Зовите меня Маугли - Александр Афанасьев

— время на исходе.

Если он не раскрутит это дело…

Но он знал, что делать…

…

Примерно через час — «Фольксваген» Пичаи (его первой машиной был «Жук», и он сохранил до сих пор верность этой марке) — припарковался рядом с одной из забегаловок в центре…

Забегаловка эта — была расположена в районе, где находился Верховный суд США. Конечно, она была слишком простой, чтобы сюда ходили обедать и ланчевать судьи — но для юридического персонала суда: помощники судей, делопроизводители — было вполне.

Пичаи постарался не привлекать к себе внимания — но пока шел к прилавку, поймал на себе взгляды и несколько вежливых кивков. В юридическом мире, циничном и неразборчивом в средствах — он был кем-то вроде легенды. Человек, который запросто мог уйти с государственной службы на зарплату в пять-десять раз большую, стать партнером солидной юридической или лоббистской компании — но продолжал получать федеральное жалование и бороться за права. Таких мало осталось. Почти никого.

Хозяин заведения приветствовал его как своего:

— Привет, Ларри. Давно не виделись.

…

— Ну что?

Собеседник Пичаи захлопнул папку.

— Нет.

— Почему? — спокойно спросил Пичаи.

— Ты знаешь ответ.

— И все же.

— Многое изменилось.

В Верховном суде США заседали девять судей, они избирались пожизненно и сидели на своих постах, пока сами не решались уйти. На освободившееся место нового судью назначал тот президент, в период правления которого место освободилось. Сделанное назначение никто и никакими силами не может отменить — даже следующий президент. Таким образом, даже один назначенный судья мог изменить соотношение сил в Верховном суде на годы, если не десятилетия вперед.

Сейчас соотношение консервативных и либеральных судей было пять к четырем. Но было известно, что один из консерваторов тяжело болен и вот-вот уйдет…

— Что именно?

— Многое. Многое. Сейчас уже так не получается.

— Ради Бога, Тим, ты посмотри на дело. Этот подонок…

— Это для нас он подонок. А для них, — может быть, герой.

Пичаи тряхнул своего друга за плечо.

— Эй! Да что с тобой?!

— Ничего.

…

— Ты давно был за пределами Вашингтона? Вообще крупных городов. Не в Кейп-Код или Мартас-Виньярд[20], а в стране…

— Ну?

— Я был у себя дома пару месяцев назад. В своем настоящем доме. И знаешь, что я там увидел?

— Ну? Ну?

— Там у людей нет работы. Там остановились заводы. Там варят мет. Там на стенах — надписи мексиканских, колумбийских и бог знает еще каких банд.

— И что? Что не так? Этот… Ла Бонт просто навел порядок в своем округе.

— Навел порядок?!

— Да, навел порядок.

Пичаи заговорил тихо и озлоблено:

— Ты что несешь? Ты что несешь, твою мать? Ты помнишь комунну? Помнишь, как фермеры пришли к нам с ружьями? Они тоже пришли — наводить порядок. Никто из нас к ним и близко не подходил. Просто в их долбанных, неделями не мытых головах было свое понимание порядка — и они готовы были вложить его нам дробью!

— Они — народ.

— Что?

— Народ Соединенных штатов. Которому мы служим. И который хочет, чтобы в стране был порядок. Чтобы можно было выйти на улицу, не опасаясь, что тебя похитят, изнасилуют, убьют. Если для этого надо отправить пару десятков человек на смерть — пусть. Это их выбор.

Пичаи откинулся на сидении.

— Я тебя не узнаю.

— Просто я повзрослел, друг. А ты?

…

— Мы, здесь, в этих федеральных зданиях — служим американскому народу. Так мы говорим. Но по факту — мы думаем, что лучше знаем, что нужно народу, чем сам народ. Какое долбанное высокомерие!

— И что же ему нужно, по-твоему?

— Правосудие. Быстрое и решительное. Библейское.

— Даже так…

— Скажи, во сколько лет ты ушел из дома? В шестнадцать? Ты же никогда не знал своих родителей, простых людей, ты их просто презирал. А должен был почитать.

— А во сколько лет сбежал ты?

— Между нами есть разница. Я вернулся.

Пичаи устало махнул рукой.

— Я никогда не думал…

— Можешь вернуться и ты.

— О чем это ты?

— Да так.

Пичаи забрал папку.

— Хорошо, обойдусь.

— Послушай.

— Нет, это ты послушай. После того, как те фермеры разгромили нашу комуну, мы с Лиз сбежали. Добрались до Индии. Знаешь, мы там встретили одного парня. Он чудом остался цел. А вот другие нет — их убили красные кхмеры.

— Лаос…

— Он самый. И знаешь. Он многое мне порассказал про этот простой народ. Как его отправили в лагерь только потому, что он закончил школу и умел читать и писать. А после ударили мотыгой по голове. Палач устал — потому то он и остался жив.

…

— Я не служу американскому народу, черт бы его побрал. Я служу идее республики, как лучшему из того, что удалось придумать. И это важнее чем то, что черт побери хочет «сикс-пак Джо», понял?

США. Аризона. 11 марта 2023 года

Есть одно правило… никогда не проходи мимо зла. Его по-другому сформулировал Высоцкий…

Если мяса с ножа

Ты не ел ни куска,

Если pуки сложа

Наблюдал свысока,

И в боpьбу не вступил

С подлецом, с палачом,

Значит, в жизни ты был

Ни пpи чем, ни при чем…

Ни при чем!

Граждане совка — на самом деле трусливы, и их «вступление в борьбу» обычно означает бурчание на кухне, анонимку или звонок в милицию, что вот тут шумят, а вон там кричат и, может быть, там убивают кого. Эту породу людей — наглых, но трусливых — вырастило советское государство, сделав все, чтобы уничтожить в людях способность самостоятельно делать что-то. Одним из таких ходов был запрет на личное огнестрельное оружие… Советская власть так боялась любых поступков ее граждан, что додумалась запретить даже каратэ. В результате, когда уже государство и общество нуждалось в защите — новая поросль граждан, с бахвальством прозванная «советский народ», просто просидела дома и никак не защитила растаскиваемую на куски страну. Морщась, схавала то, что ей предложили на ужин. Так что Советский союз заслужил свою судьбу. Более чем.

Только попав сюда, понимаешь, насколько же убог был мир, построенный советским человеком. Имея первую по территории страну мира, мы строили какие-то жуткие курятники с тонкими стенами и узкими коридорами. Имея в предках победителей Наполеона и Гитлера — мы убого спивались, пахали с восьми до пяти, стояли в очереди за синими птицами и смотрели какие-то идиотские «комедии ни о чем» —