасановичу, не встречались?

— Нет.

— Вы уверены? Светлана, если я выясню, что вы обманывали…

Ох… Я нахожу в себе силы, наконец, чтоб подняться и даже сделать несколько шагов в сторону двери.

Надо признаться.

Надо самой.

Хватит уже за спиной сестры сидеть! Ей и без того достается!

Цепляю чашку, она летит со стола и разбивается.

Звон в тишине квартиры звучит настолько остро, словно чашка эта, упав, меня напополам разрезает!

Замираю, в ужасе закрывая рот ладонью.

— Ну вот, вы разбудили сына, — с досадой говорит Ланка, — прошу вас уйти!

— Ладно… Но я предупреждаю вас, Светлана…

— Ох, да увольняйте, бога ради! — отвечает сестра, и я тут же, придя в себя, бросаюсь к двери, — только уйдите сейчас!

Нет! Нет-нет-нет!

Я бегу по коридору, стремясь успеть, показаться на глаза Казу, хоть как-то защитить Ланку, совершенно не думая ни о чем в этот момент, в голове каша из отрывочных образов и желаний: страх, жуткий такой, от которого сердце замирает, и готовность закрыть сестру собой, и что-то еще, глубинное, странное…

Но хлопает дверь, и я попадаю в объятия Ланки.

Она обнимает меня, прижимает к себе, гладит по голове, словно маленькую.

— Ну чего ты? Куда понеслась, глупая? Ну все, все… Успокаивайся… Плачет она… Нашла, из-за чего…

Только теперь понимаю, что щеки мокрые совершенно. Оказывается, я все это время беззвучно плакала.

— Лана… Лана… Как же ты теперь? Это я виновата… Я догоню его, скажу… Я одна виновата…

— Господи, дурочка ты такая, — смеется тихо сестра, продолжая обнимать меня и тихонько сдвигая обратно в сторону кухни, подальше от комнаты, где спит Вальчик, — чего ты так испугалась-то? Каза? Ничего он мне не сделает… Ну, уволит… Что я, работу уборщицы не найду в городе, что ли? Смешно же…

— Ты сама говорила… И вообще, он же сказал, что, если узнает, что соврала… — всхлипываю я, но уже спокойней, словно ласковые руки сестры забрали часть моего дикого, неконтролируемого страха.

— Ой… Ну мало ли, что я говорила? — отмахивается Ланка с деланным равнодушием, — конечно, платят тут хорошо… Но ничего, найду еще… И к тому же, меня еще никто не уволил, потому рано расстраиваться… Идем, чаю попьешь, у меня где-то настоечка была. От нервов. Если Серый не выпил, конечно… Пойдем, дюзнем по сто грамм. А то я что-то немного напряглась…

Мы идем по коридору в сторону кухни, я сажусь, наблюдаю, как Ланка, печально вздохнув, отставляет недоваренную кашу с плиты, лезет в шкафчик, достает небольшую темную бутылочку…