Шуры-муры - Барбара Маккафферти

— Хаскелл, это только собьет с толку правосудие. Ведь мы оба знаем, что я этого не могла сделать, так почему бы не…

— Мейдин, я не хочу больше об этом разговаривать…

— Но, Хаскелл…

И до приезда шерифа человек, который не хотел разговаривать о носовых платках, сказал о них больше, чем за всю предыдущую жизнь. Странно, не правда ли?

На все мои вопросы типа:

— Как по-вашему, кому была выгодна смерть Дуайта?

Мейдин отвечала:

— Мне известно лишь то, что я не виновата, и этот платок только наведет на неправильный след, вот и все. Теперь, Хаскелл, если бы вы могли просто…

И так далее в том же роде.

Когда по гравию зашуршали шины подъехавших, Мейдин умудрилась ещё раз напомнить мне, что я частный детектив.

Я злобно бросился открывать двери.

Вид у Верджила всегда не слишком веселый, но он появился на пороге, на лице у него было написано невыносимое горе.

На шерифе была, как всегда, коричневая мятая форма, но торчащая во все стороны шевелюра «соль с перцем» выдавала, что беднягу вытащили из постели. О поспешных сборах в темноте говорила и незастегнутая пуговица на выпирающем, как пивной бочонок, животе. Рубаха в этом месте разъехалась, и в прореху выглядывала белая майка.

Я решил, что не стоит на этом заострять его внимание.

За шерифом по пятам следовал Гораций Меримен, помощник окружного следователя и хозяин частного похоронного бюро, единственного в Пиджин-Форке. Мне всегда становилось не по себе, оттого что один и тот же человек сначала должен засвидетельствовать твою смерть, а после получить доход от твоих похорон. Но кроме меня это, похоже, никого больше не смущало.

Это худой, невысокий человечек с тонкими усиками, как будто нарисованными. Думаю, Гораций не набирает лишнего веса потому, что всегда в движении. Сейчас, поспешно семеня за шерифом, он поправлял воротник черного костюма, в котором вынужден ходить сотрудник похоронного бюро, теребил ручку медицинского саквояжа и крутил кончики усов. Гораций делал все это одновременно и при этом умудрялся поспевать за Верджилом, который двигался к дому хорошей рысью.

За Горацием шли заместители шерифа, близнецы Фред и Джеб Гантерманы. При своем двухметровом росте и весе килограмм по сто десять каждый, Гантерманы в здешних местах больше прославились своими мышцами, чем мозгами. На той самой Крейтонской ярмарке, где Долговязый, — помните, в аптеке? — выиграл соревнование по исполнению тирольских песен, близнецы устроили между собой конкурс — кто выше поднимет трактор за передок. Завершилось это волнующее зрелище как большинство их споров — вничью.

Земля глухо «бумкала», отзываясь на могучие шаги братьев-близнецов. Я часто наблюдал эту картину — Гантерманы идут за Верджилом. И каждый раз, как Верджил останавливался, братья на него натыкались. Однажды чуть не раздавили. Жутковато было за ними наблюдать.

Но они эту проблему разрешили. Они перестали ходить за ним парой, а стали двигаться друг за другом. Не могу сказать, кто где — я их не различаю. Теперь, видя, что шериф замыслил остановиться, тот близнец, который впереди, начинал мотать во все стороны длиннющими руками, подавая сигналы тому, который позади, дабы предотвратить столкновение.

Верджил ещё не раскусил, как гениально близнецы решили проблему наскакивания на шефа, но явно заприметил, что за спиной у него в последнее время происходит что-то странное. Он только не понимал, что именно.

По дороге к дому Верджил и Гораций дважды резко оборачивались, но близнецы успевали опустить свои огромные махающие руки вдоль тела. Вместе с этим они одаривали Верджила и Горация самыми ужасающими улыбками, которые мне доводилось замечать на людских лицах.

Наверное, и шериф, и следователь были со мной солидарны в том, что улыбки у близнецов зверские, потому что наткнувшись на них во второй раз, больше не оглядывались.

И хотя контролер столкновения жестикулировал самый диким образом, Верджил и Гораций смотрели прямо перед собой. Но я заметил, что шериф помрачнел ещё больше.

А я-то думал, больше уже некуда.

Лицо его не выразило особой радости, когда он увидел меня в дверях.

— Хаскелл, — буркнул он.

В наших краях назвать человека по имени — все равно что поздороваться.

— Верджил, — я постарался попасть в тон шерифу.

Вот и все, что мы успели друг другу сказать.

Мейдин оттолкнула меня и бросилась прямиком к Верджилу.

— О-о-о-о, шериффф, — простонала она театрально. — Это… это Дуайт! Мой бедный, дорогой муженек!

Я прямо рот открыл. Быстро она вошла в образ. Да и Дуайт претерпел удивительную трансформацию — из засранца в дорогого муженька. Не слишком ли молниеносно для человека в его состоянии? Но самое удивительное, что Мейдин даже не упомянула о своем носовом платке. Хотя сейчас он, кажется, как раз ей пригодился бы. Слезы богатыми ручьями лились по её щекам и бесцеремонно орошали пушистую пупсикову головку.

Думаю, ни один мужчина в мире не знает, что делать, когда женщина начинает изливать потоки слез. И Верджил не был исключением. В ту секунду, как Мейдин приступила к поливным работам, кровь отлила от щек храброго шерифа, глаза вылезли из орбит, и он поспешно отступил на пару шагов.

Но сразу осознал, что негоже блюстителю закона в панике бежать от убитой горем ближайшей родственницы покойного, и остановился, как вкопанный. Он стоял, прямой, как палка, на негнущихся ногах, с таким выражением лица, будто ему иголки под ногти загоняют.

Мейдин с Пупсиком в руке приближалась со скоростью торнадо. Наверное, шериф понял, что она его все равно догонит, и раздумал убегать. Но поскольку остановился он слишком резко, Мейдин этого не ожидала, и наскочила на мужественную грудь Верджила. Пудель, использованный в качестве рессоры, тоненько, жалобно пискнул.

Мейдин, однако, быстро оправилась от смущения и свободной от Пупсика рукой схватила шерифа за плечо.

— О, Шериф! — прорыдала вдова, увлекая Верджила мимо меня в холл. Это ужасно! Просто кошмар! Мой бедный, бедный, бедный Дуайт! — она явно переигрывала. Три «бедный» подряд — по-моему, чересчур даже для очень плохой актрисы. Но шериф, видимо, принимал все это за чистую монету.

Хотя, конечно, все его внимание в данную минуту было сосредоточено на Пупсике. После удара о грудь шерифа пес возомнил, что перед ним враг. И рычал не переставая.

— Мне, гхм, очень жаль, — пробормотал Верджил. Может, он обращался к Мейдин, но при этом не спускал глаз с дрожащей от злобы собачонки. Для такого маленького зверя Пупсик издавал слишком много шума.

Между тем, Гораций, входивший в двери, был почти не заметен и сливался с интерьером, как и положено сотруднику похоронного бюро. Зато близнецы, ступившие в дом вслед за ним, шумели, как стадо буйволов. Стадо буйволов, забежавшее в прихожую и резко остановившееся.

Не отрывая взгляда от пуделя, Верджил произнес:

— Джеб. Фред. Стойте там.

Близнецы обменялись взглядами и хором спросили:

— Где?

Мне, вообще-то, понятно, почему им потребовалось внести ясность: ведь Верджил даже не взглянул в их сторону. Но шериф испустил тяжкий вздох.

Он был мастером испускать вздохи. Оно и понятно. Ведь он много практиковался.

— Стойте там, у двери, — внятно произнес он. — Чтобы никто не вошел. Ясно?

Теперь было, по-моему, довольно трудно не понять, но близнецы трудностей не боялись. Оба склонили головы в одну сторону, на буйволиных лицах проявилось одинаково озадаченное выражение.

— Э-мм, Шериф, так нам, что, рядом встать? — спросил ближайший к Верджилу брат.

— Или один передом, другой задом? — добавил второй.

Верджил, омываемый слезами Мейдин и овеваемый рычанием её собаки, пребывал в некоторой растерянности. Но все же повернул голову и посмотрел на близнецов. Долгим взглядом посмотрел. Очень долгим. Наверное, он до десяти досчитал, пока смотрел. Или даже до пятнадцати. Наконец откашлялся и сказал — так тихо, что его едва можно было расслышать за пупсиковым рычанием.

— Плечом к плечу.

Близнецы просветлели лицами и отправились занимать место на посту. Но не успели сделать и шага, как затормозили — одновременно, разумеется — и повернулись опять к Верджилу. А тому приходилось сейчас совсем несладко. Мейдин придвинулась к нему ещё ближе, а Пупсик перестал сомневаться, что перед ним — враг, бессовестно покусившийся на его, пупсиково, личное пространство. Он обнажил десны и предъявил все до единого бесчисленные зубки.

Я никогда ещё не видел у Верджила таких круглых глаз.

— Э-мм, Шериф? — позвал один из братьев, Джеб или Фред. Странно, что сквозь все эти рыки и всхлипывания шериф его услышал. Хотя, голосом близнецы могли бы пробивать стены. — Так нам, что, снаружи стоять или внутри?

Вы помните, что было почти два часа ночи, и на улице ощутимо подморозило. Шериф даже не стал одаривать их долгим и страдающим взглядом.